Гней Помпей происходил из семейства, принадлежавшего к сословию римских всадников и уже около 60 лет считавшегося консульским. После смерти отца, противника Мария, он был вынужден некоторое время скрываться от господствовавших в Риме приверженцев Мария и появился только после смерти последнего, в 86 году.
Преследования марианцев заранее указали молодому Помпею его место среди партий. Когда Сулла после войны с Митридатом вернулся в Италию, чтобы свести счеты с марианцами, Помпей навербовал в Пиценуме, где он был самым богатым землевладельцем, отряд в три легиона для помощи Сулле. Три марианских полководца окружили его тремя лагерями. Но Помпей разбил одного из них, Марка Брута, после чего другие отступили, и победоносно пошел навстречу Сулле, высадившемуся в это время в Брундизии (83 год).
Честолюбивый юноша стремился к отличию и славе. Сулла разгадал его при первой же встрече, когда Помпей вывел на смотр свое прекрасно экипированное войско. Полководец соскочил с лошади и поздравил 23-летнего юношу, честного человека, с титулом императора, т.е. самостоятельного полководца. Неслыханное отличие сделало его безусловно преданным Сулле. Он весьма усердно сражался за Суллу в Италии и оказал ему важные услуги. Чтобы еще более привязать его к себе, Сулла выдал за него свою падчерицу Эмилию.
Когда война в Италии закончилась, бежавшие предводители марианцев стали готовиться к новым сражениям за морем — в Сицилии, Африке и Испании. Помпей, по предложению Суллы, взялся их уничтожить. Сначала он стал готовиться к походу на Гнея Карбона, прибывшего в Сицилию из Африки. Карбон был схвачен и в цепях привезен в Лилибей. Помпей подверг его формальному суду и произнес смертный приговор человеку, некогда избавившему его от преследований марианцев и трижды бывшему консулом. За этот безжалостный суд современники жестоко порицали Помпея, называя его мальчишкой-палачом.
Помпей устроил дела на острове и с флотом из 120 военных и 800 транспортных кораблей переправился в Африку. Там он встретил войско Домиция Меднобородого в союзе с Парбом, нумидийским царем. Меднобородый пал после храброго сопротивления, а Парб бежал, но скоро попал в руки Помпею и был казнен. За несколько месяцев Помпей окончил поход, показав себя, как и всегда, храбрым, способным воином, сражаясь без шлема впереди своих солдат. Но с таким войском, какое было в его распоряжении, самый заурядный полководец мог бы так же хорошо исполнить свою задачу. Победа не доказывала его военных талантов, но Помпей все-таки имел притязания на отличие и славу и помышлял о триумфе, в котором мог бы явиться с блеском как покоритель Африки.
Однако, он неожиданно получил от Суллы приказ распустить свое войско, оставив только один легион, и ждать в Утике своего преемника. В Рим ему пришлось вернуться уже не полководцем, а частным человеком. Лучшие надежды Помпея были разбиты. Сам он не решался на открытое сопротивление, но войско (возможно, по его побуждениям), воспротивилось приказу и, восстав против тирана Суллы, объявило, что не расстанется со своим полководцем. Помпею было позволено оставить при себе армию. Так он возвратился в Италию с войском и был встречен толпой народа как второй Александр. Сам Сулла вышел ему навстречу, дружески протянул руку и громко поздравил с титулом «Великий» (Magnus), перешедшим впоследствии и на весь его род. Но Помпей не удовлетворился этим лестным отличием — он требовал триумфа, вопреки закону и обычаю, по которым триумф давался только исполнявшему ранее или теперь высшие государственные должности. Помпей же был только помощником полководца, легатом диктатора Суллы.
Сулла противился его желанию, говоря, что у него еще не отросла борода, что он еще слишком молод для сенаторства, и если он вступит в город триумфатором, это возбудит против Помпея всех граждан. Помпей не отступал и заметил Сулле, что восходящее солнце имеет больше почитателей, чем заходящее. Диктатор не побоялся такой угрозы «мальчика», но, досадуя на безграничную дерзость, воскликнул: «Ну пусть же будет ему триумф!» Таким образом, Помпей получил триумф двадцати шести лет от роду, как простой всадник, не будучи еще квестором. Чтобы сделать шествие более торжественным, он хотел въехать в город на четверке слонов, но ворота оказались слишком узкими, и пришлось довольствоваться простыми лошадьми. Солдаты также не с особенной радостью участвовали в триумфе — им было досадно, что денежные подарки не соответствовали их ожиданиям.
С этих пор Сулла стал относиться к Помпею весьма холодно. Он понял, что тот действует необдуманно, без плана, руководствуясь лишь честолюбием, и расходится с партией оптиматов, на которую следовало бы опираться. В 79 году Помпей употребил все усилия, чтобы доставить консульскую должность Эмилию Лепиду. Его тщеславие было польщено тем, что он, простой всадник, еще не бывший квестором, может дать государству консула против воли могущественного Суллы. С помощью народа, любимцем которого он уже успел стать, он добился того, что Лепид был назначен консулом на первом месте, тогда как Катул, кандидат, выдвинутый Суллой, получил только второе место. Когда Сулла увидел Помпея, гордо идущего по форуму домой в сопровождении толпы народа, он воскликнул: «Я вижу, молодой человек, что ты радуешься своей победе. Прекрасно и достойно похвалы, что Лепид избран в консулы прежде Катула, негодяй прежде честного человека, чего ты добился у народа; но я посоветую тебе быть настороже, не спать, потому что ты дал меч в руки своему врагу».
Лепид еще при жизни старался унизить Суллу перед народом, а после его смерти в 78 году старался воспрепятствовать его погребению на Марсовом поле и предложил народу проекты законов, уничтожающих учреждения Суллы. При этом он рассчитывал на поддержку Помпея, бывшего до сих пор его союзником, но Помпей, в действиях которого не было никакой обдуманности и последовательности, обратился в другую сторону и вместе с консулом Катулом встал во главе знати с целью противодействовать Лепиду и отстаивать законы Суллы. Лепид собрал в Этрурии войско против Рима, но был побежден Помпеем и Катулом и бежал в Сардинию, где вскоре и умер.
После победы над Лепидом Катул потребовал, чтобы Помпей распустил свое войско, но тот под разными предлогами оставался с войском недалеко от Рима, ожидая, что ему будет поручено вести войну с Серторием в Испании. Серторий один из всех марианцев оставался еще непобежденным и причинял господствующей в Риме партии немало хлопот. Сенат затруднялся с выбором полководца, который мог бы потягаться с Серторием, а Помпея не хотели снова сделать главнокомандующим, боясь диктатуры. Наконец, Луций Филипп заявил в сенате, что нет другого средства, как послать в Испанию Помпея, но что он едва ли может и хочет действовать в другой должности, кроме должности проконсула. «Проконсула? – спросил один сенатор. – Частное лицо, всадник?» – «Да, – отвечал Филипп, – ведь он пойдет не за одного, а за двух консулов». Предложение было принято.
