Люций Эмилий Павл был сыном павшего при Каннах консула того же имени. В 192 году при выборах на должность курульного эдила он одержал верх над двенадцатью другими соискателями, которые впоследствии, как говорят, все достигли консульства. Через год после этого Павл стал претором и получил в свое распоряжение Западную Испанию для ведения в ней войны против Лузитании. Он понес ощутимое поражение при городе Ликоне, но в следующем году разбив лузитанцев наголову. Победа эта несколько успокоила Испанию, а в Риме сенат устроил в честь победителя благодарственный праздник. Павл оставил провинцию, не обогатившись от похода ни на один динарий, потому что мало дорожил богатством и вовсе не заботился о сбережении своего имущества, несмотря на то, что последнее было незначительно. В провинции он оставил по себе такую добрую память, что народы, населявшие Западную Испанию, впоследствии избрали его своим патроном.
Только в 182 году после многократных неудачных попыток Эмилий Павл добился консульства. В следующем году, на который его полномочия были продлены, он начал войну против лигурийцев, разбойничавших на пространстве до Геркулесовых столбов и сильно мешавших торговле. Как только он расположился со своим 8000 войском на земле неприятелей, они прислали к нему послов и запросили мира. Павл ответил, что заключает мир только с теми, кто сдается. Тогда они выхлопотали себе перемирие для того, чтобы связаться со своими. Полководец согласился. Но в это время неприятель, отправив послов только для того, чтобы обмануть римлян, собрал за ближайшими горами все свое 40 000 войско и внезапно напал на римский лагерь. Павл едва смог устоять против превосходящих сил.
15 000 лигурийцев полегли на месте, 2500 были взяты в плен. Три дня спустя подчинились и представили заложников ингауны. Полностью уничтожить лигурийцев римляне не хотели, потому что те служили для Рима оплотом против движений галлов, но был положен конец их разбоям. Эмилий снес стены их городов и не оставил у них ни одного более чем трехвесельного судна. При этом он освободил множество римлян и иностранцев, попавших в руки разбойников на море и на суше. За эти подвиги Эмилий удостоился триумфа.
Впоследствии он неоднократно выступал кандидатом на консульскую должность, но неудачно. Его аристократическая натура, пренебрегавшая обыкновенными уловками для получения должностей, не нравилась народу. Поэтому он, по возможности, устранялся от общественных дел и посвящал свое время отправлению должности авгура, в которой обнаружил большие познания, а также воспитанию своих детей. От первой жены он имел двух сыновей, перешедших, вследствие усыновления, в другие семейства. Один из них – знаменитый впоследствии Публий Корнелий Сципион Эмилиан – был усыновлен сыном Сципиона Африканского, а другой – сыном или внуком Фабия Максима Кунктатора. Оба сына от второй жены остались при нем. Кроме того, у него были три дочери, из которых одна вышла замуж за сына Марка Порция Катона, другая – за Элия Туберона, превосходного человека, отличавшегося среди римлян благородством, с каким он переносил свою бедность. Элиев было 16, все родственники. Они сообща владели одним маленьким домом и довольствовались одним имением. Кроме того, они вместе со своими женами и многочисленными детьми пользовались одним очагом. Среди этих жен находилась и дочь Эмилия, которая не стыдилась бедности своего мужа, а, напротив, гордилась его добродетелью, бывшей причиной этой бедности.
Любовь и забота Эмилия о своих детях были беспримерны в тогдашнем римском мире. Насколько позволяли ему общественные дела, он всегда присутствовал на уроках и занятиях и доставлял им самых лучших учителей. Они не только воспитывались, подобно своему отцу, в духе патриотизма, но и обучались самым тщательным образом греческим наукам и искусствам. Греки давали им уроки грамматики, красноречия и философии. Они были окружены греческими скульпторами, живописцами, гимнастами и охотниками. Знаменитый греческий историограф Полибий, который после третьей Македонской войны был перевезен в Италию в числе тысячи знатных ахейцев, вероятно, состоял учителем при сыновьях Эмилия.
