Марк Фурий Камилл

Марк Фурий Камилл
Марк Фурий Камилл

Одним из величайших граждан древней Республики был Марк Фурий Камилл, истребитель города Вей и восстановитель разоренного галлами родного города, прославленный за это римлянами, как отец отечества и второй основатель Рима, энергичный, неутомимый воин, стоявший во главе правления семь раз в качестве военного трибуна и пять в качестве диктатора, ревностный представитель патрицианских интересов.

Такой славы Марк Фурий достиг собственной силой и талантом, поскольку до него род Фуриев не отличался особым почетом и значением. Впервые молодой Фурий отличился в кровопролитном сражении 431 года до н.э. на Алгиде между римлянами и эквами с вольсками — впереди войска Фурий с неприятельским копьем в боку ринулся в середину войска противника и обратил всех в бегство. С тех пор он стал получать одно почетное звание за другим вплоть до должности цензора занимаемой только лицами, пользовавшимися общим уважением и доверием.

Военную деятельность в значительных масштабах Камилл начал в то время, когда Рим предпринял войну на уничтожение против Вей. Из этрусских городов Вейи находились ближе всех к Риму, часах в пяти, и потому этот город всегда был на переднем крае борьбы этрусков с городами Лация, оплотом которых был Рим. Вейи лежали к северу от Тибра, на крутом и обрывистом со всех сторон возвышении, между двумя ручьями. Это был один из обширнейших и могущественнейших городов Этрурии с высокими и прочными стенами. Он был не меньше Рима по размерам и, вероятно, по населению. Красотой же общественных и частных построек он далеко превосходил Рим. Окруженный плодородными землями, этот город обладал огромными богатствами, что приучило его жителей к изнеженности и роскоши.

Рим встал во враждебные отношения с Вейями с первых дней своего существования. Уже Ромул вел войну с этим городом. Остальные цари следовали его примеру. После изгнания царей Вейи дали приют и поддержку Тарквинию, и честный мир уже редко существовал между этими двумя городами. Риму приходилось страдать чаще, чем Вейям. Вскоре после падения Фабиев было заключено перемирие на 400 месяцев (474 год до н.э.) и римляне добились восстановления той территории, которая была отнята у них Порсенной. По истечении этого перемирия война разгорелась снова (445 год до н.э.). На первых порах она ограничилась набегами и взаимным опустошением владений. Более ожесточенной борьба стала после того, как город Фидены, будучи важным опорным пунктом, перешел в руки римлян. Подстрекаемые вейским царем Толумнием, жители Фиден напали на римский гарнизон, убили посланников и признали верховную власть Толумния.

вейи2
Вейи

Толумний пал в битве от руки консула Корнелия Косса, а город Фидены был взят и разрушен (426 год до н.э.). Вейи заключили перемирие на 200 месяцев. К этому времени могущество этрусков, бывших главнейшим народом Италии как на суше, так и на море, уже приближалось к упадку. Их господство было уничтожено греками Сицилии и Нижней Италии. На севере галлы отняли у них богатую равнину реки По с ее восемнадцатью городами. На юге самниты завладели их колониями в Кампании, а затем и Рим во главе Лация стал действовать более энергично. По истечении перемирия в 405 году римляне взялись за оружие с целью уничтожить Вейи. После десятилетней осады Вейи были взяты. Для этого потребовалась, конечно, особенная энергия и настойчивость, и весьма вероятно, что немалое влияние на твердость римлян в этой борьбе оказал геройский дух Камилла, игравшего в продолжение этих десяти лет (405-396 года до н.э.) значительную роль, бывшего три раза военным трибуном и избранного наконец в диктаторы.

В 402 году, когда он в первый раз вступил в должность военного трибуна, Вейи по его приказанию были окружены укреплениями, одни из которых были обращены против самого города, а другие предназначались для защиты от нападения извне. В этих укреплениях римское войско оставалось без перерыва зимой и летом – первый пример такого рода в римской истории, так как до сих пор совершались только кратковременные летние походы. Для защиты от зимней непогоды в укреплениях строили глиняные шалаши. Вейянцы поняли, что дело идет об уничтожении их города, и защищались отчаянно при поддержке капенцев и фалисков, напавших на римский лагерь извне. Эти последние были жестоко наказаны Камиллом во время его второго и третьего военного трибунства (400 и 397 года). Он вторгся в их владения, забрал огромную добычу и опустошил территорию.

Шел десятый год осады, а римляне все еще не видели конца своим трудам. Более того, вследствие засады, устроенной капенцами и фалисками, военные трибуны Генуций и Тициний потерпели в этом году такое поражение, что римский лагерь уже считали погибшим, а Рим ждал появления неприятельского войска под своими стенами. Тогда римляне назначили диктатором своего величайшего полководца Камилла. Он быстро восстановил римскую военную силу, разбил капенцев и фалисков при Непете и стянул все войска к Вейям, твердо решив положить конец войне, так как знал, что таинственное условие, от которого зависела победа над Вейями, уже исполнилось.

А дело было в следующем. В 398 году, в то время как все остальные воды Италии высохли, Альбанское озеро, без всякой видимой причины, вдруг поднялось до такой высоты, что наполнило до краев жерло вулкана, в котором находилось, и даже начало изливаться в долину. В этом обстоятельстве увидели знамение судьбы, не лишенное значения. Поэтому было решено отправить посольство к Аполлону Пифийскому. Однако, прежде чем оно успело возвратиться, счастливый случай доставил римлянам другого толкователя.