Так в 76 году Помпей отправился в Испанию с 30 000 пехоты и 1000 всадников, чтобы вместе с Метеллом вести войну против Сертория. Здесь он впервые имел своим противником способного полководца, и Серторий был побежден не Помпеем и Метеллом, а мятежом собственного войска. Только когда он пал от кинжала убийцы и во главе войска встал неспособный Перперна, победа легко далась Помпею и Испания была снова подчинена римлянам. Метелл после смерти Сертория успокоился и предоставил окончание войны Помпею. Помпей снова начал превозноситься своими успехами и представлять себя единственным человеком, сумевшим умиротворить Испанию. На монетах, которые он приказал выбить своему легату Публицию, Испания подает ему пальмовую ветку, а надпись на трофеях, поставленных им в Пиренеях, на границе между Испанией и Галлией гласила, что он покорил 876 городов от Альп до самых крайних пределов Испании.
Пока Помпей и Метелл сражались на западе, а Лукулл – на востоке государства, восстание, вспыхнувшее в 73 году среди рабов и гладиаторов, привело Италию на край гибели. Количество рабов в римских провинциях, особенно в Италии и Сицилии, с течением времени несоразмерно увеличилось, и эта многочисленная толпа составляла опасный класс общества. Восстания рабов происходили во многих частях государства, и римлянам уже дважды приходилось вести со своими рабами кровопролитную войну в Сицилии (135-132 и 102-100 годы). В Италии во время политической неурядицы в массах рабов накопилось так много недовольства, что из-за незначительного повода возникла большая и опасная война. В 73 году в Капуе несколько рабов бежало из гладиаторской школы Лентула Батиата. Во главе их встали два кельта, Крикс и Эномай, и один фракиец, Спартак. Они бросились к Везувию в количестве 74 человек. Однако, количество это скоро значительно увеличилось. Посланный против них отряд в 3000 человек был рассеян и бежал, оставив свое оружие. В Лукании они разбили претора Вариния с двумя легионами и захватили его лагерь. После этого к ним стали стекаться рабы из Южной Италии, доведя количество восставших до 40 000 человек, и скоро открытая местность всей Южной Италии и немало городов были в их руках.
Чтобы потушить пожар, грозивший распространиться по всей Италии, в следующем году против бунтовщиков были посланы оба консула. Войско под начальством Крикса было уничтожено в Апулии претором Аррием, помощником консула Геллия, но Спартак, храбрый воин и способный полководец, весьма удачно сражался в Апеннинах и в Верхней Италии. Один за другим терпели от него поражение консулы и преторы. Спартак был предусмотрителен и знал, что со своими непокорными разбойничьими шайками он не сможет долго сопротивляться римской республике, и потому хотел перейти через Альпы, чтобы дать себе и своим воинам возможность вернуться на родину, но шайки, падкие на добычу, хотели сначала разграбить Италию. Он повел их назад и сначала пошел к Риму, но затем, по желанию своего войска, свернул в окрестные области для грабежа.
Потерпев поражение, римляне поручили командование в походе против рабов претору Марку Крассу, показавшему себя при Сулле способным полководцем, и дали ему восемь легионов. Он подчинил распущенных солдат дисциплине, приказав казнить каждого десятого из отряда, бежавшего от разбойников, побросав оружие. В ближайшем сражении он разбил Спартака и принудил его отступить через Луканию в Рециум, откуда тот рассчитывал переправиться в Сицилию на кораблях пиратов. Пираты взяли условленную цену, и когда имущество войска рабов уже было частично на их кораблях, вероломно ушли. Красс заградил Бруттийский полуостров, на котором стоял Спартак, валом от моря до моря, но Спартак в темную зимнюю ночь прорвался сквозь линию укреплений и ушел в Луканию. Здесь среди рабов начались разногласия. Кельты и германцы, избрав собственного вождя, отделились от Спартака и были поодиночке уничтожены Крассом. Войска принудили Спартака идти в Апулию и вступить в решительное сражение с Крассом. В битве он пал геройской смертью. С ним пали храбрейшие из его воинов. Остальные рассеялись, и отдельные шайки были уничтожены или захвачены в плен и умерли смертью рабов – на кресте. По дороге из Капуи в Рим было поставлено 6000 крестов с распятыми рабами.
Так Крассом в 71 году была окончена война с рабами. 5000 рабов, бежавших из последнего сражения, поспешили в верхнюю Италию, чтобы оттуда спастись за Альпами. Их встретил и разбил Помпей, возвращаясь со своим войском из Испании. Затем он объявил сенату, что Красс победил рабов, а он уничтожил войну в корне. Народ поверил ему и охотно стал повторять его хвастливые слова. Но высокомерие Помпея должно было оскорбить Красса, так как Помпей, пользуясь незначительной удачей, старался лишить его заслуженных лавров. Между Помпеем и оптиматами со времени войны с Серторием начались пререкания. Он упрекал сенат в том, что ему не оказали достаточной поддержки в Испании, а оптиматы завидовали ему и опасались человека, так высоко поднявшегося из сословия всадников.
Чтобы иметь поддержку против сенатской партии, Помпей оставался во главе преданного ему войска и, стоя перед воротами Рима, требовал для своих солдат надела земли, для себя – триумфа и консульства на следующий год. Оба этих требования были противозаконны. Консулом мог стать только тот, кто прошел лестницу почетных должностей, начиная с квестуры, а Помпей еще не был даже квестором. Триумф же мог быть дан только тому, кто занимал высшую должность в государстве. Чтобы достичь своей цели, Помпей, бывший до сих пор опорой сенатской партии, вступил в союз с демократами. Так же и Красс, все еще находящийся во главе своей армии и, подобно Помпею, больше думающий о себе, чем о государстве, счел за лучшее подавить свое недовольство Помпеем и перейти на его сторону. Такому союзу сенат не мог противиться и согласился назначить обоих возмутившихся полководцев консулами на следующий, 70 год, дать Помпею триумф и наделить его солдат землей.