Через четырнадцать лет после своего первого консульства Эмилий был избран консулом вторично. Это случилось в то время, когда все хотели окончания вяло текущей третьей Македонской войны. Ему тогда было около 60 лет, но, еще обладая силой и энергией, он не имел особого желания снова выступать на общественном поприще. Однако, поддавшись уговорам своих молодых сыновей и зятей, родственников и многочисленных друзей, а также по настоянию народа, ежедневно собиравшегося массами перед его дверьми, он наконец согласился выступить кандидатом и был избран консулом. Когда же на его долю выпало командование войсками в Македонской войне, всеми овладела радостная надежда, что при таком опытном главнокомандующем эта война будет скоро окончена.
Филипп, царь Македонии, озлобленный нападками римлян и вмешательством в его дела их надменных союзников, стал, после разгрома его Фламинином, снова тайно готовиться к войне, но умер в 179 году. Персей, наследник его престола и его ненависти к римлянам, продолжал приготовления своего отца еще усерднее и в 171 году начал войну с римлянами, имея значительные боевые средства. Но эти средства оказались в слабой и нерешительной руке. Персею недоставало царственного духа, отваги и энергии его отца. Посвятив приготовлениям много времени и хитрости, он, когда наступила решительная минута, вдруг испугался энергичных действий и применения всех этих средств на деле. Самым низким и пагубным его пороком была скупость. Союзники большей частью покинули его из-за того, что он не желал расстаться со своими деньгами.
Несмотря на то, что Персей вел войну крайне вяло, римляне все-таки не могли извлечь из этого значительной выгоды. Римские полководцы неспособностью и нравственными недостатками еще более превосходили Персея. Для того чтобы приобрести популярность среди солдат и обеспечить себе их голоса на дальнейших выборах, они привели дисциплину в такой упадок, что войска сделались непригодными для какого бы то ни было серьезного предприятия. Даже численность их сильно уменьшилась, потому что за деньги всякий солдат мог получить отпуск и отставку. Когда же на боевое поприще вступил Эмилий Павл, человек строгий к самому себе и своим подчиненным, и, по свидетельству современников, бывший почти единственным римлянином, не бравшим взяток, тогда в войске и в ведении войны водворился новый дух.
Павл отправился на место действия со своим претором Октавием, который должен был получить командование над флотом. Первым его делом было восстановить дисциплину в распущенном и одичавшем войске. Он собрал своих солдат и объявил, что каждый из них должен заботиться о трех вещах — сохранении физической силы, содержании оружия в полном порядке и наличии при себе всего необходимого на случай неожиданных приказаний. Обо всем остальном будет заботиться он, полководец, и те офицеры, которые будут приглашены им для участия в военном совете. Солдатам остается молчать и повиноваться и быть готовыми по данному знаку приступить к немедленному исполнению долга. Для того чтобы приказания исполнялись в буквальном смысле и без шума, который мог бы поставить неприятеля в известность о намерениях римлян, Эмилий Павл сделал распоряжения, чтобы на будущее трибуны передавали данное приказание только первому полковнику, тот, в свою очередь, следующему и так далее по очереди. Часовым было запрещено выходить в караул со щитами. По объяснению главнокомандующего, эта часть вооружения была не нужна часовым в карауле, так как они выходили туда не для сражения, а только для того, чтобы в случае надобности призвать к оружию других. Присутствие же щита вело к тому, что часовой, устав, опирался на свою пику, клал голову на край щита и, заснув, не замечал приближения неприятеля. Форпостам, которые до тех пор стояли под ружьем и с взнузданными лошадьми целый день, консул приказал сменяться в полдень для того, чтобы постоянно быть со свежими силами.
Строгие меры главнокомандующего произвели на солдат самое лучшее впечатление. Бездействие в армии прекратилось. Повсюду проявлялась воинственность, энергия, и можно было ожидать, что, в случае сражения, каждый выступит с твердой решимостью победить или умереть. Оба лагеря стояли друг против друга в Темпейской долине у горы Олимп, где Персей думал преградить римлянам переход из Фессалии в Македонию. Лагерь царя был укреплен самым лучшим образом. Когда же Персей заметил, что с появлением нового полководца в римском лагере началась новая жизнь, то стал еще сильнее укрепляться, считая все предпринимавшиеся им меры недостаточно энергичными для борьбы с таким неприятелем.