альбанское озеро
Альбанское озеро

Один престарелый вейянец подошел однажды к часовым обоих враждебных лагерей и издеваясь над тщетными усилиями римлян, объявил пророческим тоном, что римлянам не завладеть Вейями до тех пор, пока из Альбанского озера не вытечет вода. Эти слова, распространившиеся по римскому лагерю, подвигли одного центуриона основательно разведать тайну. Под предлогом желания посоветоваться с этим прорицателем относительно явившегося ему знамения он выманил того за стены города, схватил на руки и на виду у всех принес в римский лагерь. Перевезенный в Рим, неосторожный прорицатель был вынужден открыть перед сенатом предопределение, написанное в вейянских книгах судьбы и состоявшее в следующем: пока Альбанское озеро будет переполнено водой, Вейи не могут быть завоеваны; если эти воды, выступив из своих берегов, достигнут моря, Рим погибнет; если же их отведут так, чтобы они до моря не дошли, то римляне одержат победу над Вейями.

Вскоре после этого вернулось из Дельф посольство с ответом Аполлона, который оказался одинаковым с заявлением этрусского жреца и в котором повелевалось восстановить древнее богослужение, находившееся у римлян в забвении, и возвратить ему подобающий почет Получив этот ответ, римляне догадались, что богослужением, о котором шла речь, были латинские праздники, связанные с жертвоприношениями на Альбанской горе, чествование которых совершалось ненадлежащим образом из-за распоряжения неправильно избранных трибунов. Эта оплошность была тут же исправлена, после чего началось тяжелое дело отвода воды из Альбанского озера. Под верхним краем кратера прокопали яму в 342 фута глубиной, потом сквозь затвердевшую лаву провели канал в 6 футов высотой, 4 шириной и 4000 длиной. На выходе из этой галереи устроили сводчатый резервуар, из которого вода стекала в равнину пятью различными струями и, благодаря такому разделению, не достигала моря. Окончание этого колоссального сооружения, которое, подобно римским клоакам, до сих пор вызывает удивление путешественников, относится уже к началу 396 году.

вейи3
Вейи. Терракотовый фриз с антефиксами. Конец 6 века до н.э. Национальный Этрусский Музей. Рим

С восстановлением латинских праздников и окончанием работ на Альбанском озере судьба Вей была решена. Диктатор Камилл приказал теснее сдвинуть укрепления и снова окружил город со всех сторон. По его же распоряжению начали копать подземный ход в город до храма Юноны в крепости. Работа продолжалась день и ночь без перерыва, так как рабочие, разделенные на шесть групп, сменялись каждые шесть часов. Скоро ход был доведен до конца. Оставалось только пробить пол храма. Не сомневаясь более в победе, диктатор обратился в сенат с запросом, как распорядиться богатой добычей после завоевания города. Сенат отвечал, что ее следует отдать войску. Кроме того, в Риме было объявлено, что тот, кто хочет получить долю этой добычи, должен идти к диктатору в лагерь. По этой причине к Вейям отправилось множество народа, усилившее собой численный состав войска.

юнона
Юнона

Диктатор закончил приготовления к окончательному штурму. Но прежде чем нанести его, он произнес в присутствии всего войска молитву: «Под твоим предводительством, Пифийский Аполлон, и влекомый твоим божественным духом приступаю я к разрушению города Вей и даю обет принести в дар тебе десятую часть добычи. И тебя, царица Юнона, в настоящую минуту обитаемая в Вейях, молю я последовать за нами, победителями в наш город, который скоро сделается и твоим, так как тебя примет опять в свои стены достойный твоего Beличия храм!» После этих слов войска бросились со всех сторон к городу и громкими криками вызвали испуганных жителей на стены. В это же время отряд избранных воинов двинулся подземным ходом и очутился в храме Юноны в крепости. Вейянцы, занятые отражением приступа на стенах, не подозревали, что римляне находятся в самом центре города — они заметили это только тогда, когда неприятель ворвался в город и зажег дома с крыш которых женщины и рабы кидали в него камнями и черепицей.

Скоро весь город огласился криками нападающих римлян и осажденных вейянцев. После долгой резни битва стала ослабевать, и герольд возвестил приказание диктатора пощадить невооруженных. Кровопролитие прекратилось. Те, кто остались в живых, сдались, и солдаты, с разрешения диктатора, принялись за грабеж. Когда же диктатор увидел, что добыча оказалась гораздо значительней, чем он рассчитывал, он воздел руки к небу с молитвой: если такое счастье, выпавшее на долю ему лично и римскому народу, кажется слишком великим кому-нибудь из богов или людей то пусть бы все это обошлось для римлян тем, что они обогатились бы из-за этой зависти возможно меньшим способом. Но произнеся эту молитву, он нечаянно поскользнулся и упал, и на это обстоятельство впоследствии посмотрели как на предзнаменование кары, постигшей Марка Фурия Камилла, и завоевания Рима галлами.

День завоевания прошел в резне и грабеже. На следующий день диктатор продал пленных, и вырученные деньги, не без ропота народа, были переданы в государственное казначейство. Потом, когда из города было наконец вынесено все принадлежащее людям, приступили к изъятию вещей, посвященных богам, и самих богов. Отборному отряду было поручено перевезти в Рим статую Юноны. Статую без труда сняли с пьедестала и перевезли в Рим, на Авентинский холм, где четыре года спустя Камилл построил храм в честь этой богини. «Такой конец постиг Вейи, один из могущественнейших городов Этрурии, который доказал свое величие даже своей погибелью, ибо если после осады, длившейся десять лет и десять зим, – причем он причинил неприятелю гораздо больше вреда, чем потерпел сам, – он наконец пал, то завоевание его было следствием не осады, а священнодействий» (Ливий).

Весть о завоевании Вей вызвала в Риме неописуемый восторг. Сенат приказал праздновать победу четыре дня. Триумфальное вступление Камилла в Рим ознаменовалось невиданной до сих пор торжественностью. Он въехал в Капитолий на колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, и торжественно сложил с себя диктатуру.

