Луций Корнелий Сулла, противник Мария, родившийся в 138 году, происходил из старинного аристократического, но пришедшего в упадок рода. Молодым человеком он жил на квартире и платил лишь немного большее, чем некий отпущенный, живший в том же доме. Одна никопольская блудница и мачеха своими завещаниями слегка поправили его денежные дела, но богатым его сделала только Югуртинская война.
Его отец, как и ближайшие предки, не отметились никакими подвигами и вообще ничем не отличились. Казалось, что и он не чувствовал в себе особенного призвания оправдать притязания своего сословия. Он основательно изучил греческую и латинскую литературу, которой не переставал интересоваться и в дальнейшем, но совершенно не был озабочен общественной жизнью. Он любил сообщества актеров и шутов, танцовщиц и певиц, принимая участие в их попойках и соревнуясь с ними в остротах. Эту слабость он сохранил до конца своей жизни. Уже будучи неограниченным властителем Рима, он ежедневно собирал вокруг себя самых бесстыдных людей со сцены и не терпел за своим столом никакого серьезного разговора.
Сулла был красивым мужчиной высокого роста, с голубыми глазами и светло-русыми волосами, но вследствие распутной жизни преждевременно состарился. Его бледное лицо было обезображено сыпью, так что один остряк в Афинах сравнил его в стихах с тутовой ягодой, обсыпанной мукой. Он будто шутя усваивал то, что другим давалось с трудом. На это он и полагался и, не вынашивая честолюбивых замыслов, плыл по течению, пока обстоятельства не вызвали его к деятельности.
Сулле было 30 лет, когда его определили квестором Мария в Югуртинскую войну. Марий был недоволен тем, что для столь трудной войны ему дали в помощники такого неженку, но скоро изменил свое мнение. Сулла снискал любовь солдат простотой и шутливостью, любезностью и услужливостью. На военных работах, в походе, на сторожевых постах он постоянно искал сближения с солдатами и, приобретая у них авторитет, не подрывал авторитета других командиров. Он отлично сражался при Цирте, где Марий разбил Югурту и Бокха. Когда же Бокх вступил в переговоры с римлянами, то Сулла, посланый к нему для переговоров, сумел, благодаря своей смелости и ловкости, повернуть дело так, что Югурта был ему выдан.
Ревность, возникшая по поводу этой удачи Суллы между ним и Марием, не была настолько значительна, чтобы перейти в открытую вражду. После окончания Югуртинской войны в 104 году Сулла служит легатом, а в следующем году — военным трибуном в войске Мария, ожидавшем в Галлии возврата кимвров. И только в 102 году добрые отношения между ними, по-видимому, поколебались. Сулла перешел в войско Лутация Катула, стоявшее в Северной Италии. Здесь он отличился смелыми набегами против альпийских племен и снабдил войско припасами в таком изобилии, что часть их могла быть выделена даже подоспевшему войску Мария. Сулла был душой войска Катула, человека честного, но к военному делу не особенно способного. Сулла, несомненно, более своего полководца способствовал победе на Равдийских полях.
После этого Сулла в течение нескольких лет оставался без государственной деятельности. Народ хотел, чтобы он явился соискателем на должность эдила, надеясь, что он, как друг царя Бокха, будет на эдильских играх тешить зрителей охотами и боями африканских хищных зверей. Но Сулла отказался от звания эдила, и народ провалил его на выборах в преторскую должность, которой он добивался. Следующий 94 год был счастливее, ибо, не жалея денег, он, как претор 93 года, устроил желанные игры. Сто львов, подаренных Бокхом, были выставлены в цирке напоказ народу и убиты искусными копьеметателями, также присланными Бокхом.
По истечении срока претуры в 92 году он был послан пропретором в Киликию. Здесь ему опять пришлось выступить соперником Мария. Когда Митридат завладел Каппадокией, не Марию, а пропретору Сулле было поручено снова водворить на престол изгнанного царя Ариобарзана. С небольшим войском Сулла в короткое время завоевал Каппадокию и восстановил господство Ариобарзана. Это смелое предприятие обратило на римлянина внимание Арзака, парфянского царя, снарядившего к Сулле, стоявшему тогда на Евфрате, посольство, чтобы завязать дружественные отношения с Римом. Так Сулла стал первым римлянином, с которым парфяне вступили в переговоры. Чтобы дать варварам почувствовать величие Рима, Сулла велел поставить три кресла и сам, заняв среднее, почетное, пригласил сесть по одну сторону парфянского посла Оробаза, а по другую – Ариобарзана. Разгневанный парфянский царь велел отрубить Оробазу голову.