Несмотря на то, что с обеих сторон происходили такие усиленные приготовления, обе армии не вступали в бой довольно продолжительное время. Так как прямое нападение на лагерь Персея представлялось слишком опасным, Эмилий попытался обойти его с тыла через горы. Совершить этот обход вызвались трибуны Сципион Назика, зять Сципиона Африканского, и старший сын Эмилия, Фабий Максим, бывший в то время еще совсем юношей. Во главе 5000 избранного войска Эмилий приготовился к выступлению в Гераклею под предлогом намерения сесть там на корабли для опустошительного похода на македонский берег. Но как только наступила ночь, Назика повернул в горы и благополучно достиг Пифиума, расположенного на Олимпе, на 6000 футов над уровнем моря. Здесь он дал своим усталым войскам немного отдохнуть. Персей, которого Эмилий отвлекал ложными нападениями, узнал о намерении римлян от перебежчика и спешно отправил 12 000 человек для занятия высоты. По рассказу Полибия, этот отряд был застигнут римлянами во время сна и без труда сброшен вниз.
Когда Персей узнал, что враги спустились в долину и обошли его лагерь, им овладел ужас, и он поспешил отступить в Македонию до самой Пидны. Под стенами этого укрепленного города, он решился ждать римлян и вступить с ними в решающее сражение. Эмилий, соединившись с Назикой, двинулся прямо против неприятеля, но, увидев войска Персея, выставленные перед лагерем в боевом порядке, и убедившись, что они значительно превосходят численностью его армию, остановился в нерешительности, не желая втянуть своих усталых солдат в битву со свежими силами неприятеля.
Но молодые знатные офицеры его армии, и особенно Назика, настаивали тотчас же начать сражение, чтобы неприятель не успел выскользнуть из их рук. Консул отвечал Назике: «И я был некогда такого же мнения, как ты теперь, и как я думаю теперь, так будешь думать ты впоследствии. Долговременный опыт научил меня, когда следует драться и когда нужно воздерживаться от битвы. На виду у стоящего перед нами врага я не могу теперь же разъяснить тебе, по каким причинам нахожу более целесообразным сегодня остаться спокойным; поэтому спроси меня в другой раз; теперь же удовольствуйся ответом старого полководца». Юноша замолчал и подчинился. После этого Эмилий, замаскировав свои действия от неприятеля, беспрепятственно разбил лагерь. Вслед за тем трибун второго легиона, Гай Сулпиций Галл, созвал с разрешения консула всех солдат и объявил им, что следующей ночью между вторым и четвертым часом будет затмение Луны.
Затмение действительно случилось в указанное время (это было в ночь на 4 сентября по римскому календарю, 22 июня по календарю юлианскому), и римские солдаты, удивляясь мудрости Галла, наблюдали его без всякого страха. Македоняне же страшно испугались и объясняли себе исчезновение луны предзнаменованием погибели их царства и царя. Лагерь огласился криками скорби и отчаяния, продолжавшимися до тех пор, пока луна снова не появилась на небе.
На следующий день ни Персей, ни Эмилий, не имели желания драться, но случай ускорил развязку вопреки их желанию. Между обоими лагерями находилась маленькая река, из которой брали воду как македоняне, так и римляне. Для охраны водоносов на обоих берегах перед лагерями были выставлены сильные караулы. До 9 часов вечера в этот день все было тихо и спокойно, как вдруг одна вьючная лошадь из римского обоза ушла от своих сторожей и переправилась на противоположный берег. Три солдата поплыли за ней вдогонку, а так как в это время два фракийца уже успели захватить ее, то римляне убили одного из них и вернулись с освобожденным животным. Но на берегу стоял караул из 800 фракийцев, и некоторые из них захотели отомстить за смерть своего соотечественника и переправились через реку. За ними последовали другие. Произошла ожесточенная рукопашная схватка. Ходил слух, что Эмилий умышленно перегнал лошадь на неприятельский берег для того, чтобы навязать неприятелю бой и тем заставить Персея дать генеральное сражение, которое, благодаря случаю или согласно намерению полководца, действительно последовало, так как с обеих сторон двинулась на помощь своим масса солдат, и военачальники оказались перед необходимостью вывести из лагеря все войско. Без щита и панциря проходил Эмилий по рядам и сам осматривал своих солдат. Как только у него все было приведено в порядок, македонская армия тоже двинулась вперед.