триумф камилла
Триумф Камилла. Франческо Сальвиати. Сцены из жизни Фурия Камилла. Фрагмент

Но белые кони показались гражданам проявлением чрезмерного тщеславия со стороны победителя. «Он хочет – говорили они, – поставить себя наравне с богами; только Юпитеру и солнцу прилична такая упряжка». Еще большее раздражение в согражданах Камилл вызвал объявлением того, что до завоевания Вей он дал обет принести в дар Аполлону десятую часть добычи и что народ должен оплатить этот священный долг. Объяви он это раньше, отделить десятую часть от награбленного было бы нетрудно, но теперь большинство участвовавших в дележе уже истратило свою долю, и возвращение даже такой малой части добычи оказалось почти невозможным. Граждане увидели в этом поступке Камилла только предлог к уменьшению доставшейся им части завоеванного имущества. Так как о возращении всей добычи для отделения от нее десятой доли нечего было и думать, верховные жрецы приказали, чтобы каждый гражданин сам под присягой отдал Аполлону эту десятую часть.

После исполнения этого распоряжения Камилл объявил, что к пожертвованию следует привлечь также и город Вейи с его территорией. После осмотра и оценки государственное казначейство выделило десятую долю стоимости. На все эти суммы было решено сделать золотую кружку и принести ее в дар Аполлону. Для этого нужно было выменять медь на золото, а золота в городе было мало. Римские женщины предложили свои золотые украшения, и так было собрано восемь талантов золота. В награду за эту великодушную жертву сенат предоставил матронам почетное право ездить внутри города в экипажах. Доставка подарка была возложена на трех почетнейших граждан, которые отправились в Дельфы на богато разукрашенном корабле. Неподалеку от Сицилийского пролива липарские пираты напали на депутацию и увели корабль в Липару, но липарский стратег Тимазитей освободил его и проводил сначала в Дельфы, а потом обратно в Рим. За это сенат почтил его римским гостеприимством.

вейи план
План города Вейи

Раздражение народа против Камилла было вызвано еще одним обстоятельством, связанным с завоеванием Вей. Обширные плодородные поля вейянцев стали римской государственной собственностью, и трибуны требовали, чтобы народу было предоставлено пропорциональное участие в пользовании этими землями. Но такое требование было совсем не по нраву патрициям. Начались обсуждения. Трибун Сициний предложил, чтобы одна часть римских патрициев и плебеев переселилась в Вейи, а другая осталась в Риме, но оба города составляли бы одно нераздельное государство. Это была крайне неудачная мысль. Патриции хорошо понимали, что с исполнением этого предложения была сопряжена опасность для существования государства, и клялись, что готовы скорее умереть, чем согласиться на это. «Уже и одном городе, – говорили они, – мы не оберемся раздоров и неудовольствий; что же будет, когда их очутится два? И притом, кто же решится предпочесть победоносному Риму побежденные, покинутые богами Вейи? Никакая сила не принудит нас покинуть Ромула, божественного основателя нашего государства, для того чтобы последовать за каким нибудь Сицинием в город, на котором лежит гнев и проклятие богов!»

Плебеям же очень нравился обширный город с его прекрасными домами и великолепными полями. Споры по этому делу длились два с лишним года. Наконец наступил день общей и окончательной подачи голосов. Предложение Сициния было отвергнуто большинством в один голос. Обрадованный этой победой, сенат обнародовал на следующий день постановление об отводе всем плебеям без исключения по семи десятин принадлежавшей народу Вейи земли.

В этой долгой и упорной борьбе Камилл оставался главой и предводителем партии патрициев, постоянно высказывался очень решительно против предложения Сициния и подстрекал своих единомышленников к сопротивлению. Неудивительно поэтому, что народ ненавидел его как своего сильнейшего противника.

После падения Вейев римляне сразу обратили оружие против тех городов Этрурии, которые поддерживали Вейи в войне. Уже в 395 году капенаты, вследствие опустошения своей территории римлянами, изъявили им покорность. Фалиски сопротивлялись дольше. Против них в следующем году выступил Камилл, избранный консулом в четвертый раз. Он разбил неприятеля в одном сражении и заставил отступить за стены Фалерии. Но этот город, построенный на высоком и крутом утесе и обнесенный каменной стеной, мог долго сопротивляться врагу еще и благодаря хорошей обеспеченности боевыми и съестными припасами. Предвиделась длительная осада. Однако дело приняло благоприятный оборот быстрее, чем можно было ожидать.

Одному школьному учителю, которому аристократы города Фалерии поручали своих детей, пришла в голову изменническая мысль отдать этих детей в руки римского полководца. Он ежедневно выводил своих учеников за город для гимнастических упражнений и постепенно приучил их отходить все дальше и дальше от стен города. Наконец, он дошел с ними до римских постов и там объявил, что желает переговорить с полководцем.

Приведенный к Камиллу, изменник сказал ему, что ставит его благосклонность выше своего долга и вместе с этими мальчиками, отцы которых стоят во главе фалерианского правления, передает в руки римлян свой город. Выслушав эти слова, Камилл ужаснулся и ответил: «Ни народ, ни полководец, к которому ты, злодей, явился со своим нечестивым даром, не разделяют твоего образа мыслей. Правда, что между нами и фалисками не существует союза, какой обыкновенно заключают между собой люди; но тот союз, которым соединяет людей природа, существует и должен оставаться неразрывным. Война, как и мир, имеет свои права, и мы умеем охранять их настолько же справедливо, насколько и храбро. Мы ведем войну не с этими детьми, которых щадят даже при завоевании городов, но с людьми вооруженными, которые, не получив от нас никакого вреда или оскорбления, нападали на римский лагерь перед Вейями. Ты победил их, насколько это тебе было возможно, с помощью твоего неслыханного преступления; я же хочу одержать победу теми же римскими средствами, которые помогли мне завладеть Вейями, т. е. храбростью, окопами и оружием».