По возвращении из Азии Сулла пришел в столкновение с Марием, которому возраставшая слава молодого соперника стала казаться все более опасной. Царь Бокх посвятил Капитолию группу статуй, изображавших выдачу Югурты Сулле, и это так задело Мария, что он старался удалить статуи из храма. Ссора соперников грозила возмутить город, но союзническая война на время остановила дальнейший разрыв. Установив на скорую руку мир, Сулла поспешил со своими легионами на восток, где успехи Митридата настоятельно требовали его присутствия.
Митридат VI Евпатор, именуемый также Великим, был в то время опаснейшим врагом римлян. Он понимал, что независимость его государства находится под угрозой из-за постоянно возраставшего владычества римлян в Азии, и что должен пасть либо он, либо Рим «с его волчьей натурой, ненасытной жаждой крови, земель и золота», и решил биться до победы. Унаследовав Понтийское государство, он расширил его во все стороны, приобрел Колхиду и основал в северной части Черного моря, в Крыму и прилежащих местностях, так называемое Босфорское царство, доставлявшее ему ежегодно 200 талантов и 180 000 четвериков хлеба. На востоке он присоединил к своим владениям Малую Армению и заключил с царем Армении Тиграном, за которого выдал дочь свою Клеопатру, дружественный союз, прикрывавший его с тыла в предприятиях против запада. В Малой Азии он захватил Каппадокию и Пафлагонию.
Митридат понял, что римляне стремятся погубить его, и стал готовиться к войне. Его обширные земли доставляли ему корабли, людей и деньги в изобилии. Во главе его войска стояли отличные полководцы, такие как братья Неоптолем и Архелай. Немногочисленные римские отряды, размещенные в разных местах Азии, были разбиты. Азиаты и эллины с восторгом принимали победоносного царя, который провозглашал себя поборником и освободителем эллинской национальности. Они посылали к нему, как к «спасительному богу», своих вестников и приглашали его прибыть в их города. Они захватывали римских офицеров и отправляли их связанными к царю. Вскоре царь издал в Эфбее всем подчиненным ему наместникам и городам приказ в один день перебить всех италийцев без различия пола и возраста, трупы их бросить на съедение птицам, а имущество конфисковать и одну половину отдать убийцам, а другую – отослать царю. В один день 88 года было умерщвлено до 150 000 италийцев. Азиаты с наслаждением и жестокостью избивали римлян, которые так долго разоряли их страну.
Теперь Митридат был единственным властителем Малой Азии, и флот его господствовал на Восточном море. Затем он послал своего полководца Архелая с войском и флотом в Грецию, чтобы там сразиться с римлянами. Афенион, афинский философ, которого афиняне послали к царю при известии о его победах, возвратился в Афины во главе 2000 понтийских воинов и без труда добился того, что граждане отошли от Рима и примкнули к царю. Афенион господствовал в городе как тиран, преследовал богатых и знатных как приверженцев римских притеснителей и отбирал у них имущество.
Пока эти события происходили на востоке, в Италии свирепствовала гражданская война, обессиливая тех, кто должен был наказать Митридата. Только весной 87 года Сулла с пятью легионами численностью около 30 000 человек высадился у берегов Эпира, без денег и без единого военного корабля. Его средства для такой войны были крайне невелики, но он быстро двинулся на неприятеля, полагаясь на свое счастье. В Беотии он разбил Архелая и Афениона и затем почти без сопротивления завладел всем греческим материком, за исключением Афин и Пирея. Оставив небольшие отряды для защиты остальной страны от нападений неприятельского войска, он с главными силами расположился лагерем при Элевзисе и Мегаре, чтобы отсюда командовать Пелопоннесом и осадить Афины и Пирей.