Победоносное для римлян сражение не длилось и часа. Дольше всех выдержали его три тысячи избранных воинов македонской фаланги. Они бились до тех пор, пока не были изрублены все до единого. Остальные падали во время бегства в громадном количестве, так что равнина до самого подножия горы была покрыта трупами, а река Левкос еще на следующий день катила окровавленные волны. Многие бежали к морю и, попадав в воду, молили о спасении экипаж римского флота. Но так как римские матросы подъехали к ним на лодках и стали рубить их, то они поспешили обратно и нашли смерть на суше. Всего здесь было изрублено 20 000 человек. Из бежавших в Пидну около 6000 человек попали живыми в руки неприятеля, а из рассеявшихся в бегстве были взяты в плен еще 5000 человек. У римлян погибло не более 100 человек.
В то время как римские воины с ликованием возвращались в свои палатки, украшенные плющом и лавровыми венками, сам полководец был погружен в глубокое горе, потому что из двух его сыновей, служивших в войске, младший, Сципион Эмилиан, который превосходил всех братьев способностями, пропал без вести. Отец не сомневался, что молодой человек из-за своей воинственности и честолюбия был убит. Солдаты прекратили пиршества, и в то время как одни из них собрались перед палаткой отца, другие отправились искать пропавшего между трупами. Наконец, поздно ночью, когда уже исчезла всякая надежда, юноша вернулся в сопровождении нескольких воинов, покрытый свежей кровью неприятеля. Это был столь знаменитый впоследствии Сципион Эмилиан, разрушитель Карфагена и Нуманции.
Царь Персей бежал из Пидны в свою резиденцию Пеллу в сопровождении всадников, малодушно покинувших поле сражения. Когда пехота нагнала этих беглецов, то стала обзывать их трусами и изменниками, срывать с лошадей и избивать мечами. Царь испугался и скрылся с немногими приближенными. Чтобы не быть узнанным, он снял с себя пурпурную одежду и положил ее перед собой на лошадь, диадему же держал в руках. Мало-помалу все оставили Персея, опасаясь жестокости царя, который приписывал свое несчастье всем, кроме себя. Когда он прибыл в Пеллу и убил там кинжалом своих казначеев за то, что они позволили себе обратиться к нему с упреками и советами, тогда уже все, за исключением трех приближенных, отдалились от него. Эти трое вместе с Персеем и его сокровищами бежали в ту же ночь по направлению к Амфиполису. Из Амфиполиса Персей со своими богатствами, составлявшими в итоге две тысячи талантов, отправился на остров Самофракию и там искал приюта в храме Диоскуров, надеясь добраться до Котиса во Фракии, несмотря на стоящий на якоре перед Самофракией флот претора Октавия.
Македонский царь привлек на свою сторону критянина по имени Ороанда, который обещал взять его на свой маленький корабль с частью его сокровищ. Как истый критский мошенник, Ороанд ночью нагрузил на свое судно все богатство Персея, и, когда в следующую ночь царь со своей женой и детьми пролез сквозь узкое окошко в стене и явился на берег, уже простыл след и корабля и Ороанда. Царь вернулся в свое жилище, и, так как положение его стало совершенно безысходным, вместе со своим старшим сыном Филиппом сдался Октавию. Младших его детей уже прежде изменнически выдал Октавию любимец царя Ион. Претор отправил Персея к Эмилию. В простом солдатском платье темного цвета, не имея около себя ни одного провожатого, явился македонский владыка в римский лагерь. Когда он вошел в палатку военачальника, Эмилий встретил его и подал ему руку. Преемник Александра хотел броситься перед ним на колени и с подобострастными мольбами протянул к нему руки. Консул взглянул на него с негодованием и воскликнул: «Несчастный! Почему снимаешь ты с судьбы самое тяжелое обвинение и доказываешь своим поведением, что несчастье постигло тебя по заслугам? Почему позоришь ты мою победу, не выказывая себя благородным, достойным римского народа противником? Стойкая отвага заставляет врага смотреть на несчастного с высоким уважением, малодушие же даже в счастливом человеке служит для римлян предметом величайшего презрения». Затем Эмилий передал пленника под надзор зятя, Элия Туберона.