фалерии
Никола Пуссен: Марк Фурий Камилл отпускает детей Фалерии с предавшим их учителем. 1637, Париж, Лувр

После этого он велел раздеть изменника донага и связать ему на спине руки, а детей снабдил розгами и плетьми для того, чтобы они погнали его обратно в город. Как раз в это время фалиски узнали об измене учителя. Но в ту минуту, как знатные отцы и матери в отчаянии кинулись к стенам и за ворота города, дети появились перед ними, погоняя голого и связанного учителя. Весь народ радовался и дивился справедливости и великодушию Камилла. Сейчас же было созвано народное собрание, на котором решили отправить к Камиллу посольство с заявлением, что город передает свою судьбу в его руки. Камилл отправил этих посланников в римский сенат, и они обратились к нему со следующими словами: «Вы, почтенные отцы, и ваш полководец одержали над нами победу, которая не может быть осуждена ни богами, ни людьми, и мы сдаемся вам в убеждении, что под вашей властью будем жить счастливее, чем под управлением наших собственных законов. Исход этой войны представляет человеческому роду два благих примера: вы предпочли в войне честность несомненной победе, мы, тронутые этой честностью, принесли вам победу добровольно. Мы – ваши подданные. Отправьте кого хотите для принятия нашего оружия, наших заложников и нашего города, который ждет вас с открытыми воротами. Вам никогда не придется быть недовольными нашим подданством, точно так же, как нам – вашим владычеством».

Сенат предоставил определение условий мира на личное усмотрение Камилла. Последний возложил на фалисков уплату жалованья воинам за этот год, чтобы избавить от расхода римский народ, заключил с ними мир и дружественный союз и возвратился в Рим, где сенат и граждане встретили его с выражениями глубокой благодарности. В следующих, 392 и 391 годах, покорились и этрусские города Сальпинум и Вольсинии. В руках римлян оказалась уже большая часть Южной Этрурии, а после победоносных войн с южными народами – вольсками и эквами — и область от реки Лириса вверх до Циминийского леса.

Благосостояние Рима быстро росло, но вдруг, совершенно неожиданно, с севера появилась беда, которая почти уничтожила его. Это были галлы. А незадолго до этого римляне изгнали из своих стен своего величайшего гражданина, Камилла, который, возможно, был бы в состоянии отвратить этот позор. К той ненависти народа, которую он возбудил против себя гордой обстановкой своего триумфального въезда, требованием возврата добычи и сопротивлением раздачи вейентинских полей, Камилл добавил еще одну причину — в последнем походе против фалисков он тоже выдал воинам не всю отнятую у неприятеля добычу. Благодаря всем этим обстоятельствам народ быстро забыл великие заслуги Камилла и стал смотреть на него как на надменного главу эгоистов патрициев и жестокосердного притеснителя низших классов. Долго сдерживавшееся негодование прорвалось наружу. В 391 году трибун Апулей обвинил Камилла перед народным собранием в сокрытии части вейянской добычи. Как ни несправедливо было показание обвинителя, толпа была до такой степени раздражена против Камилла, что об оправдании его нечего было и думать.

камилл
Марк Фурий Камилл

В это время Камилл был в трауре по случаю смерти сына и не выходил никуда из дому. Узнав о случившемся, он позвал своих друзей и просил их не допускать, чтобы его несправедливо осудили по такому позорному обвинению. Друзья ответили, что не видят возможности защитить его перед судом, но готовы помочь ему в уплате денежного штрафа, к которому он, скорее всего, будет приговорен. Тогда разгневанный Камилл решил не дожидаться суда и уйти на чужбину. Он обнял жену и сына и вышел из дому. Дойдя до городских ворот, он остановился, обернулся и, воздев руки по направлению к Капитолию, молил богов, чтобы римляне вскоре раскаялись в его несправедливом и позорном обвинении и чтобы весь мир видел, что они нуждаются в его помощи и жаждут его возвращения. После этой молитвы он вышел из города и отправился в Ардею. На суде его заочно приговорили к денежному штрафу в 15000 ассов.

Незадолго до этого гражданин Марк Цедиций, считавшийся порядочным и честным человеком, заявил консулам, что накануне ночью он проходил по так называемой новой улице и услышал, что кто-то громко назвал его по имени. Он огляделся кругом – улица была пуста. Но тот же голос крикнул ему с нечеловеческой силой следующие слова: «Марк Цедиций, пойди рано утром к начальству и скажи, что к римлянам скоро будут в гости галлы!» Консулы посмеялись над этим известием, зная, что галлы были в это время очень далеко. Однако не прошло и года, как этот страшный народ двинулся против Рима. По словам Ливия причиной, побудившей первые толпы кельтов или, как их называли римляне, галлов, перейти через Альпы из Галлии, или Франции, в верхнюю Италию, была соблазнившая их сладость тамошних плодов и вина. С вином, зная, что оно послужит для них приманкой, познакомил их один знатный житель этрусского города Клузия, Арунс. Сделал он это с целью отомстить за тяжелое оскорбление, нанесенное ему одним из его сограждан, Лукумоном. Арунс указал галлам дорогу через Альпы и довел их до Клузия.