В Афинах из-за осады начался голод. Ели траву и злаки, произраставшие у крепостных стен, глотали варенную кожу, вываривали пустые бутылки от масла для добывания остатков. При таком бедственном положении своих сограждан тиран Афенион предавался преступному разгулу — целыми днями кутил и пировал, распорядился, за недостатком масла, загасить священную лампаду богини Афины, верховной жрице, просившей у него полмеры пшеницы, послал столько же перцу, членов магистрата и жрецов, моливших его сжалиться над городом, велел разгонять выстрелами из лука. После долгих колебаний он решился наконец вступить в переговоры и послал для этой цели некоторых из участников его попоек. Вместо того чтобы молить о пощаде города, они начали хвастаться деяниями афинян против персов. Сулла прервал их, сказав: «Ступайте, глупцы, назад с вашими красивыми речами. Римляне послали меня в Афины не в школу ходить, а наказать отделившихся».
Так как Афенион, хорошо зная предстоявшую ему судьбу, медлил со сдачей города, то Сулла 1 марта 86 года предпринял штурм и завладел Афинами. Многие в отчаянии сами умерщвляли себя, думая, что Сулла беспощадно уничтожит строптивый город. Однако униженные мольбы двух изгнанных афинян, Мидия и Каллифона, и заступничество римских сенаторов в его лагере смягчили гнев Суллы, и он заявил, что пощадит многих из уважения к немногим живущим ради их великих покойников. Афенион был отравлен. Некоторое время спустя Сулла овладел Пиреем и разрушил не только возведенные там важные для торговли и судоходства постройки, но и сильные укрепления и длинные стены, соединявшие порт с Афинами.
После падения Афин война была перенесена в Беотию. Таксил, полководец Митридата, выступил из Фракии и Македонии с 100 000 человек пехоты, 10 000 всадников и 90 боевыми колесницами и отозвал к себе Архелая, стоявшего со своим флотом у Пирея. Архелаю не хотелось оставлять море и воевать с римлянами на суше. Он советовал избегать сражения, затягивая войну и преграждая неприятелю подвоз припасов. Если бы последовали его совету, то в скором времени понтийские отряды могли бы стать свидетелями того, как два отряда римского войска сразились бы между собой на греческой земле.
Дело в том, что народная партия в Риме, после отъезда Суллы снова приобретшая господство, послала в Грецию против Митридата своего собственного полководца Валерия Флакка, назначенного консулом на место умершего Мария, а Сулла был отрешен от должности и лишен покровительства закона. Таким образом, можно было ожидать столкновения этих противников. Причем Сулла из-за недостатка денег и припасов должен был бы опасаться неповиновения и измены в своем собственном войске. Поэтому для него было как нельзя кстати то, что Таксил, вопреки совету Архелая, хотел действовать быстро. Сулла выступил против него в Беотию и дал ему и Архелаю битву при Хероне, в которой одержал полную победу. От армии Митридата едва 10 000 человек спаслись в Халкиде на Эвбее, тогда как собственную потерю Сулла в своих записках оценивает, конечно, слишком низко — только в 12 человек.
Когда Сулла после битвы при Хероне направился в Фессалию навстречу войску Флакка, он получил известие, что новая армия Митридата, не уступающая по численности прежней, опустошает земли, лежащие у него в тылу. Полководец Дорилай с флотом с 80 000 человек пристал к Халкиде и завладел Беотией. Он хотел заставить Суллу принять сражение. Не обращая внимания на предостережение Архелая, он открыто заявлял, что в предшествовавшей битве многие тысячи погибли лишь в результате измены. Сулла пошел назад в Беотию и при Орхомене наткнулся на войско неприятеля. Многочисленная азиатская конница яростно ринулась на римскую пехоту, которая заколебалась и стала искать спасения в бегстве. Тогда Сулла соскочил с лошади, схватил знамя и прорвался к неприятелю сквозь ряды бегущих, восклицая: «Для меня, римляне, слава в том, чтобы умереть здесь; вы же, когда вас спросят, где вы изменили своему полководцу, скажите, что при Орхомене». После этого неприятель был отброшен назад и заперт в своем лагере, который на следующий день был взят штурмом. Большая часть Митридатова войска пала под римскими мечами или погибла в болотах. Архелай с немногими оставшимися в живых спасся в Эвбее (85 год).