После этой сцены консул долго сидел в глубокой задумчивости в своей палатке, приводя этим в изумление своих сыновей, зятей и нескольких молодых офицеров, присутствовавших тут же. Наконец Эмилий обратился к ним и сказал: «Подобает ли человеку, одержавшему победу, радоваться своему счастью, когда от его руки пал народ, город, царство? Не должна ли, напротив, такая превратность судьбы убеждать победителя, что нет в мире ничего прочного и постоянного? Видя раздавленным в течение одного часа наследника того Александра, который был владыкой величайшего царства, видя, как царь, которого еще за несколько минут до этого окружали целые миллиарды воинов и телохранителей, теперь должен получать насущный хлеб из рук своих врагов неужели вы можете думать, что наше дело покоится на прочном, долговечном основании? Нет, прогоните от себя всякую суетную гордость и тщеславие и смотрите смиренно в будущее, в котором божество может послать каждому тяжелое испытание за счастье, которым он пользуется в настоящее время».
Эмилий блистательно исполнил свою задачу: через две недели после принятия начальства над войском он в битве, длившейся всего один час, уничтожил царство Александра Великого. В продолжение двух дней покорилась вся Македония, и вскоре после этого сам царь со своими детьми и сокровищами отдался в его руки. В Греции Македонская партия подверглась повсеместному преследованию, и римляне потребовали выдачи тех, кто провинился дружескими отношениями с Македонией. Более тысячи благороднейших и почетнейших ахеян, в том числе и историограф Полибий, были вынуждены отправиться в Рим. Их долго держали как пленников, не приступая к разбирательству дела, и только в 151 году были отпущены на родину еще остававшиеся в это время в живых около 300 человек.
Эпир, который один из всех греческих государств открыто перешел на сторону Персея, подвергся жесточайшему наказанию. Эмилий, совершив в это время путешествие по Греции для обзора художественных произведений и достопримечательностей этой страны, получил от сената поручение разорить Эпирские города и отдать их на разграбление воинам. Такое поручение было противно его гуманной душе, но он должен был повиноваться. Прибыв с войском в Эпир, он потребовал к себе по десять знатнейших жителей от каждого города и приказал им выдать ему в назначенный день все золото и серебро, находившееся в их домах и храмах. В каждый город был послан отряд солдат с офицерами для розыска и принятия золота. Когда наступил назначенный день, солдаты в один и тот же час начали грабить города, так что в продолжение одного дня подверглись опустошению семьдесят городов и 150 000 человек были обращены в рабство. Это страшное разорение доставило каждому всаднику 400 динариев, а каждому пехотинцу – 200.
День битвы при Пидне Полибий считает началом всемирного господства римлян. Все образованные государства Востока очутились с этой поры в зависимости от Рима, так как его власти добровольно покорились также Египет и Сирия. Окончив свою миссию на греческом полуострове, Эмилий отправился в Италию со всей своей армией, плененным царем и несметной добычей. Для себя и своих солдат он из этой добычи не взял ничего, но отдал все квестору для внесения в государственное казначейство. Только библиотеку македонского царя он подарил своим сыновьям и при раздаче почетных наград за храбрость вручил своему зятю, Туберону, серебряную чашу в 5 фунтов весом. Это было первое серебро, появившееся в доме Элиев.
Когда Эмилий по Тибру подошел к городу на царской галере в шестнадцать рядов весел, украшенной военными трофеями и пурпурными парусами, весь народ кинулся ему навстречу и приветствовал его с неописуемым восторгом. Но солдаты сильно гневались на своего военачальника за то, что он не дал им ничего из богатой македонской добычи, и поэтому не очень усердно поддерживали его притязания на триумф. Когда гражданский трибун Тиберий Севпроний предложил собравшемуся в Капитолии народу почтить Эмилия триумфом, солдаты начали шумно возражать и, может быть, склонили бы на свою сторону народ, если бы сенат и особенно почетный консул Сервилий не выступили с негодованием против этих злобных проявлений. Речь Сервилия так усмирила солдат и произвела такой переворот в настроении народа, что устройство триумфа было решено единогласно.