галл
Галл

Галлы были грубые, дикие и воинственные варвары исполинского роста, со свирепым выражением лица, длинными и косматыми волосами и огромными бородами. Мирная обработка земли своими руками казалась свободному галлу занятием постыдным — они любили кочевую пастушескую жизнь и сражения с целью грабежа. При таких наклонностях у них не могло быть и речи об установлении прочного государственного порядка. Отличительные черты их – подвижность, необузданность, отсутствие выдержки, нерасположение к порядку и дисциплине, тщеславие и хвастовство. Сражались они без шлемов и обыкновенно без пращей длинными, плохо закаленными мечами, держа в руке огромный щит, большей частью пешком, но в тех случаях, когда в деле участвовал маленький отряд – верхом. Колесницы тоже были в употреблении. Как бешеные бросались они на врага, оглашая воздух страшным ревом и воем и сопровождая эти крики оглушительными звуками бесчисленного множества рожков. Такой неприятель был совершенно новым явлением для италийских народов и при первой стычке приводил в ужас и обращал в бегство даже мужественного, испытанного в боях римлянина. Когда эти страшные варвары расположились перед стенами Клузия и стали опустошать принадлежавшие этому городу земли, его жители, испуганные массами совершенно незнакомого, невиданного народа, отправили в Рим посольство с просьбой о помощи, хотя до этого времени никогда не находились в каких бы то ни было дружеских отношениях с Римом.

Предпринимать поход в такой отдаленный город римляне не имели никакого желания, но вместо того чтобы благоразумно воздержаться от вмешательства в это дело, они отправили в Клузий посольство, которому было поручено склонить галлов к добровольному отступлению. Посольство состояло из трех Фабиев, сыновей верховного жреца Марка Фабия Амбуста, людей молодых и легкомысленных. Явившись к галлам, они передали им просьбу римского сената не нападать на людей, не сделавших им никакого зла и бывших союзниками и друзьями римского народа, и добавили, что римляне, если это окажется нужным, сумеют защитить Клузий оружием, но что они предпочитают жить с галлами в мире и согласии. В этих словах не было ничего оскорбительного или враждебного, но послы произнесли их самоуверенно и надменно. Галлы ответили, что хотя они и слышат название римлян в первый раз, но верят, что это народ храбрый, так как иначе клузийцы не обратились бы к нему с просьбой о заступничестве. «Если же, – прибавили они, – вы для защиты ваших союзников предпочитаете ходатайство посольства оружию, то и мы не отвергнем предлагаемого нам мира, если клузийцы уступят нам часть своих земель, которых у них слишком много, а не согласятся – мы сразимся с ними в вашем присутствии, чтобы вы могли засвидетельствовать дома, до какой степени галлы превосходят всех остальных людей храбростью».

Тогда римляне спросили, на основании какого права можно отнимать земли у их собственников и чего, собственно, ищут галлы в Этрурии? «Наше право, – надменно отвечали галлы, – в нашем оружии; храбрым людям принадлежит мир». За этим последовала схватка между галлами и клузийцами. Римские послы, побуждаемые негодованием против пришельцев-варваров и своей воинственностью, имели неосторожность, вопреки началам международного права, встать в ряды клузийцев. Квинт Фабий, налетел на одного из галльских предводителей и пронзил того копьем. В ту минуту, когда он снимал с убитого вооружение, галлы узнали его и тут же прекратили сражение. Это нарушение международного права так рассердило их, что многие рвались немедленно двинуться к Риму и отомстить, но старейшие настояли на предварительной отправке в Рим посольства с требованием выдачи Фабиев. Послами были выбраны самые рослые люди из всего войска.

Сенат не одобрил поступка Фабиев и нашел требование галлов справедливым, но тем не менее не мог решиться отдать членов такого знатного рода на произвол жестокости варваров. Поэтому он предоставил решение дела народу. Народ отказал в выдаче и даже избрал трех Фабиев консулами-трибунами на следующий год. Галлам ответили, что, пока римлянин занимает такую должность, личность его неприкосновенна и что они могут вернуться через год, если их негодование еще не уляжется. Такая насмешка привела галлов в бешенство, и 70000 войско тотчас же выступило против Рима. Со своей обычной быстротой они спустились по левому берегу Тибра до речки Аллии, в одиннадцати милях от Рима. Здесь их встретило римское войско в количестве 40000 человек. Разбивать лагерь было уже некогда. Ядро римской армии, 24000 человек, заняло место на равнине между Тибром и расположенными справа от него возвышенностями, аостальная часть поместилась на этих возвышенностях. Галлы не вступили в бой с главными римскими силами, утвердившимися на равнине, а кинулись на войска, стоявшие на высотах. Со страшным воем, в оглушительном визжании рожков, рубя направо и налево длинными мечами, они ворвались в неприятельские ряды такими массами и так бешено, что римляне, не привыкшие к подобному нападению, пришли в ужас и обратились в бегство. Они кинулись на равнину и увлекли за собой стоявшие там войска. Галлы неслись за ними и прогнали большую часть войска к Тибру, тогда как менее значительные отряды скрылись в соседнем лесу или бежали по большой дороге к Риму. Ужас беглецов был так велик, что задние ряды наступали на передние, и наконец вся масса бросилась в Тибр, где многие утонули от тяжести своего вооружения.

битва при аллииУспевшие переправиться через реку бежали в опустевшие Вейи и укрылись там за городскими стенами (18 июля 390 года). Такое быстрое и полное поражение было неслыханно и римской истории. Галлы изумились такой легкой и внезапной победе. Этот римский народ, столь надменный и самоуверенный на словах, оказался до такой степени трусливым и беспомощным в битве! Сначала победители остановились, не понимая, что случилось, потом начали оглядываться, опасаясь засады, и наконец, не видя ничего враждебного, принялись за грабеж. Они рассеялись по полю сражения, сняли с убитых все, что нашли на них, отрубили им головы, нагромоздили целые горы оружия и пьянствовали всю ночь в ознаменование победы. На следующий день они двинулись против Рима. Высланные вперед всадники вернулись с известием, что все городские ворота открыты, ни перед одними нет караульного поста, а на стенах не видно ни одного вооруженного человека. Галлы, боясь засады и не решаясь ночью войти в город, снова остановились и расположились на ночлег между Римом и Анио.