1 января 70 года Помпей и Красс вступили в должность консулов и отправились в Капитолий, чтобы исполнить свою первую обязанность – молитву и жертвоприношение. Оба консула старались приобрести расположение народа: Помпей – удовлетворяя страсть толпы к зрелищам и предлагая благоприятные для народа законопроекты, Красс – первый богач в Риме – щедро наделяя народ хлебом и съестными припасами. Но Помпей все-таки затмил своего товарища, так что тот снова стал склоняться на сторону сената и соперничать с Помпеем. Помпей снискал себе благосклонность народа тем, что восстанавливал учреждения, существовавшие до Суллы. Он восстановил полную власть трибунов, отнял у сената исключительное право суда, так что с тех пор только одна треть судей стала выбираться из сенаторов, а остальные две трети – из сословия всадников. Цензуру, отмененную Суллой, Помпей также восстановил. В цензоры были выбраны Лентул и Геллий, два человека, которые во время войны с рабами в 72 году были лишены сенатом начальства над войсками за свои дурные распоряжения. Находясь в полном распоряжении могущественного Помпея, доставившего им такую важную должность, они стали мстить сенату строгой люстрацией и вычеркнули из списка сенаторов не менее 64 человек.
Помпей обещал распустить свое испанское войско после триумфа, но не сдержал слова — войско так и стояло перед городом, служа ему поддержкой в государственных реформах. Красс также не распускал своего войска. Казалось, что один из двух полководцев, Помпей в союзе с демократией или Красс в союзе с сенатской партией, создаст для себя военную диктатуру, какую создал Сулла. Больше шансов имел Помпей, на которого толпа смотрела как на будущего повелителя государства. Но ни сенат, ни народная партия не хотели такого поворота. Так как Помпей отказывался распустить войско, не доверяя Крассу, люди народной партии, среди которых важнейшую роль играл Цезарь, попытались уговорить Красса сделать первый шаг к примирению и так обезоружить Помпея. Красс должен был перед всеми протянуть своему товарищу руку в знак примирения и лестью отнять у этого тщеславного и недальновидного человека орудие его силы. Красс подошел к нему, взял за руку и заговорил с ним, а затем сказал народу: «Сограждане, я думаю, что я не сделал ничего бесчестного и унизительного, если первый уступил Помпею, которого вы почтили титулом Великого еще в то время, когда он был безбородым юношей, и который получил два триумфа, еще не будучи членом сената». Помпей не мог отказаться от примирения и незадолго до окончания своего консульства распустил свое войско, которое уже не имел предлога держать. Сложив с себя консульство, он посчитал унизительным для себя принять в управление провинцию и в 69 и 68 годах оставался в Риме частным лицом. Он жил уединенно и лишь изредка показывался народу, всегда в сопровождении большой свиты, стараясь придать себе важный вид знатного человека. Так, с гордой самоуверенностью, он выжидал нового почетного назначения. Это случилось скоро.
Пиратство на Средиземном море было делом обычным, но в первые десятилетия 1 века до н.э. дошло до ужасающих размеров. Корсары образовали подобие государства с особым духом и с прочной организацией, желая разделить с римлянами господство над миром. Они называли себя киликийцами, поскольку многие из них принадлежали к этому племени, но своих представителей среди этого сообщества имели все народы, жившие на берегах Средиземного моря. Здесь находили пристанище притесняемые или разоренные жители римских провинций, особенно из азиатских стран, бежавшие приверженцы различных побежденных партий и искатели приключений всякого рода.
Римляне неоднократно посылали флот для уничтожения пиратов. Но каждый раз после его ухода разбой начинался снова и с еще большей силой. Дело становилось час от часу хуже и невыносимее. Даже легионы ждали зимы, чтобы перебраться через море, не подвергаясь опасности. Государственное управление расстроилось, денежные посылки наместников и сборщиков податей попадали в руки пиратов, торговцы лишились прибыли, пошлины стали уменьшаться, прибрежные поля не обрабатывались, подвоз хлеба в Италию и в Рим был отрезан. Такому положению дел необходимо было положить конец.
В 67 году трибун Авл Габиний выступил (возможно, по воле Помпея) с предложением выбрать из бывших консулов для усмирения морских разбойников главнокомандующего с неограниченной консульской властью, без ответственности, на три года. Предоставить ему верховную власть над всем Средиземным морем и берегами на протяжении десяти миль от моря вглубь страны. Он должен будет избрать из сената 15 подчиненных ему полководцев с преторской властью и будет иметь право брать из государственной казны и провинциальных казначейств столько денег, сколько ему будет угодно. Ему будут даны 200 кораблей с полномочием набрать самому требуемое число солдат и матросов. Народ принял это предложение с восторгом, потому что дороговизна почти довела его до голода. Тотчас же было указано на Помпея как на человека, которого следует избрать для выполнения этой задачи. Но сенатская партия была против Помпея — она боялась предоставить такую большую власть человеку, который уже два раза заставлял делать себе уступки, находясь во главе войска.
На другой день, когда началось голосование, Помпей, чтобы казаться беспристрастным, удалился из города в свою деревню Альбанум. Когда закон был принят народным собранием, Помпей вернулся в Рим и народ принял его с восторгом. При громадном стечении горожан он совершил жертвоприношение и в новом собрании, при помощи Габиния, добился того, что народ, в благодарность за готовность Помпея служить ему, придал своему постановлению еще более широкие размеры. В распоряжение Помпея было предоставлено 500 кораблей, 120 000 человек пехоты, 5000 конницы и 24 помощника полководца вместе с двумя квесторами. «В тот же самый день благодаря надежде, пробудившейся при одном имени этого человека, хлеб, после крайнего недостатка, внезапно подешевел до такой степени, как этого можно было ожидать только после богатейшей жатвы во время продолжительного мира».
Помпей блистательно оправдал ожидание народа — ни в одной из своих войн он не обнаруживал таких способностей и такой деятельности, как в войне с морскими разбойниками. Впрочем, он обладал такой властью, которая могла сокрушить все. Вся война продолжалась не более трех месяцев и была скорее облавой, чем настоящей войной, так как пираты не решались вступать в сражение и, не имея возможности спасаться бегством, большей частью сдавались вместе со своими кораблями, женами и детьми. Так как Помпей щадил покорившихся и обращался с ними мягко, они указывали ему разбойничьи притоны в горах, что избавило его от продолжительной и опасной войны. Пиратство было уничтожено. Пленные пираты были поселены в разных местах: лучшие – в городе Содой, в Киликии, получившем имя Помпейополиса, другие в Адане, Мадле и Эпифании, так же в Киликии, остальные – в Димэ, в Ахаии и в Калабрии.