Греция была потеряна для Митридата. Да и в Малой Азии его положение стало шатким. Жители Азии, которые встречали его с ликованиями, как своего спасителя и освободителя, вскоре убедились, что иго деспотичного царя гораздо более тяжело, чем власть римлян, и восстали против войск Митридата. К этому добавилась и опасность со стороны римлян — войско под командованием Валерия Флакка переправилось у Византии и появилось в Азии, но уже под руководством Флавия Фимбрия, убившего полководца и принявшего командование. Митридат оказался в опасном положении, поскольку Фимбрий, дурной человек, но способный и дельный полководец, разбил войско царя в ночном сражении и вынудил того к бегству из Пергама в Митидены. Свое превосходство на море Митридат потерял к концу 85 года, когда Лукулл, помощник Суллы, составил флот и выдержал несколько удачных сражений с кораблями царя.
Митридат попытался вступить с Суллой в переговоры. Зимой 85-84 годов его полководец Архелай прибыл на совещание с Суллой в Делион, в Беотии, причем Сулла предъявил следующие требования — царь должен возвратить все завоеванные земли в Малой Азии (Каппадокию, Пафлагонию, Вифинию, Галагию и римскую провинцию Азию), уплатить 2000 талантов за военные издержки, выдать пленных, дезертиров и 70 военных кораблей с полным вооружением. За это ему обеспечивается обладание его остальными землями, и от него не потребуется ничего унизительного или постыдного для его чести. Митридат отверг эти условия и потребовал, чтобы ему были оставлены Пафлагония и его корабли и велел передать Сулле, что Фимбрия предлагал ему гораздо более выгодные условия. Когда же Сулла прервал переговоры и с войском переправился в Азию, царя убедили доводы Архелая, и он решил принять предложенный мир. В 84 году в Дардане он встретился с римским полководцем для личных переговоров и заключил мир на вышеозначенных условиях.
Впоследствии Митридат жалел, что согласился на этот мир, так как полагал, что при большей выдержке ему удалось бы добиться больших уступок, и обвинял Архелая, своего лучшего полководца, в измене. По этой причине Архелай бежал к римлянам, у которых нашел почетный прием. Впрочем, и войско Суллы было недовольно договором с Митридатом. Оно роптало, что варвару, истребившему столько тысяч римлян, дозволено было безнаказанно удалиться с большей частью награбленного в Азии добра, тогда как римскому войску оставалось лишь присутствовать при этом с пустыми руками. При других обстоятельствах Сулла и сам после таких побед не показал бы себя столь уступчивым, но ему приходилось опасаться, чтобы Митридат и Фимбрия не выступили против него заодно. С другой же стороны, ему было нежелательно медлить с возвращением в Италию, где было необходимо разделаться с демократией и оттеснить ее от правления.
После заключения мира с Митридатом Сулла выступил против Флавия Фимбрия. Он расположился лагерем неподалеку от Пергама, возле лагеря противника, и тотчас же солдаты Фимбрия стали толпами переходить к Сулле. Фимбрий бежал в Пергам и там, в храме Асклепиода, пронзил себя мечом. Часть его войска сбежала к Митридату и морским разбойникам, остальная перешла под начальство Суллы. После этого Сулла за короткое время установил в Азии порядок и произвел строгий суд над изменниками и убийцами римских граждан. Плательщики податей должны были немедленно внести наличными деньгами числившиеся за ними за последнее пятилетие недоимки. Весной 83 года Сулла выступил в обратный путь в Италию. Он отправился из Эфеса в Пирей, по суше прибыл в Диррахиум и отсюда морем пошел в Брундизий. Его войско состояло из 40 000 человек.
За все это время Цинна, избиравшийся консулом четыре раза с 87 года, ничего не сделал для упрочения своей власти в Риме. Только в 84 году, когда Сулла письмом к сенату возвестил о своем скором возвращении и открыто заявил, что не простит своим врагам и что кара постигнет не массы, а зачинщиков, только тогда Цинна и другие вожди партии очнулись и решили отправить войско в Далмацию, чтобы сразиться с Суллой в Греции. Когда Цинна прибыл со своими отрядами в Анкону, произошел бунт, и он был убит. На следующий 83 год партия Цинны избрала консулами Гая Норбана и Луция Корнелия Сципиона, двух совершенно неопасных для Суллы соперников.
