Гай Фабриций – наиболее известная личность среди римлян в период войны с Пирром. Римляне в своих рассказах противопоставляли его, как представителя всех римских добродетелей той эпохи, первому чужеземному царю, с которым они мерялись силами, даровитейшему представителю тогдашнего греческого мира. Фабриций был по происхождению герник, вероятно, из города Алатрия, который в 306 году, при восстании герников, остался верен римлянам вместе с другими двумя городами и поэтому сохранил все гражданские права, тогда как остальным герникам было оставлено только пассивное право гражданства. Видимо, вскоре после этого он переселился в Рим, где, благодаря своим талантам, честности характера и заботам о благе и величии государства, сделался одним из наиболее выдающихся граждан и достиг высших государственных должностей. Однако, это не помешало ему остаться бедным и сохранить простоту и строгость нравов своей родины.
Уже до появления Пирра в Италии Фабриций играл в Риме важную роль. В 284 году луканы, тарентинцы и другие города и народы в Южной Италии подняли восстание, чтобы вместе с этрусками, умбрами и галлами уничтожить ненавистный им Рим. Тогда Рим, встревоженный этим движением, отправил Фабриция в качестве посланника к союзным городам для предостережения их от пагубных действий. Но союзники удержали Фабриция в плену с целью добиться возвращения своих заложников. Вскоре началась война. Каким образом Фабриций получил свободу неизвестно, но в 282 году он уже сражался в звании консула с самнитами, луканами и бреттийцами.
Многочисленное войско союзных народов осадило город Турии, примкнувший к Риму для спасения себя от нападений соседей. Фабриций выдвинулся туда. Когда римские солдаты увидели перед собой неприятельскую армию, значительно превосходившую их численностью, им стало страшно, и они не решились вступить в битву. И тут один юноша необыкновенного роста возвысил голос для возбуждения храбрости в войске, схватил лестницу, пробился сквозь ряды противника к укрепленному лагерю и взобрался на стену. Отсюда он стал энергично звать к себе римлян. С дикой яростью бросились они на оробевшего врага и положили на месте 20000 человек. 5000 человек, в том числе предводитель армии, Статилий, были взяты в плен.
На следующий день, при раздаче наград, мужественный великан-юноша, которому римляне были обязаны победой, не явился для получения своего венка из рук консула. Из этого обстоятельства заключили, что то был бог Марс, явившийся на помощь своему народу. Такое предположение подтверждалось еще и тем, что его шлем был украшен двумя султанами, как на статуях этого бога. Фабриций тут же приказал совершить благодарственное празднество в честь Марса. Город Турии был освобожден, и благодарные жители почтили консула статуей, которую они воздвигли в Риме. После этого главного подвига Фабриций одержал еще много побед над самнитами, бреттийцами и луканами, завоевал и разрушил многие города, разорил большое количество деревень и собрал такую богатую добычу, что оказалось возможным не только одарить войско самым щедрым образом и заплатить за граждан военную подать того года, но и внести в государственную кассу 400 талантов. Заслуги полководца были награждены блестящим триумфом.
В этом походе Фабриций прошел весь Бруций до самого Регия и для защиты последнего оставил там кампанский легион под начальством Деция Юбеллия. Этот легион скоро отпал от Рима, умертвил жителей Регия и целых десять лет занимался грабежами и разбоями. Город Турии в следующем году перешел в руки тарентинцев.
В битве при Гераклее Фабриций сражался в качестве легата. Нанесенное римлянам поражение не привело их в уныние. По словам Фабриция Пирр победил не римлян, а только полководца Левина. Зимой, последовавшей за походами 280 года, после непринятия римлянами предложения Кинея о мире, они отправили к Пирру посольство, добиваясь выдачи пленных. Для достойного представления римского имени перед греческим царем были избраны три почетнейших гражданина — Фабриций, спаситель Турий, Публий Корнелий Долабелл, победитель сенонов, и Квинт Эмилий Пап, покоритель войев. Пирр принял посланников с самыми высокими почестями. Чтобы защитить их от неприятностей и оскорблений, он выслал к ним на границу Тарентинской области телохранителей, а у ворот своей столицы встретил их сам со своими полководцами.
Надежда на мир еще не была потеряна эпирским царем, и поэтому он постарался радушным приемом расположить посланников в свою пользу и вызвать в них готовность содействовать заключению мирного договора. Чтобы доказать свое высокое уважение к римскому народу, он освободил всех пленных, не взяв никакого выкупа. По другим источникам, он позволил пленным отправиться в Рим на праздник Сатурналий и остаться там, если сенат согласится заключить с ним мир; в противном же случае они должны были вернуться обратно. Он мог предполагать, что отпущенные на таком условии пленники и их родственники употребят все старания в пользу мира. Однако усилия их оказались бесплодны. В назначенный день все они были отправлены обратно в плен, а сенат пригрозил смертной казнью любому, кто подумал бы остаться в Риме.