В то время когда Помпей был еще занят наведением порядка в южной части Малой Азии, городские общины острова Крит отправили к нему послов с просьбой принять их под свое покровительство, так как они надеются, что он обойдется с ними лучше, чем проконсул Метелл, который уже второй год успешно ведет войну на острове, но обращается с покоренными жителями весьма жестоко. По закону Габиния власть Помпея распространялась, конечно, и на Крит, но Метелл еще с прошлого года вел здесь самостоятельную войну, не принадлежа к легатам Помпея и почти уже окончил покорение острова. Он мог требовать, чтобы Помпей воздержался от вмешательства в критские дела. Но честолюбие Помпея нашло новый удобный случай пожать там, где он не сеял. Он принял критян под свое покровительство и послал на остров своего легата Октавия, чтобы запретить Метеллу вести войну и принять взятые им города. Так как Метелл не послушался приказа Помпея и продолжал осаждать и брать города, Октавий призвал сюда стоявшего в Ахайи легата Помпея, Корнелия Сизенну, с войском, и между войсками Метелла и Помпея началась настоящая война. Можно было опасаться междоусобицы, но Помпей прекратил раздор, за который многие его порицали, так как уже рассчитывал, что его пошлют на место Лукулла против Митридата.
Благодаря быстрому окончанию войны с морскими разбойниками слава Помпея и расположение к нему народа чрезвычайно увеличились. Народ боготворил его, как величайшего своего благодетеля, и считал способным на всякий подвиг. Было известно, что Помпей хотел получить начальство в войне с Митридатом и Тиграном, и народ был готов поручить ему эту войну в уверенности, что великий полководец быстро справится с азиатскими делами. Лукулл из-за мятежа своих солдат потерял все, что было им приобретено с такой славой. Его многочисленные враги в Риме, друзья Помпея, унижали его и выставляли Помпея единственным человеком, который в состоянии поправить дело. И вот, в начале 66 года, трибун Манилий, подстрекаемый Помпеем, выступил перед народом и предложил закон, по которому Помпей, стоявший на зимних квартирах на южном берегу Малой Азии, должен был получить место главнокомандующего в войне с Митридатом и Тиграном с неограниченной властью над войском и флотом на Востоке и с правами наместника не только в провинциях Азии, Вифинии и Киликии (вместо Лукулла, Глабриона и Марция Рекса), но и во всех других областях Азии до самой Армении.
Хотя аристократия и была убеждена в том, что с Лукуллом поступают несправедливо и неблагодарно, так как ему, лишившись заслуженного почета, придется уступить свое место преемнику не для войны, а для триумфа, но большинство было против этого закона, главным образом из боязни, что Помпею будет предоставлено слишком много власти, что может стать опасным для свободы. Однако во время восторженного народного голосования в пользу Помпея никто из них не решился противоречить народу, за исключением Катула и Гортензия. Последний заметил, что если возложить все на одного человека, то Помпей наиболее достоин этого, но возлагать все на одного нельзя. Катул напомнил, что не следовало бы отступать от примера и постановлений предков, но видя, что его речь не имеет успеха, окончил ее гневным восклицанием, обращаясь к сенаторам: «Так бегите же, как предки ваши, в горы и скалы, чтобы спасти свободу!» Закон поддерживали многие влиятельные люди, как, например, претор Цицерон и друг народа Юлий Цезарь. Трибы единогласно одобрили этот закон.
Когда Помпей получил известие о решении народа и поздравления от окружавших его лиц, он сделал вид, что такая честь ему в тягость. С печальным лицом он стал жаловаться на своих врагов, которые не перестают навязывать ему новые труды, в надежде, что он когда-нибудь не вынесет их тяжести. Слышавшие эти жалобы хорошо понимали, как следует смотреть на них. Самое страстное желание Помпея было исполнено. Он тотчас же перешел через Тавр, чтобы пожать там, где посеял Лукулл. Он двинулся против Митридата, который сначала просил мира, но затем, когда ему было предложено сдаться и выдать перебежчиков, решился биться не на жизнь, а на смерть. Силы Митридата, как и Тиграна, были сломлены Лукуллом. Не давая сражения, он отступил перед Помпеем и ушел из своей земли. В Малой Армении, недалеко от Евфрата, он был настигнут римлянами ночью, в одном проходе, почти на том самом месте, где Помпей потом основал Никополь (Город Победы). Митридат потерял все свое войско и остался один, с тремя спутниками, после чего удалился в Колхиду, где и перезимовал в Диоскурии.
Помпей не преследовал бежавшего Митридата, но вторгся в Армению, куда призвал его Тигран Младший, восставший против своего отца. Царь Тигран, видя, что его сыну и Помпею сдается город за городом, без войска, со своими друзьями отправился к Помпею просить мира. Когда он приблизился к римскому лагерю, стоявшему в 16 000 шагов от Артаксаты, все его спутники разбежались, и он поехал в лагерь один, без пурпура, только с высокой тиарой на голове и с царской повязкой. Здесь ликторы приказали ему спешиться, так как обычай никому не дозволял въезжать в римский лагерь на лошади. Явившись к Помпею, он, царь царей, снял с себя диадему, чтобы положить ее к его ногам и преклониться перед ним по азиатскому обычаю. Но Помпей не допустил его до такого унижения, снова возложил на него диадему и повел его в палатку. Здесь он указал ему место рядом с собой, а по другую сторону полководца сидел Тигран Младший, сердясь на то, что его отца еще признают царем.
Помпей решил, что царь должен удержать за собой Армению, но отдать сыну Софену и Гордиену. Остальные страны, завоеванные Тиграном, – Финикию и часть Киликии, Галатию и Каппадокию – он должен уступить Риму и заплатить 6000 талантов контрибуции. Этим решением царь был так доволен, что, кроме 6000 талантов, заплатил еще и большую сумму для раздачи солдатам. Но молодой Тигран ожидал для себя большего. Он не мог скрыть своего неудовольствия, и когда Помпей пригласил его к столу, отвечал, что для такой чести он не нуждается в Помпее и найдет то же самое у каждого римлянина. Так как он позволял себе еще и тайные происки и преследовал отца, Помпей приказал заключить его в оковы и потом взял с собой в Рим, чтобы вывести его в триумфе.
Часть своих войск Помпей оставил между Евфратом и Араксом, а сам вышел из области Артаксаты к северу и расположился на зимовку около реки Кира (теперь Кура), на юго-восточной границе Кавказа. Это обеспокоило соседние кавказские народы. Албанцы под начальством князя Оройза совершили набег на римский зимний лагерь, но были отбиты. В это время Митридат с войском пробрался по восточному и северному берегу Черного моря в основанное им Боспорское царство, где низложил своего сына Маха, перешедшего к римлянам, и принудил его к самоубийству. Идти вслед за царем через Кавказ для Помпея было слишком затруднительно и опасно. Он оставил Митридата в покое и, под предлогом восстания албанцев в тылу, вернулся к нижнему течению Киры. По дороге он покорил албанцев и заключил с ними, а также с иберами и другими кавказскими племенами договор, по которому они стали зависимы от Рима.