Сулла со своим победоносным и преданным войском высадился в Брундизие. Чтобы хоть отчасти лишить своих противников поддержки со стороны италийских племен, Сулла объявил, что он признает все права италийцев, которые они приобрели в последние годы, и с некоторыми племенами заключил договоры. На пути через Калабрию и Апулию в Кампанию он щадил людей, города, поля и плоды. Консул Норбан выступил против него со своим войском близ Капуи и был разбит. Другой консул, Сципион, правнук Сципиона Африканского, вступил в переговоры, чтобы прийти к какому-либо соглашению. В это время войска Суллы, 20 когорт, смешались с 40 когортами противника, подкупленного с помощью денег и обещаний. Покинутый Сципион с сыном попали в плен, но Сулла отпустил их на свободу. По этому поводу Гней Папирий Карбон, один из самых дельных вождей демократической партии, выразился, что в лице Суллы ему приходится бороться лисицей и со львом, но что больше хлопот причиняет ему лисица.
Кровопролитнее была война в следующем, 82 году, когда консулами были Папирий Карбон и не достигший еще 30-летнего возраста Гай Марий, сын знаменитого Мария. Карбон стоял к северу от Рима, чтобы прикрывать Этрурию и Умбрию, а Марий — против наступавшего из Кампании Суллы для прикрытия Рима и Лациума, но при Сакрипорте он потерпел полное поражение и был вынужден запереться в Пренесте. Сулла приказал осадить его и, посетив затем на короткое время Рим, где для охраны города назначил гарнизон, повернул на север, чтобы опрокинуть Карбона. После нескольких кровопролитных битв Карбон был вынужден бежать в Африку.
Между тем над Римом нависла серьезная угроза. Самниты и дуканы, сражавшиеся на стороне марианцев, после напрасной попытки освободить Пренесте от осады направились против Рима. 1 ноября 82 года у Коллинских ворот произошла битва, в которой предводительствуемый Марком Крассом правый фланг Сулловой армии одержал победу, а левый, под командой самого Суллы, был отброшен. При этом даже жизнь Суллы подверглась опасности — двое неприятелей, узнавших его по его белому коню, бросили в него свои копья, но стремянной ударом плети заставил коня своего господина побежать, и копья попали не в Суллу, а в хвост лошади. Сулла, видя свои отряды бегущими, схватил маленький золотой образ Аполлона, который он взял из Дельф и носил у себя на груди, поцеловал его и проговорил: «О, Аполлон Пифийский, неужели твой счастливый Корнелий Сулла, которого ты возвеличил и прославил в столь многих сражениях, будет ниспровергнут здесь перед воротами его родного города, которых он достиг с твоей помощью, чтобы позорно погибнуть со своими согражданами?»
Он заклинал бегущих солдат остановиться, грозил им, некоторых удерживал руками, но все напрасно. Наконец, он вместе с бегущими спасся в лагере. Уже поздней ночью люди Красса явились к Сулле и возвестили о победе. Тогда он снова собрал свои силы и пустился преследовать неприятеля. Битва продолжалась всю эту ночь и следующее утро. Самые выдающиеся вожди самнитского войска пали. Сулла поставил себе задачей стереть с лица земли враждебный римлянам самнитский народ. На третий день после битвы он велел в огороженном месте на Марсовом поле изрубить 3000 самнитских и луканских пленников, в то время как сам присутствовал на сенатском заседании в соседнем храме Беллоны. Шум оружия, крики и стоны несчастных испугали сенаторов. Сулла же успокоил их уверением, что велел наказать только несколько бунтовщиков, и продолжал свою речь.
Битва у Коллинских ворот положила конец гражданской войне в Италии. Гарнизон города Пренесте сдался при известии об этой битве. Консул Марий пытался спастись из города через подземный ход, но увидев, что бежать невозможно, приказал умертвить себя своему рабу. Его голова была выставлена в Риме напоказ на ораторской трибуне. Жителей Пренесте и остальное войско в городе в количестве 12 000 человек Сулла велел истребить поголовно. При известии о судьбе Пренесте отдельные города Италии еще некоторое время защищались с упорством, но без успеха. Оставленный Суллой в Азии Мурена необдуманно начал войну против Митридата, но был разбит, и, по приказанию Суллы, война была прекращена.