Эта медлительность неприятеля была счастьем для римлян. В городе царила паника. В Рим прибежали лишь немногие из вооруженных воинов, и о его защите нечего было и думать. Когда невдалеке от городских стен раздались дикие крики и победные песни варваров, все, кто только мог владеть оружием, поспешили с женами и детьми в Капитолий, чтобы из этой крепости защищать хотя бы родных богов и имя Рима. Остальной народ направился к Яникульскому холму и оттуда рассеялся по окрестностям. Значительная часть бежала в Цере. Туда же были перенесены жрецами Квирина и девственницами-весталками вверенные их хранению святыни; остальные священные предметы зарыли в часовне недалеко от Cloaca Maxima. Старейшие сенаторы, около восьмидесяти человек, решились умереть за свой народ. Одевшись в почетное платье, эти старцы вышли на площадь, сели там в свои курульные кресла и ждали врага. Верховный жрец Марк Фабий прочел им формулу самообречения на смерть.

галл и сенатор
Бренн и сенаторы. Поль Жозеф Жамен

На следующий день галлы без всякого сопротивления прошли через Коллинские ворота в город. Улицы были пусты, дома закрыты. С тайным ужасом двигались варвары по вымершему Риму, пока не достигли площади. Здесь они увидели почтенных старцев, сидевших неподвижно в креслах, с длинными жезлами в руках. Величие, которым были проникнуты их лица, придавало им вид богов. С благоговением смотрели дикари на эти неподвижные фигуры, сомневаясь – живые ли это существа или изваяние из камня. Наконец один галл подошел к Марку Папириусу и погладил его длинную седую бороду, старик рассердился и ударил дерзкого по голове своим жезлом из слоновой кости. Галл тотчас же зарубил его, а вслед за тем варвары бросились на остальных и умертвили их на месте. После этого они разбрелись по городу, стали врываться в дома, грабить и жечь их. Скоро пожар вспыхнул в разных частях города, а через несколько дней весь Рим представлял собой груду пепла, за исключением нескольких домов, в которых временно поселились предводители галлов.

Покончив с домами, галлы взялись за крепость и Капитолий. Они пошли на штурм, но были отбиты с таким кровопролитием, что не решились сделать вторую попытку и решили принудить крепость к сдаче посредством голода. Однако скоро осаждающим пришлось хуже, чем осажденным. Увлеченные жаждой разрушения, они вместе с домами сожгли и весь запас хлеба, находившийся в городе, а хлеб из деревень римляне ранее перевезли в Вейи. В результате в многочисленном галльском войске скоро начался голод, а с ним появились болезни и лихорадки, вызванные не только недостатком пищи, но и палящим зноем, к которому галлы не привыкли и от которого им негде было укрыться в разрушенном и сожженном городе.

Тогда галлы разделились на две части — одна продолжала держать в осаде крепость, а другая совершала набеги на соседние народы, грабила их и доставляла съестные припасы своим товарищам. Один из таких отрядов появился и перед Ардеей, где жил в изгнании Камилл. Услышав, что жители Ардеи, испуганные приближением неприятеля, поспешно собирались на общее совещание, Камилл явился в их собрание и предложил смелый подвиг. Как только наступила ночь, все они под предводительством Камилла бросились на неприятельский лагерь, в котором воины лежали пьяные, в беспорядке, не ожидая нападения. О правильном сражении не могло быть и речи – началась резня. Полусонные галлы были изрублены на куски, а те, что находились в самом дальнем конце лагеря, бросились в бегство и оставили всю награбленную добычу в руках победителей. Часть беглецов достигла пределов Анция, но была истреблена жителями этого города.

Подобное же поражение потерпели этруски перед Вейями, где за это время успело собраться довольно много римлян. Этруски воспользовались бедствием Рима, чтобы отомстить ему за прежние поражения. Они вторглись в Римскую область, ограбили ее и собрались с добычей перед Вейями, чтобы напасть на этот город. Римляне, видя, что даже этруски, из-за которых они и навлекли на себя войну с галлами, издеваются над их бедствием, вознегодовали и решили наказать дерзких. Они избрали себе в предводители Цедиция и ночью напали на этрусков, из которых остались в живых лишь немногие. Этот удачный подвиг поднял дух вейянских римлян, сила которых ежедневно возрастала из-за постоянного прилива вооруженных людей из Лация. Им казалось, что наступило время вырвать Рим из рук неприятеля. Но для этого недоставало такого предводителя, какой был нужен в столь важных обстоятельствах. Тогда они вспомнили о Камилле и решили призвать его из Ардеи испросив разрешения у римского сената. Отважный юноша по имени Понтий Коминий принял на себя это поручение. Он проплыл ночью по Тибру и, обманув бдительность галльских часовых, взобрался у Карментальских ворот вверх по крутому утесу, был приведен к сенаторам и объявил цель своего прибытия. Сенаторы разрешили призвать Камилла и назначить его диктатором, что и было исполнено немедленно по возвращении Коминия в Вейи.

гусиПока готовилось войско в Вейях, римская крепость и Капитолий оказались в большой опасности. Галлы обнаружили на утесе следы ног Коминия и в следующую ночь попытались проникнуть в крепость тем же путем. Один невооруженный полез вперед, следующий подал ему оружие и вскарабкался сам так же, как первый. Таким образом, помогая друг другу, все они постепенно добрались до вершины так удачно, что ни один из часовых не заметил этого. Даже собаки остались спокойны. Но гуси, содержавшиеся в храме Юноны, услышали приближение посторонних и зашумели. Их крики и хлопанье крыльев разбудили Марка Манлия, известного воина, бывшего за три года до того консулом. Он вскочил, схватился за оружие, поднял на ноги всех находившихся в Капитолии и поспешил туда, где подозревал опасность. Сильным ударом меча он быстро сбросил галла уже стоявшего наверху утеса. Тот в падении увлек за собой стоявших ближе к нему. Остальные же, еще карабкавшиеся вверх, были отброшены стрелами и камнями. Так совершилось спасение Капитолия. Оплошных часовых на следующий день сбросили с утеса. Спасителя Манлия воины почтили тем, что каждый из них принес в его дом, находившийся в крепости, полфунта хлеба и четверик вина — подарок незначительный, но при том недостатке в съестных припасах бывший прекрасным доказательством благодарности. К этому же событию относят происхождение своеобразного римского обычая, состоявшего в том, что ежегодно, в известный день, по улицам торжественно проносили распятую на кресте собаку и великолепно убранного гуся, для того чтобы воздать честь гусям, спасителям Капитолия, и наказать собак, забывших свою обязанность.