Летом 64 года Помпей отправился в Сирию, которая находилась в безнадежном состоянии. Царствующий дом Селевкидов вследствие постоянных споров из-за престола утратил свое могущество и значение. Между Евфратом и Средиземным морем теперь бесчинствовали князья арабских племен вместе с мелкими разбойниками. Только иудеи, освободившиеся в 167 году из-под власти сирийских царей, старались приобрести себе политическое могущество. Но внутренние религиозные и политические разногласия между фарисеями и саддукеями привели к кровопролитным междоусобицам, которые истощали силы нации. Помпей прибыв в эту страну, встал на сторону фарисеев и приказал, чтобы царская власть была отменена и снова восстановлена древняя власть первосвященников. Фанатичные приверженцы царя удалились на скалу Иерусалимского храма и упорно держались там в продолжение трех месяцев. В одну из суббот храм был взят Помпеем, и те, что избежали смерти от меча солдат, окончили свою жизнь под топорами ликторов. Страна сделалась зависимой от римлян и должна была платить дань. Помпей сильной рукой положил конец беспорядкам и разбоям во всей Сирии. Дом Селевкидов был объявлен лишенным престола и Сирия стала римской провинцией.
В 63 году во время похода на Петру, главный город набатеев в Аравийской пустыне, Помпей получил известие, что Митридат умер. Из-за восстания своего сына Фарнака он сам лишил себя жизни. Боспорское царство досталось Фарнаку, который в своем письме заявлял, что вступает на престол для себя и для римлян. Фарнак отослал труп отца в Понт к Помпею, который приказал похоронить его в царских гробницах Синопа. Со смертью Митридата война в Азии закончилась. Помпей употребил оставшееся время на устройство восточных дел, пользуясь своим полномочием в Малой Азии.
Распорядившись судьбами народов и государей Востока, Помпей осенью 62 года стал готовиться к возвращению со своим войском в Италию. В Риме ожидали покрытого славой полководца, которому, во главе преданных ему войск и при расположении народа, было бы не трудно сделаться самодержавным. Все видели, что Помпей старался удержать за собой военную власть в Италии, вероятно для того, чтобы доставить себе постоянную диктатуру. Каково же было всеобщее удивление, когда Помпей, высадившись в Брундизиуме, распустил свое войско и в начале 61 года поехал в Рим как частный человек. Как ни сильно желал он власти, у него не было смелости для открытого нарушения законов. Свой триумф он отпраздновал 29 и 30 сентября в 46-й год своего рождения, и без войска. Теперь он в третий раз входил в Капитолий как триумфатор, как завоеватель Азии, тогда как раньше он праздновал победы над Африкой и Испанией или, как ему было приятно слышать, над Европой.
Большое количество вывезенных напоказ сокровищ пришлось оставить, хотя процессия шла два дня. На досках, которые несли впереди, были написаны имена покоренных народов и стран: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Колхида, иберы, албанцы, Сирия, Киликия, Месопотамия, Финикия, Палестина, Иудея, Аравия, наконец – морские разбойники. Там же было написано, что он взял 1000 крепостей, около 900 городов и 800 кораблей, основал 39 городов, увеличил дань с 50 до 85 млн. драхм и обогатил казну на 20 000 талантов. Тут же вели пленников, в числе которых, кроме начальников пиратов, были: молодой Тигран с женой и дочерью, супруга царя Тиграна, Аристобул, царь иудейский, сестра, пять детей и несколько скифянок – жен Митридата, заложники от иберов, албанцев и царя Коммагены. В конце процессии ехал сам триумфатор на колеснице, украшенной драгоценными камнями, в одежде Александра Великого, с которым охотно позволял себя сравнивать.
Блеск этого триумфа очень льстил его тщеславию, но не имел для него никакой реальной выгоды. Он желал прежде всего, чтобы сенат утвердил его распоряжения в Малой Азии, назначил его вторично консулом и согласился на раздачу земель, обещанных Помпеем своим солдатам. Но сенатская партия, особенно Катул, Катон, Лукулл, Метелл Критский, ставила ему всевозможные препятствия и отказалась исполнить его требования, поэтому он, не имея ловкости в борьбе политических партий, решил подкупом доставить своим друзьям должности, чтобы они держали его сторону. Но сообщники оказались столь же неспособными, как и он сам. В это время с ним сблизился Гай Юлий Цезарь, ловкий и энергичный предводитель народной партии, который и прежде оказал Помпею несколько услуг, хотя всегда имел в виду свои собственные интересы. Он только что вернулся из Испании, которой управлял после своей претуры, и хлопотал о консульстве на 59 год. Помпей должен был помочь ему добиться этой должности, а взамен этого Цезарь обещал, что, сделавшись консулом, он добьется утверждения распоряжений Помпея в Азии и поземельного надела для его ветеранов.
После того как Цезарь огромным большинством голосов был избран консулом, он постарался примирить между собой Помпея и Красса и соединить их вместе с собой в один союз. Красс был человек обыкновенного ума и образования, но, благодаря своей деятельности, приобрел огромное богатство и важное значение в государстве. С самых юных лет все его мысли были направлены на приобретение средств, хотя и не всегда честным способом. Особенно отлично он сумел воспользоваться временем проскрипций Суллы, став первым богачом в Риме. Незадолго до своей смерти, несмотря на огромные расходы, обыкновенно говаривал, что никто не может назваться богатым, если не в состоянии содержать войско на проценты со своего капитала. Цезарь часто пользовался для своих целей Крассом и его деньгами и теперь также нуждался в нем. Чтобы из-за дружбы с одним не сделаться врагом другого, он обоих помирил. Он убедил их, что при их взаимной вражде могут возвышаться только люди незначительные, вроде Цицерона, Катона и Катула, но они, заключив между собой мир и дружеский союз, могли бы забрать все государство в свои руки. Таким образом, эти три человека втайне заключили союз с намерением не допускать, чтобы в государстве произошло что-либо неприятное для кого-либо из них. Это был первый триумвират, при основании которого каждый надеялся с помощью двух других достичь единовластного господства, но который делал Помпея и Красса лишь орудиями в руках далеко превосходившего их умом Цезаря.