Триумф этот, один из самых великолепных, какие когда-либо праздновались в Риме, был распределен на три дня, из которых первого едва хватило на то, чтобы показать народу все отнятые у неприятеля статуи и картины, привезенные на площадь на 250 телегах. На второй день народ любовался провозившимся мимо него прекраснейшим и драгоценнейшим македонским оружием, сгруппированным по всем правилам искусства. За этими телегами следовали три тысячи человек с серебряной монетой в 750 сосудах. Каждый сосуд несли четыре человека. Другие несли чаши, рога для питья, кубки. Шествие третьего дня открыли трубачи звуками боевого марша. За ними следовали 120 жирных, предназначенных к принесению в жертву быков с вызолоченными рогами и украшенных лентами и венками. Сопровождали их мальчики с жертвенными чашами из золота и серебра. Далее несли золотую монету, которая, подобно серебряной, была размещена в 77 сосудах, по три таланта в каждом. Вслед за тем несколько человек торжественно продвигались вперед с изготовленной по приказанию Эмилия священной чашей. Она была из золота, весила 10 талантов и была украшена драгоценными камнями. Другие показывали народу художественно сделанные кубки самых разнообразных форм и прочую посуду, употреблявшуюся за столом у Персея.
Потом ехала колесница Персея, на которой лежали его оружие и диадема. В некотором отдалении от нее шли малолетние дети Персея – два мальчика и одна девочка, в сопровождении целой толпы дядек, учителей и воспитателей. Все они со слезами протягивали руки к зрителям и заставляли делать то же самое малюток. Вид этих детей, еще не понимавших всего своего несчастья, возбуждал глубокое участие зрителей, так что многие не могли удержаться от слез. Сам Персей с женой шел вслед за детьми и прислугой в платье темного цвета, в македонской обуви. Неожиданное несчастье так ошеломило его, что он, казалось, потерял сознание. Позади царя двигалось множество его любимцев и приближенных. На их лицах выражалась глубочайшая скорбь, и, позабыв о своем собственном несчастье, они не переставали смотреть со слезами на своего злополучного государя. Персей просил Эмилия избавить его от позорного участия в триумфальном шествии, но Эмилий посмеялся над его малодушием и сказал: «Он давно мог избавиться от этого». Этим ответом он дал понять Персею, чтобы он смелым самоубийством избавил себя от позора; но мужественный совет пришелся не по вкусу македонскому владыке, и он, тешась надеждой, предпочел выставить себя напоказ, как часть отнятой у него добычи.
Вслед за царем несли 300 золотых венков, присланных Эмилию в виде победных наград разными городами Греции и Азии. Наконец, появился и сам победитель, стоя на великолепно украшенной колеснице, вызывая всеобщее уважение своим возрастом и почтенной наружностью. На плечах его красовалась вышитая золотом пурпурная мантия, в руке он держал лавровый венок. С лавровыми венками шло и все войско, следовавшее за колесницей полководца. Оно было разделено по центуриям и когортам и, согласно обычаю, пело то насмешливые песни, то гимны в честь подвигов Эмилия. Каждый пехотинец получил после триумфа 100 динариев, офицер – вдвое больше, всадник – втрое. Чистыми деньгами Эмилий внес в государственное казначейство 120 миллионов сестерциев – огромную сумму, которая когда-либо вносилась в римскую казну. Общественная касса так обогатилась благодаря доставленной Эмилием добыче, что с тех пор до 43 года римские граждане не платили никаких податей.
Персей, как военнопленный, был перевезен в Альбу на Фуцинском озере и там прожил еще довольно долго в самом бедственном положении. Рассказывают, что он наконец лишил себя жизни полным воздержанием от пищи. Рассказывали также, что солдаты, сторожившие его и питавшие к нему крайнюю ненависть, не давали ему спать, так что он наконец умер от упадка сил. Двое его детей также умерли. Оставшийся в живых сын Александр отлично выучился токарному искусству и занимал должность писца у начальника города Альбы.