Самым мучительным для римлян в осаде был голод. Осажденные уже употребили в пищу кожу своих щитов и подошв, а помощь из Вей так и не показывалась. Но и галлы не меньше страдали от голода и болезней, и долгая изнурительная осада наконец сильно утомила их. Они предложили римлянам переговоры. Чтобы обмануть галлов римляне разбросали большое количество хлебов, будто бы от избытка у себя съестных припасов, и галлы решили наконец заключить мирный договор. Условия его, однако, оказались довольно тяжелыми для римлян — за отступление неприятеля они должны были заплатить тысячу фунтов золота. К тому же победители стали взвешивать это золото на фальшивых весах. Консул-трибун, Квинт Сульпиций, предводительствовавший римлянами при Аллии, а теперь заключающий договор, возмутился этой несправедливостью. Тогда Бренн, вождь галлов, надменно бросил на весы еще и свой меч и воскликнул: «Горе побежденным!»

«Но, – говорит Ливий, – боги и люди отвратили от римлян позорную участь – жить откупившимися золотом людьми. Еще не окончилось взвешивание, как Камилл появился в Риме в сопровождении своего войска и объявил договор недействительным, на том основании, что право заключать договоры от имени государства принадлежало исключительно ему, как диктатору. На развалинах Рима произошла схватка, в которой растерявшиеся галлы были разбиты так же легко, как римляне при Аллии. Они бросились в бегство, но во время отступления потерпели еще раз на дороге в Габии, у восьмого помильного столба от Рима, такое страшное поражение, что среди них не осталось даже ни одного человека, который мог бы возвестить другим о постигших их бедствиях». Камилл, снова спасший отечество от врагов, торжественно вступил в город, и солдаты в своих победных песнях назвали его Ромулом, отцом отечества и вторым основателем Рима.

горе побежденным
Горе побежденным!

В каком же положении находился город, куда теперь вступил триумфатор? Все дома лежали в пепле и руинах. Уцелели только храмы и большие каменные здания. Жители стали стекаться со всех сторон, но оказались лишены самого необходимого для существования – не только пищи и крова, но и домашней утвари и земледельческих орудий. Число граждан, способных носить оружие, значительно уменьшилось, а соседние народы, покоренные Римом были совсем не прочь воспользоваться беспомощностью и разорением своих победителей, чтобы вернуть себе свободу. В этом критическом положении сосредоточение высшей власти в одних руках представлялось наиболее целесообразным. Поэтому патриции просили Камилла остаться диктатором до тех пор, пока он не приведет в порядок город и государство. При этом вспомнили также о необходимости загладить грех невнимательного отношения к голосу, возвестившему нашествие галлов, и было отдано распоряжение о постройке на «новой улице» храма Локуцию, т. е. делающему словесное указание. Взятое обратно у галлов золото, вместе с другим золотом, спасенным в различных храмах, положили под креслом Юпитера в Капитолии как церковное имущество.

В это же время трибуны не переставали настаивать в народных собраниях на том, чтобы народ оставил Рим в развалинах и переселился в Вейи, где все сохранилось в целости и неприкосновенности. Народ изъявлял готовность променять Рим на Вейи уже и прежде, сразу после завоевания этого города. Теперь же это переселение устраивало его тем более, что его родной Рим представлял собой груду развалин. Но патриции во главе с Камиллом всеми силами старались воспрепятствовать этому перелому в истории развития римского государства. В речи, произнесенной перед собравшимся народом, Камилл весьма энергично убеждал граждан не оставлять родную землю, не покидать основанный с божьего соизволения город, где каждое место издавна имело свои святыни, своих богов, и успел склонить многих на свою сторону, но решительный поворот делу дала случайность, которую народ принял за проявление воли богов. В то время когда сенат в гостилиевой курии совещался об этом деле, через площадь проходила когорта, только что сменившаяся с караула. Поравнявшись с курией, начальник отряда скомандовал: «Ставь знамя здесь! Это самое лучшее место для остановки!» Услышал эти слова, сенаторы радостно выбежали на площадь и указали народу на это предзнаменование. Толпа не стала более сопротивляться и дала согласие.

Таким образом, предложение трибунов было отвергнуто, и вслед за этим во многих местах города начались постройки. Кирпич раздавался от казны, и всем было разрешено добывать камень и рубить лес где угодно, если строитель принимал на себя обязательство окончить работы в течение этого же года. Большую часть строительного материала народ, вероятно, привозил из Вейев, что сенат разрешал весьма охотно, так как разрушение этого города должно было навсегда уничтожить планы плебеев относительно переселения из Рима. Благодаря тому, что каждому хотелось как можно скорее добыть себе кров и приют, строительство велось очень поспешно — дома возводились маленькие и лепились один около другого в беспорядке. Так образовались узкие и кривые улицы. Этот неправильный и некрасивый вид Рим сохранял до времени императоров.