Теперь Сулла властвовал в Риме и Италии, и он решил не выпускать власти из своих рук до тех пор, пока не отплатит своим врагам и друзьям и не установит в государстве порядок по собственному разумению. Он письменно объяснил сенату, что ему кажется необходимым, чтобы устроение республики было предоставлено одному человеку, облеченному неограниченным полномочием, и что он считает себя способным исполнить эту трудную задачу. В 82 году сенат объявил его диктатором на неопределенное время для составления законов и устройства общественного порядка. Первым делом его было – мстить своим врагам. Через это он в то же время получал средства награждать своих друзей и войско. Наступили времена ужаса.
В силу Сулловых проскрипций (опальных списков) были объявлены врагами отечества и лишенными покровительства законов все те гражданские и военные чиновники, которые, согласно признанному Суллой договору со Сципионом, являлись деятелями революции, а из остальных граждан – те, которые видимым образом содействовали ей. Убивший кого-либо из этих проскриптов получал вознаграждение в 12 000 динаров; укрывавший же проскрипта, даже ближайший родственник, подлежал смертной казни. Имущество лиц, попавших в опалу, становилось собственностью государства, а их дети и внуки были объявлены лишенными права на занятие каких-либо должностей и званий.
Солдаты Суллы и охотники из низшего и высшего сословий начали страшную резню в Риме и по всей Италии. Везде, где только удавалось захватить несчастных, их избивали. Плач по убитым считался преступлением. Выслеживалось даже выражение лица. Так погибли тысячи людей. Метелл Пий спросил Суллу в сенате, сколько времени он намерен еще так продолжать и когда можно ожидать конца этим порядкам. «Ибо, – сказал он, – мы просим не о милости для тех, кого ты решил умертвить, а об избавлении от неизвестности тех, кого ты хочешь оставить». Сулла ответил, что он не знает еще, кого он будет щадить, на что Метелл возразил: «Ну так объяви о тех, кого ты хочешь наказать». Катул спросил, с кем же придется радоваться победе, если после вооруженных будут убиты и беззащитные, а Центурий Фуфилий предложил написать имена осужденных, для всеобщего обозрения, на доске. Сулла согласился. Была вывешена доска с 80 именами, через два дня новая с 220 именами, затем на третий день новая с не меньшим числом имен. В речи к народу диктатор заявил, что предает опале тех, которых помнит, а тех, которые в настоящее время ускользнули из его памяти, он будет иметь в виду в другой раз.
Таким образом, оглашение проскрипционных списков не принесло с собой успокоения и уверенности в безопасности, тем более что убийцы мало обращали внимания на списки, а друзья и пособники Суллы из мести и корысти записывали в списки кого хотели, даже тех, которые были совершенно невиновны. Многие погибли только из-за имущества, и убийцы имели наглость говорить, что одного погубил его большой дом, другого – сад, третьего – его теплые бани. Некоторые вносили в список людей, уже убитых ими ранее. Так Сергий Катилина просил, чтобы Сулла объявил опальным его брата, которого он уже прежде умертвил из корыстолюбия. Катилина особенно отличался своей кровожадностью — голову убитого им Мария он поднес Сулле, когда тот сидел на площади, а затем пошел в соседний храм Аполлона, чтобы в кропильнице умыть руки.
После окончания этого страшного суда, 29 и 30 января 81 года, Сулла праздновал свой триумф над Митридатом, причем за его колесницей следовали почетнейшие граждане, убранные венками, называя его спасителем и отцом, так как он опять ввел их в отечество и возвратил им жен и детей. В заключение торжества Сулла в речи к народу изложил историю своих деяний, превознося главным образом счастье, как причину его успехов. Он предложил народу называть его отныне Феликсом, т.е. счастливым. Считая себя баловнем судьбы, он из рожденных ему Метеллой близнецов назвал мальчика Фаустом, а девочку – Фаустой, имена, обозначающие счастливых. Посвятив затем Геркулесу десятую часть всего своего имущества, Сулла несколько дней подряд угощал народ с неимоверной расточительностью, ежедневно бросая в реку множество кушаний, и подавая сорокалетнее вино.