Рассказ об этом посольстве изобилует многими не слишком правдоподобными подробностями, построенными на изумительном величии души Фабриция. Судя по ним, Пирр, много слышавший о честности и полководческих талантах этого человека, оказывал ему исключительный почет и старался всевозможными отличиями приобрести в свою пользу его сильное влияние. Он предложил Фабрицию в подарок большую сумму золота, отнюдь не в вознаграждение, как он выразился, «какой нибудь темной услуги, но только как доказательство его приязни и уважения». Эта попытка подкупа не удалась, и Пирр задумал победить упорство стойкого римлянина страхом. Во время одной из бесед с Фабрицием он спрятал за занавесом самого большого из своих слонов и по данному царем знаку занавес отдернули. Чудовищное животное со страшным ревом протянуло свой хобот над головой римского полководца. Фабриций остался совершенно спокойным и с улыбкой сказал Пирру: «Как вчера не соблазнили меня твои деньги, так сегодня ничего не поделает со мной твой слон!»
Однажды за обедом Кинеас рассказывал о доктрине философа Эпикура и его приверженцев — эпикурейцев, которая учила, что наслаждение жизнью есть высочайшее благо. Поэтому они воздерживались от всякого занятия государственными делами, могущего помешать приятному препровождению времени. «Я бы желал, – сказал Фабриций, – чтобы Пирр и самниты держались этого учения, пока мы ведем с ними войну». Ум и характер Фабриция ценились эпирским царем так высоко, что он просил славного римлянина содействовать ему в заключении мира, а затем переехать к нему в Эпир в качестве его первого друга и полководца. Такое предложение показывает, насколько неверное понятие имел Пирр об образе мыслей истинного римского патриота. Фабриций отвечал, что ни царю, ни его окружению не придется по сердцу его откровенность, что свою бедность он ценит выше богатств и тревожных забот единодержавного повелителя.
Летом следующего 279 года Фабриций участвовал в качестве легата в битве при Аскулуме и был ранен. В 278 году его избрали консулом вместе с Эмилием Папом, который и в первое свое консульство имел его своим товарищем. Оба они выступили против Пирра. Как только эпирский царь услышал, с какими полководцами ему предстоит иметь дело, он прервал свои военные приготовления и стал собираться в Сицилию. Когда оба консула стояли лагерем недалеко от войска Пирра, Фабрицию принесли от одного из приближенных царя письмо, в котором писавший предлагал за приличное вознаграждение отравить своего государя. Оба консула с омерзением отнеслись к такому предложению и тотчас же уведомили об этой измене царя. «Мы извещаем тебя об этом, – писали они ему, – не для того, чтобы снискать твою благодарность, но с той целью, чтобы в случае твоей смерти избежать клеветы и не навлечь на нас обвинений, что мы почувствовали себя неспособными решить войну на открытом поле битвы и потому прибегли к низкому вероломству». Прочтя это письмо, Пирр воскликнул: «Клянусь, скорее солнце сойдет со своей дороги, чем Фабриций – с пути добродетели!» Вслед за тем он подверг автора письма заслуженному наказанию, а в вознаграждение благородства Фабриция безвозмездно отпустил всех римских пленных. Но римляне, чтобы не оставаться в долгу у неприятеля, освободили такое же количество пленных самнитов и тарентинцев и снова отвергли предложенный мир.
Воспользовавшись отъездом Пирра в Сицилию, римляне покорили покинутых им союзников в Южной Италии. Фабриций успешно воевал с самнитами, луканами, бреттийцами и тарентинцами и по истечении срока своего консульства отпраздновал победы над ними триумфом. С городом Гераклеей, близ которого Пирр за два года до того разбил римлян, Фабриций заключил союз и этим дал римлянам важный опорный пункт, благодаря которому союзники Пирра и занятая им в Южной Италии местность оказались разъединены. В 275 году, ознаменовавшемся победой, одержанной над Пирром при Беневенте другом и единоплеменником Фабриция, Курием Дентатом, Фабриций занимал должность цензора вместе с Эмилием Папом, его двукратным товарищем по консульству. Оба они выступили энергичными противниками распространившейся повсюду роскоши. Публий Корнелий Руфин, бывший два раза консулом и один раз диктатором, был исключен ими из сената за то, что держал дома для своих обедов десять фунтов серебряной посуды. Может это было сделано ими и с целью наказания за корыстолюбие и несправедливость, которыми Руфин ознаменовал свою полководческую деятельность. У обоих цензоров вся серебряная утварь ограничивалась одной чашей и одной солонкой для жертвоприношения.
Вероятно, к последним годам жизни Фабриция относится следующий рассказ, свидетельствующий о его простоте и воздержанности. К нему явились посланники от самнитов с большими денежными подарками. Они напомнили о многих великих благодеяниях, оказанных им самнитскому народу после мира, дарованного их стране через его посредничество, и просили принять привезенный подарок, так как у него не было достаточных средств, чтобы жить сообразно его величию и достоинству. Старик провел руками по ушам, глазам, носу, рту, груди и животу и ласково отвечал посланникам: «Пока все это находится в моей власти, я ни в чем не буду ощущать недостатка». При таком образе мыслей Фабриций действительно оставался бедняком до конца жизни. Когда он умер, государство за свой счет обеспечило его дочь приданым и позволило, вопреки закону двенадцати таблиц, похоронить его самого и в будущем хоронить его потомков внутри города. «Этим постановлением, – говорит Нибур, – было признано, что он вел богоподобную жизнь и что поэтому его кости не могли, как всякая другая жертва смерти, осквернить чистоту земли, на которой построены храмы небесных богов, точно так же как тень его не могла сделаться зловещим привидением, которое явилось бы на землю, чтобы смущать и тревожить живых».
Автор публикации