Нашествие галлов совершилось в 390 году до н.э.. В последующие годы соседи старались воспользоваться слабостью Рима, чтобы свергнуть с себя римское иго или вернуть свои прежние владения. Вольски, эквы и этруски, подкрепленные латинами и герниками, взялись за оружие и поставили римлян в критическое положение. Пришлось опять обратиться к Камиллу. В 389 году его снова избрали диктатором. Он выступил против вольсков, которые окружили одну из римских армий, но, узнав о приближении Камилла, поспешили огородить со всех сторон свой собственный лагерь баррикадами из деревьев. Камилл поджег эти укрепления, разбил вольсков и двинулся против эквов, которым тоже нанес поражение и отнял завоеванный ими римский город Болу.

В то время как он воевал с эквами, этруски осадили римскую колонию и крепость Сутриум. Камилл быстро пошел на помощь осажденным и появился перед Сутриумом как раз в тот момент, когда этруски завладели им и, не подозревая об опасности, грабили город. Камилл стремительно напал на них, отнял награбленную добычу и уничтожил их войско. По возвращении в Рим его почтили тремя триумфами. В последующие десять лет, в продолжение которых Камилла избирали консулом-трибуном еще три раза, к вышеупомянутым побежденным народам прибавилось еще столько новых, что владычество Рима опять утвердилось на прежнем громадном пространстве.

Для увеличения числа граждан, значительно сократившегося после галльского нашествия, сенат в 388 году предоставил римское гражданство тем жителям Вей, Капены и Фалерии, которые помогали римлянам в войнах этого и предыдущего года. Из этого нового населения составили четыре новые трибы, увеличив таким образом число триб с 21 до 25. Длинный ряд войн до и после нашествия галлов, разрушение и восстановление Рима снова повлекли за собой крайнее обеднение большинства плебеев, которому не могли помочь скудные отводы земли отдельным лицам. Запуганный и загнанный народ терпеливо переносил свою участь. В 376 году два трибуна, К. Лициний Столон и Л. Секстий, снова возбудили вопрос о распределении полей и смягчении постановлений о долгах и кроме законов, относившихся к этим двум делам, предложили также в интересах плебеев третий – о высшей государственной должности.

Эти три законопроекта состояли в следующем: 1) Каждый римский гражданин имеет право пользоваться общественной землей, но в количестве не более 500 десятин; точно так же никто не имеет права пасти на общественных лугах больше десяти штук крупного и ста штук мелкого скота. Срок арендного пользования землей определяется пятилетний, и плата за него идет на жалованье войскам. 2) Из сумм, составляющих частные долги, следует вычесть уже уплаченные проценты, а остальное количество долга – рассрочить на три года. 3) Избрание консулов-трибунов прекращается, а взамен того, по примеру прежнего времени, должны избираться ежегодно два консула, из которых один – непременно из плебеев.

Эти законы должны были нанести большой ущерб привилегиям и интересам патрициев, и потому патриции склонили остальных восьмерых трибунов к противодействию. Но народ десять лет кряду выбирал трибунами обоих авторов вышеупомянутых законопроектов и всеми силами поддерживал их в этом деле. Так как число протестующих трибунов с каждым годом уменьшалось и патриции все больше и больше лишались надежды на успех, в 368 году они прибегли к последнему и крайнему средству: восстановили должность диктатора и избрали на нее испытанного защитника своей партии, Камилла, которому в это время было уже около восьмидесяти лет. Несмотря на преклонный возраст, Камилл очень энергично принялся за дело. В тот самый день, когда трибуны рассчитывали наконец провести законы, за которые они ратовали столько лет, он объявил набор в войско и под угрозой строгих наказаний отозвал народ с площади на Марсово поле. Тогда трибуны, в свою очередь, пригрозили ему крупным денежным штрафом, если он не перестанет отстранять народ от подачи голосов.

претор
Претор

На этот раз диктатор испугался. Он удалился в свой дом и через несколько дней под предлогом болезни сложил с себя диктатуру. Вероятно, ему стало ясно, что всякое сопротивление воле народа бесполезно, и стал с этих пор советовать патрициям уступить. Но они все еще стояли на своем и назначили диктатором Манлия. Его противодействие так же не привело ни к чему, и предложения Лициния, после десятилетней борьбы, наконец получили силу закона. Л. Секстий, плебей, был избран на 366 год консулом. Но так как патриции отказывались утвердить выбор новых консулов и этим открыли перспективу новых и долгих споров, то Камилл вмешался в дело и устроил соглашение, по которому судебная власть была отделена от должности консула и возложена на особого чиновника из патрициев. Так возникла претура. Претор был до некоторой степени третим консулом, занимавшимся судопроизводством и в отсутствие консулов исполнявших их должность. Этой своевременной уступкой старик Камилл оказал новую большую услугу государству, которое он спасал уже столько раз. Установление мира между обоими сословиями было его последним политическим делом. А незадолго до того, в 367 году, когда Риму снова грозило нашествие галлов, он был в пятый раз избран диктатором и в этом звании одержал над галлами в Альбанской области блистательную победу.

В 365 году Камилл умер от моровой язвы, и смерть его была для государства очень тяжелой утратой. «Ибо этот человек был действительно незаменим во всяком положении; уже до своего изгнания первый в войне и мире, он стал еще выше после этой ссылки, потому ли что с ним так несправедливо поступило государство, которое, очутившись потом в руках неприятеля, обратилось к изгнаннику с мольбой о спасении, или потому, что на его долю выпало счастье – вместе с собственным возвращением в родной город возвратить этому городу и прежнее благосостояние, И в следующие за тем двадцать пять лет (так долго после того прожил он еще на свете) удерживался он на высоте, на которую поставила его столь высокая слава, и признавался всеми за человека, заслуживавшего имя второго основателя Рима» (Ливий).

0

Автор публикации

не в сети 9 месяцев

Dmitry

0
Комментарии: 14Публикации: 431Регистрация: 23-01-2016

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Генерация пароля