Цезарь, сделавшись консулом, исполнил обещание, данное им Помпею. Он выхлопотал утверждение распоряжений Помпея в Азии и аграрного закона в пользу его ветеранов. Благодаря любезности Цезаря между двумя союзниками мало-помалу установилась дружба, которую они закрепили родственным союзом. Помпей женился на любимой дочери Цезаря, Юлии, которой тогда было 23 года, и до самой ее смерти жил с ней счастливо. Когда Цезарь в 58 году отправился в качестве проконсула в свою провинцию Галлию, Помпей остался в городе, чтобы охранять интересы союза. Но оба они еще раньше позаботились удалить из города своих опаснейших противников – Цицерона и Катона. Катону было поручено присоединить к римской республике царство Кипрское, а Цицерон был удален в изгнание под тем предлогом, что действовал незаконно при подавлении заговора Катилины.
С тех пор как Цезарь удалился в Галлию, Помпей не играл никакой видной роли. Он почти совершенно удалился от общественной жизни, не имея уже поддержки ни в сенате, ни в народе, и жил преимущественно в своей усадьбе Альбанум. Красс же давно отделился от Помпея и стал действовать против него вместе с вожаками черни. Цезарь помирил обоих товарищей и возобновил свой союз с ними. Он заключил с ними договор, в котором условился, что оба они на следующий год сделаются консулами и получат провинции и войско, и обещал употребить все свое влияние на народ в их пользу и послать в Рим на выборы многих из своих солдат. Сам он обеспечил для себя продолжение срока своего наместничества еще на пять лет и выдачу жалованья своим войскам.
Когда Помпей и Красс заявили о своем желании сделаться консулами, все другие соискатели уступили им, кроме Домиция Меднобородого, которого уговаривал и ободрял Катон, убеждая его, что здесь дело идет не столько о борьбе за консульство, сколько о борьбе за свободу против тирании. Но Помпей не допустил Домиция даже на форум, послав против него вооруженный отряд, который перебил шедших перед ним факелоносцев и рассеял остальных. Катон, защищая Домиция, был ранен в правую руку и последним оставил место стычки. Красс и Помпей были избраны в консулы. Катон, честный и настойчивый защитник свободы, стал хлопотать о преторстве, чтобы иметь возможность препятствовать насилиям консулов, но его противники сумели и здесь устранить его, добившись назначения трибуном преданного им Гая Требония. Последний представил народу проект закона, по которому консулам должны быть предоставлены Сирия и обе Испании с полномочием по собственному соображению вести войну и усиливать свои войска и провел этот проект, насильно удалив Катона с ораторской трибуны и силой оружия заставив замолчать не соглашавшихся с ним трибунов.
Во время своего консульства Помпей открыл построенный им на Марсовом поле большой театр. Этот первый театр в Риме был назван по имени Помпея. В нем могло поместиться 40 000 человек, и все было устроено красиво и роскошно. Торжество открытия продолжалось несколько дней и дало Помпею желаемый случай блеснуть своим царским богатством. Театральные представления возбуждали удивление не столько искуством, сколько разнообразием зрелищ и массами действующих лиц. В одной пьесе являлся бесконечный ряд мулов, в другой происходили сражения целых отрядов пехоты и конницы. Затем был устроен бой атлетов и гладиаторов и, наконец, цирк, в котором в продолжение пяти дней происходила различная охота на зверей. При этом было затравлено 500 африканских львов, 18 слонов и 410 пантер.
По окончании срока своего консульства Красс удалился в свою провинцию Сирию, где в надежде на приобретение еще больших богатств начал войну с парфянами, но в 53 году был завлечен в пустыню, разбит наголову при Каррах и во время бегства убит. Помпей, окончивший свое консульство, предоставил свою провинцию Испанию в управление своим легатам и под предлогом надзора за подвозом хлеба в столицу остался вблизи от Рима. Смерть жены Юлии летом 54 года разорвала личную связь между Помпеем и Цезарем, а со смертью Красса столкновение между ними сделалось более возможным, поскольку ни тот ни другой уже не опасался, что противника поддержит третий. Внешне они еще находились в хороших отношениях, но каждый из них уже обдумывал способы сокрушить другого, так как разделение власти было несовместимо с их честолюбием.
Помпей снова стал сближаться с сенатской партией, видевшей в нем своего защитника против Цезаря, могущественного и опасного предводителя народной партии, и всеми силами старался увеличивать анархию на римском форуме и улицах, в надежде, что притесняемый сенат возложит на него диктатуру. В 53 году он отдалил выборы консулов до 7-го месяца, а в следующем году, из-зи беспорядков, вызванных убийством Клодия шайкой Милона, ему удалось добиться своего избрания если не в диктаторы, то в консулы, для восстановления порядка в государстве. Причем избран он был один, без товарища, и только на последние пять месяцев года взял себе в товарищи своего тестя Метелла Сципиона. Во время этого консульства он провел много законов, направленных против Цезаря, а именно: чтобы никто из отсутствующих не мог заочно хлопотать о консульстве и чтобы никто не мог получать наместничества менее, чем через пять лет после ухода из государственной службы. Перед этим, правда, он устроил так, что его собственное наместничество в Испании было продлено еще на пять лет, а ему самому дано полномочие усилить свое испанское войско двумя легионами и брать и государственной казны для раздачи жалованья по 1000 талантов ежегодно. Когда Цезарь при помощи своих друзей воспротивился принятию первого из этих законов Помпей оказался настолько слабым, что стал утверждать будто бы Цезаря не исключили из этого постановления по забывчивости, и устроил так, что его сопернику был предоставлено требуемое им преимущество.
1 марта 50 года консул Клавдий Марцелл, ярый противник Цезаря, пустил на голосование в сенате вопрос об отозвании Цезаря из провинции и из войска. Трибун Курион, которого Цезарь подкупил уплатив его громадные долги, потребовал, чтобы и Помпей отказался от Испании и своего войска, чем помешал окончательному решению дела. Помпей же, находясь в Кампании, делал вид, что мало заботится об этом важном споре. Он даже писал в сенат, что готов сложить с себя должность, возложенную на него без его согласия, и впоследствии сказал то же самое в Риме, прибавив, что его друг и родственник Цезарь, вероятно, также охотно удалится на покой после продолжительных и трудных походов. Курион разгадал его хитрость и потребовал, чтобы он удалился от дел раньше Цезаря. Помпей в гневе удалился в свой сад перед Римом и придумал план ослабления военной силы своего противника. По его совету консул Марцелл предложил, чтобы Цезарь и Помпей отдали по одному легиону на войну с парфянами. Когда сенат согласился на это предложение, Помпей потребовал у Цезаря свой легион, который он дал ему раньше, так что Цезарю пришлось отдать два легиона. Он повиновался и отпустил легионы с большими подарками.