Но не только свергнутый с престола царь Македонии явил собой поразительный пример превратности человеческого счастья. То же самое представлял и его доблестный победитель в день своего триумфа. В то время когда он проезжал на своей победной колеснице, приветствуемый ликующим народом, под золотом и пурпуром его одежд таилась глубокая сердечная рана. Из двух его сыновей от второго брака, единственных наследников его имени, младший, мальчик двенадцати лет, умер за пять дней до триумфа, а через три дня после этого триумфа скончался и старший, четырнадцати лет. Эмилий заплатил судьбе за свои удачи. Римлян привела в ужас такая жестокость судьбы, и они выказали несчастному отцу величайшее участие. Но Эмилий и в этом горе обнаружил стойкое мужество. Он созвал народ в собрание и произнес там речь как человек, не нуждающийся ни в каком утешении, но старающийся сам утешить своих сограждан в их соболезновании его несчастью.
«Перед человеческой силой, – сказал он, – я никогда не робел; но из божественных сил я всегда боялся счастья, как существа в высшей степени изменчивого и шаткого, и особенно в теперешней войне, где оно сопровождало все мои предприятия подобно попутному ветру, я постоянно ожидал перемены к худшему. В один день я совершил плавание из Брундизиума в Корциру, через пять дней после того уже приносил богу жертву в Дельфах, еще пять дней спустя стоял во главе войска в Македонии. Сделав смотр этой армии, я немедленно приступил к делу, и через пятнадцать дней война была уже окончена блистательнейшим образом. Полный недоверия к судьбе из-за столь благоприятного хода вещей, я страшился, что на обратном пути меня постигнет какое нибудь бедствие, так как после таких побед я вез с собой огромное победоносное войско, богатую царскую добычу и плененную царскую фамилию. Но когда опасения мои и тут не оправдались, когда я благополучно прибыл сюда и застал вас всех радующимися, ликующими и приносящими благодарственные жертвы богам, – страх все-таки не покинул меня, ибо я хорошо знал, что счастье никогда не наделяет людей своими высочайшими дарами без того, чтобы не заставить их поплатиться за это. И от этих тревожных предчувствий мое сердце, полное боязни за будущую участь города, избавилось только тогда, когда меня поразило это великое семейное горе, и я должен был, в одно время с торжественным празднованием моей победы, похоронить двух дорогих сыновей, остававшихся моими единственными наследниками. Таким образом, я теперь успокоился насчет самого главного и вполне уверен, что с этих пор счастье будет служить вам без всякого коварства и измены. Зависть свою удаче наших планов оно достаточно уже выместило лично на мне, и на победителе явило такой же поразительный пример человеческой слабости, как и на побежденном, с той только разницей, что Персей и побежденный окружен своими детьми, Эмилий же, хотя победитель, лишился своих».
Благодаря своим великим заслугам Эмилий пользовался в народе огромной популярностью, несмотря на то, что он упорно держался своих аристократических принципов и не делал и не говорил ничего, только чтобы угодить толпе. В 164 году он получил должность цензора – высшую ступень общественных почестей. По окончании важнейших дел, сопряженных с этой должностью, он заболел сначала опасно, но потом опасность прошла, и болезнь приняла затяжной характер. По совету врачей он отправился на продолжительное время в поместье близ Велии (Элеа) в Лукании. Римляне между тем очень скучали по нему и нередко в театре громко высказывали желание, чтобы он поскорее возвратился. Через некоторое время в городе должно было совершиться большое жертвоприношение, в котором Эмилию необходимо было принять участие. Так как здоровье его значительно поправилось, он вернулся и вместе с другими жрецами исполнил обряд к великой радости собравшегося в большом количестве народа. Но на следующий день, принеся богам благодарственную жертву собственно от себя, он слег в постель. Скоро у него начался бред, и через три дня он скончался.
Похороны его были очень пышные. Присутствием на них засвидетельствовали умершему свою любовь, благодарность и уважение не только римляне, но и испанцы, лигурийцы и македоняне, в землях которых он командовал войсками. Младшие из этих иноземцев несли гроб на руках; старики следовали за ними, громко восхваляя человека, бывшего благодетелем их отечества, потому что он не только во время своих побед обращался с побежденными кротко и гуманно, но и после этого постоянно оказывал им услуги и заботился о них, как о друзьях и родных. Оба сына его устроили в честь покойного похоронные игры, на которых были представлены две комедии Теренция. Незначительное состояние, оставшееся после Эмилия, его сын Сципион, принадлежавший по усыновлению к богатой семье, уступил своему брату Фабию Максиму.
Автор публикации