Среди этих пиршеств умерла его супруга Метелла. Чтобы не омрачить своего дома трауром, он послал больной женщине разводную и еще перед ее смертью велел перенести ее в другой дом. Через несколько месяцев после этого, когда диктатор сидел в театре, одна красивая женщина, по имени Валерия, недавно разведенная с мужем, подошла к нему сзади, вытащила нитку из его одеяния и затем села на свое место. Когда Сулла с удивлением посмотрел на нее, она сказала: «Повелитель, у меня нет дурного намерения, я тоже хочу получить малую долю твоего счастья». Женщина эта произвела столь живое впечатление на Суллу, что он вскоре на ней женился. Это была его пятая жена. Впрочем, и после этого он продолжал водиться с актрисами, лютнистками, актерами и танцорами, целыми днями пируя с ними.
Но ведя такую веселую жизнь, диктатор в то же время не забывал дел государственных. Очистив себе почву убийствами, он приступил к реформе государственного устройства, посредством которой было восстановлено и упрочено господство сената и аристократии. Число сенаторов он увеличил до 500-600 человек в силу закона, по которому теперь не звание эдила, а уже квесторство давало право на поступление в сенат и по которому число квесторов было доведено до 20. Сенат получил самые обширные полномочия, большую часть судебной власти, управление провинциями и право предлагать новые законы, отнятое у трибунов. Выродившаяся трибунская власть была ограничена весьма тесными пределами. Право их общаться с народом было поставлено в зависимость от дозволения сената, а всякий бывший трибуном терял право добиваться какой-либо высшей должности.
В полномочие сената также было отдано право распоряжаться всеми военными силами. Отныне оба консула и преторы, число которых было увеличено до 8, могли быть, по определению сената, посланы проконсулами и преторами в провинции лишь по отбытии ими годовой службы в Риме. При выборах на должности был восстановлен закон о требуемом возрасте, равно как и о последовательном прохождении должностей (квесторство, преторство, консульство). Между двумя неодинаковыми должностями должно было пройти по меньшей мере два года, а для вторичного занятия той же должности – по меньшей мере десять лет. Ввиду усиления власти аристократов Сулла увеличил также число верховных жрецов, авгуров и смотрителей Сивиллиновых книг и постановил чтобы они не избирались народом, а пополнялись путем собственного выбора, как было прежде.
Кроме этих постановлений, относящихся к государственному устройству, Суллово законодательство (Leges Corneliac) охватывало уголовное право и судопроизводство, полицию и нравы. Законодательство это, за исключением уголовных законов, просуществовало недолго, поскольку было слишком односторонним восстановлением старого, а аристократия, которой оно передавало правление, была слишком испорчена для того, чтобы быть основой и душой государства. Окончив задуманное им государственное устройство, в 79 году Сулла сложил с себя звание диктатора, выразив в то же время готовность дать во всем отчет, которого, конечно, никто не отважился потребовать. Утомленный делами правления, он удалился в Путеоли, в свое имение. Там он и умер на следующем, 60-м году жизни.
Консул Марк Лепид, отважный человек и противник Суллы, и другие враги существовавшего порядка отказывали покойному в публичном погребении. Консул Катул, Луций Лукулл, Помпей и другие оптиматы при помощи призванных ветеранов добились того, что сенат решил похоронить покойного на Марсовом поле, что было высшим признанием заслуг и доблестей. По-царски убранное тело на золотых носилках и в сопровождении ветеранов было перенесено из Путеоли в Рим, где было встречено сенатом, магистратами, жрецами и весталками и сопровождено на площадь. После произнесенной здесь похоронной речи сенаторы понесли носилки на Марсово поле. Здесь труп был сожжен, и усопшему воздвигнут памятник, для которого он сам сочинил надгробную надпись, гласившую, что ни один друг не сделал ему столько добра, и ни один враг столько зла, чтобы он не превзошел того и другого.
Автор публикации