Вскоре после этого в сенате снова был поставлен вопрос об отозвании Цезаря. Так как Курион настаивал на том, что и Помпей должен оставить свою должность вместе с Цезарем, консул Марцелл в гневе встал и воскликнул, что он не может спокойно сидеть и слышать такие речи, видя, что 10 легионов идут сюда через Альпы и что хотят удалить единственного человека, который может выступить против них на защиту отечества. Он прекратил заседание, и так как слух, что Цезарь идет на Рим, подтверждался, Марцелл вместе с консулами, избранными на следующий, 49 год, поспешил к Помпею и вручил ему меч, требуя защищать отечество и предоставляя ему набрать новые войска по желанию. Помпей принял это предложение, а Курион, сложив свою должность и опасаясь за свою личную безопасность, поспешил к Цезарю, который в последнее время постоянно держался вблизи Италии и в эту минуту стоял с 5000 пехоты и 300 всадников в Равенне, крайнем городе своей провинции.
Цезарь, хотя и решившийся уже начать войну, постоянно показывал миролюбивые намерения, чтобы представить войну со своей стороны только мерой крайней необходимости и иметь возможность стянуть свои войска по эту сторону Альп. Теперь же, когда разрыв сделался неизбежным, он быстро и смело перешел в наступление, не давая неприятелю собраться с силами, хотя имел в это время только один легион. Переходом через реку Рубикон он начинал войну против своего отечества и делался государственным изменником. Весть об этом произвела в Риме величайшее смятение. Сенат поспешно отправился к Помпею. Помпей же в своей гордой уверенности не позаботился о самых необходимых приготовлениях к обороне. Тем, кто делал ему по этому поводу замечание, он с усмешкой отвечал, что они могут быть спокойны, что ему стоит только топнуть, и из земли явятся отряды пехоты и конницы по всей Италии. Претор Фавоний с горькой насмешкой просил его топнуть ногой, чтобы вызвать обещанные войска.
Помпей колебался, не зная, что делать, и не мог прийти к какому-либо твердому решению. Наконец, он сделал распоряжение, чтобы все члены сената следовали за ним, добавив, что всякого, кто останется, он будет считать сторонником Цезаря, и вечером уехал из города. Таким образом, город был оставлен и правительство перевело свою резиденцию в Капую. Но Помпей стал подумывать, как бы перебраться в восточные провинции, где он пользовался большим почетом и надеялся найти богатые средства для войны. Цезарь же действовал с ужасающей быстротой. Город за городом сдавались ему без сопротивления, а войско быстро увеличивалось наборами, громадным числом перебежчиков и подкреплениями из Галлии. За 60 дней Цезарь завладел всей Италией. Так как у него недоставало кораблей, чтобы тотчас же преследовать Помпея, он приказал построить флот и отправился в Рим.
В середине апреля он поспешил в Испанию, говоря, что хочет сначала разбить войско без полководца, а затем пойти на полководца без войска. В Испании он принудил сдаться войско Помпея, а в начале зимы переправился через Адриатическое море, сражался некоторое время с Помпеем в окрестностях Диррахиума, причем много раз терпел поражение, и, спасаясь от преследования Помпея, поспешными переходами двинулся в Фессалию. Друзья Помпея советовали ему возвратиться в оставленную Цезарем Италию, снова овладеть всем Западом и затем отправиться против неприятеля на Восток. Но Помпей отверг этот план. Он надеялся, что будет в состоянии теперь же закончить войну и не хотел оставлять без помощи своего отчима Метелла Сципиона, который, прибыв из Сирии, стоял с двумя легионами в Фессалии. Потому он двинулся в Фессалию, чего Цезарь и хотел, и там 9 августа 48 года в Фарсальской долине произошла борьба за господство в государстве.
В битве при Фарсале у Помпея было в два с лишним раза больше войска. Оптиматы в его лагере были так уверены в победе, что заранее спорили о имуществе неприятеля и совещались о том, как наказать его. Они уже делили между собой консульство и другие почетные должности на целый год вперед и настаивали на том, чтобы Помпей, рассчитывавший одолеть измором неприятеля, дал сражение и покончил дело. Помпей против воли согласился и построил войска в боевой порядок. Узнав о готовящемся наступлении противника, Цезарь воскликнул: «День, ожидаемый нами, настал; теперь мы будем сражаться уже с людьми, а не с голодом и лишениями!»
Помпей принял начальство над правым крылом, где против него стоял Антоний, в центре командовал отчим Помпея против Домиция Кальвина, на левом крыле – Домиций Меднобородый, которого Цезарь при Корсиниуме взял в плен, но потом отпустил. Помпей на крайнем левом фланге выставил всю свою конницу, 7000 человек. Эта конница должна была напасть на Цезаря и рассеять его десятый легион, который всегда считался храбрейшим и при котором в сражениях находился обыкновенно сам Цезарь. Когда Цезарь заметил намерение Помпея, он выставил за десятым легионом шесть резервных когорт таким образом, что неприятель не мог их видеть, и приказал им при приближении всадников бить их дротиками. «Эти нежные и красивые оруженосцы, – сказал он, – слишком заботясь о своих физиономиях, не устоят и дрогнут при виде железа, направленного им прямо в глаза».
В то время когда Цезарь отдавал эти приказания, Помпей верхом на коне осматривал стоявшие в боевом порядке войска и заметил, что солдаты Цезаря, старые и привыкшие к бою галльские воины, спокойно ожидали момента атаки, между тем как большая часть его собственного войска, неопытного в военном деле, двигалась туда и сюда в постоянном беспокойстве и беспорядке. Так как он опасался, что боевая линия при начале сражения может быть разорвана, то приказал, чтобы передовая линия, сомкнувшись в тесные ряды не уклоняясь, ожидала неприятеля. Цезарь повел свои легионы в атаку, остановился на некоторое время на середине промежутка, отделявшего его от неприятеля, и затем, видя, что ряды Помпея все еще не двигаются с места, приказал своим быстро двинуться на них. Конница Помпея в сопровождении множества стрелков из лука и пращников бросилась на конницу Цезаря, которая отступила перед натиском этой массы, после чего всадники Помпея атаковали пехоту Цезаря на правом крыле, желая окружить ее. Но тут шесть когорт, до сих пор скрывавшихся, двинулись на эту конницу, направив свои копья на всадников. Всадники в страхе побежали на холмы. Шесть когорт уничтожили большую часть легких войск, которые не могли так скоро бежать, и затем бросились на левое крыло Помпея, которому еще раньше пришлось защищаться против десятого легиона. Когда же Цезарь ввел в дело свежие войска своего третьего отряда, левое крыло Помпея обратилось в дикое бегство. Этим решилось все сражение, так как вслед за этим обратились в бегство и центр и правое крыло Помпея, сражавшиеся до тех пор с переменным успехом.
Когда Помпей по поднявшейся пыли узнал, что его конница, на сильном натиске которой он основывал свою уверенность в победе, была отбита, то он с тяжелым, горестным чувством повернул свою лошадь к лагерю, куда последовала за ним часть его войска. Без слов, как окаменелый, сидел он в своей палатке, когда в полдень солдаты Цезаря, не удовлетворившегося половинной победой, начали штурмовать лагерь. Помпей, пробудившись от оцепенения, поспешно переменил платье и, сев на лошадь, бежал с немногими другими по направлению к Лариссе. Солдаты Цезаря с удивлением увидели, что в лагере Помпея все палатки увенчаны миртовыми ветвями и украшены разноцветными коврами. Кругом стояли сосуды, полные вина, а на столах – кубки. Неприятель, очевидно, сделал все приготовления к победе. Цезарь в этой битве, по его собственным показаниям, потерял только 200 солдат и 30 центурионов. Другие определяли его потерю в 1200 человек. Из воинов Помпея пало до 15 000 и более 24 000 сдались. Победитель обошелся с ними весьма мягко. После битвы он отпустил попавших в его руки сенаторов и всадников, не причинив им никакого вреда, а пленных солдат включил в свои войска.
Звезда Помпея погасла. Оставив свое рассеянное войско он бежал через Лариссу в Темпейскую долину к морскому берегу. Проведя остаток ночи в рыбачьей хижине, он поехал в лодке вдоль берега по морю, пока не встретил римское торговое судно, которое перевезло его на остров Лесбос. Его сопровождали немногие. Фавоний, бывший претор, услуживал ему во время этого переезда, как раб своему господину, так как Помпей, прежде чем взойти на корабль, отпустил своих рабов. На Лесбосе находилась жена Помпея, Корнелия, со своим младшим сыном. Он отослал ее сюда раньше, заботясь о ее безопасности. Несчастная женщина грезила о победах своего мужа, а теперь он являлся к ней беглецом, неуверенным даже в своей жизни. Взяв жену и друзей на корабль, он отправился на юг, к азиатскому берегу, не зная, куда ему ехать. В Атгаде, в Памфилии, он нашел несколько трирем из Киликии, вокруг него стали собираться солдаты, и он снова увидел себя окруженным 60 сенаторами.
Когда он со своими друзьями совещался на Кипре, куда направиться, митиленец Феофан указал на Египет, где царствовал тогда молодой птоломеец Дионис, отец которого, Птоломей Авдет, был обязан своим престолом Помпею. Это предложение было принято, и Помпей со своей женой направился в море. Другие последовали за ним на военных и торговых судах. Молодой царь вел войну со своей сестрой Клеопатрой и в это время находился в Пелузиуме. Туда и направился Помпей, выслав одного из своих людей вперед, чтобы возвестить Птоломею о своем прибытии и просить его о приеме. Но в это время вместо малолетнего царя в Египте управляли камергер Потин, ритор Теодот и полководец Ахилл. Они стали советоваться между собою, как поступить с Помпеем, и, наконец, решили убить его. «В таком случае, – заключил Теодот, – будет доставлено удовольствие Цезарю, да и Помпея нечего уже будет бояться, потому, что мертвый не укусит», – прибавил он с усмешкой.
Ахилл вместе с неким Септимием, бывшим прежде у Помпея военным трибуном, центурионом Сальвием и тремя или четырьмя слугами отправился в рыбачьей лодке в открытое море к стоявшему на якоре кораблю Помпея, на котором находились и наиболее знатные лица из сопровождавших его. Последние, увидя неказистое судно, на котором приехали встречать Помпея, усомнились и решали, не уйти ли снова в море. Но в это время лодка подъехала, Септимий встал и обратился к Помпею как к императору. Ахилл приветствовал его на греческом языке и пригласил войти в лодку, говоря, что море в этом месте слишком мелко для триремы. В то же время показалось несколько царских трирем, а на берегу появились тяжеловооруженные воины, так что удалиться было немыслимо. Помпей скрыл свое недоверие, чтобы не дать повода оправдать насилие. Он простился со своей плачущей женой и приказал двум центурионам и вольноотпущеннику Филиппу войти в лодку прежде него. В ту минуту, когда Ахилл протянул из лодки свою руку, Помпей еще раз обернулся к своим жене и сыну и произнес стихи Софокла:
Кто переступит через порог тирана,
Тот раб его, хотя бы и свободным пришел.
С этими словами он вошел в лодку. Так как в продолжение довольно длинного пути до берега никто не сказал ему приветливого слова, он посмотрел на Септимия и, желая нарушить тяжелое молчание, сказал: «Я думаю, что не ошибусь, если узнаю в тебе старого боевого товарища?» Септимий кивнул головой, не сказав ни слова, и снова наступила глубокая тишина. Когда, наконец, они подъехали к берегу, Септимий нанес ему сзади первый удар мечом, а за ним сделали то же Сальвий и Ахилл. Помпей обеими руками натянул свою тогу на голову и лицо и переносил удары своих убийц, не говоря и не делая ничего недостойного. Его жена, сын и друзья с жалобными криками смотрели издалека, как он погибал. Он умер в 58 лет, за день до дня своего рождения, 29 сентября 48 года. В этот самый день в 61 году он праздновал свой третий триумф.
Убийцы отрубили Помпею голову, а туловище выбросили из лодки на берег. Филипп обмыл его морской водой, обернул в одну из своих одежд и устроил костер из остатков рыбачьей лодки. Пока он был занят этим, к нему подошел пожилой римлянин, который в молодости участвовал в походах под начальством Помпея, и попросил допустить его отдать последний долг полководцу. Так был погребен Помпей.
Луций Лентул, консул предыдущего года, товарищ Помпея в борьбе против Цезаря, явился день спустя с Кипра на египетский берег, не зная о случившемся. Его также схватили и убили.
Немного позже в Египет приехал Цезарь, и ему принесли голову Помпея. Он отвернулся с болью и ужасом. А когда ему подали перстень Помпея с печатью, на которой был изображен лев, вооруженный мечом, то он не мог удержаться от слез. Ахилла и Потина он велел казнить. Теодот бежал из Египта и долгое время блуждал, презираемый всеми, в тяжкой нужде. Царь Птолемей, начав войну с Цезарем, нашел свою смерть в Ниле. Прах Помпея был передан Корнелии, которая приказала поставить его в своем имении в Альбе.
Автор публикации
