Архив рубрики: ИСТОРИЯ

Поражение в Кавдинском ущелье

Через полвека после кельтского нашествия Рим постигло еще одно бедствие, такое же унизительное, как и предыдущее. Вся римская армия сдалась неприятелю — горному племени самнитов, живущему в центральной части Апеннинского полуострова. Это была более серьезная угроза существованию Рима, чем та, при которой город оказался без стен во время вторжения варваров.

В 321 году оба консула возглавили свои легионы и двинулись с ними на юг. Самниты недавно потерпели тяжелое поражение и теперь покорно просили мира. Сенат же отказался вести с ними переговоры, отчего самниты впали в отчаяние и решили прибегнуть к мщению. Они устроили засаду наступающим римлянам в ущелье, называемом «Кавдинскими вилами» (furculae Caudinae).

По словам Ливия, место это представляло собой широкую болотистую, заросшую травой поляну, которую окружали крутые лесистые склоны холмов. Войти на поляну можно было только с запада и с востока через два узких ущелья. Опытный военачальник самнитов, Гай Понтий, скрытно привел сюда свою армию и расположился лагерем вблизи этого места. Он послал десять переодетых пастухами воинов со стадами овец на пастбища неподалеку от римских застав. Каждый раз, встречаясь с римскими отрядами, они рассказывали о том, что армия самнитов ведет военные действия далеко на юге — в Апулии. Слухи об этом распространили заранее, и сообщения пастухов должны были только подтвердить их.

Уловка сработала, и консулы решили пройти к самнитским легионам самым коротким путем — через Кавдинские вилы. Римляне вошли в западное ущелье и, пройдя его, обнаружили, что восточное ущелье завалено срубленными деревьями и огромными камнями. Над ущельем они увидели отряды самнитов.

кавдинское ущельеРимляне бросились назад, но путь, по которому они вошли в Кавдинские вилы, оказался так же прегражден завалами и вооруженными людьми. Ловушка захлопнулась. Консулы приказали своим легионерам строить римский лагерь — копать рвы, насыпать укрепления и ставить частокол — хотя многие понимали, что это уже не имеет смысла.

Тем временем самниты, сами не веря свой успех, не знали, что предпринять дальше. Понтий отправил письмо своему отцу, умудренному опытом пожилому человеку Гереннию Понтию, чтобы спросить совета. Геренний ответил: «Мой совет будет таким: вы должны позволить всем римлянам свободно уйти». Это его мнение сразу же отклонили, и снова спросили совета. Тогда Геренний сказал: «Перебейте их всех до единого».

Понтий решил, что его постаревший отец ослабел разумом, и уступил общему желанию, чтобы старика привели в лагерь и лично спросили совета. Тот отказался менять свое мнение и обосновал свои слова. Ливий пишет: «Давая первый совет, — сказал он — с моей точки зрения наилучший, я стремился, чтобы столь великое благодеяние обеспечило вечный мир и дружбу с могущественнейшим народом; смысл второго совета был в том, чтобы избавить от войны многие поколенья, ибо… римское государство не скоро вновь соберется с силами; третьего же решения вообще нет».

А если самнитам избрать средний путь и отпустить римлян невредимыми и в то же время по праву войны связать их как побежденных определенными условиями? Геренний не согласился с этим. «Это как раз такое решение, что друзей не создаст, а врагов не уничтожит, — сказал он, — нрав римлян таков, что, потерпев поражение, они уже не ведают покоя». Его совет снова отклонили и отправили домой.

Римляне предприняли ряд неудачных попыток вырваться. Запасы еды подходили к концу, и консулы отправили к Понтию послов для согласования условий мира. Если бы они не добились мира, то стали бы сражаться. «Вы, римляне, никогда не способны примириться со своей участью, даже когда побеждены и взяты в плен, — ответил самнитский военачальник, — поэтому я прогоню вас под ярмом раздетых и безоружных» (символическое «ярмо» — арка, сложенная из трех копий, под которой должны были пройти воины в обмен на свое освобождение). Так же было сказано, что римлянам следует убраться из владений самнитов и уничтожить два своих передовых поселения в Калесе и Фрегеллах.

Это было несмываемым позором, но, по мнению консулов, лучше, чем полное уничтожение римской армии. Ливий уверяет нас, что самниты добились только клятвенного обещания консулов принятия Римом таких условий (sponsio). Окончательное же соглашение (foedus) должно было быть принято после одобрения его народным собранием в Риме. Доверчивый Понтий принял это условие и позволил легионам уйти. Однако он потребовал себе в заложники шестьсот римских всадников. После этого произошла драматическая сцена: «Консулов, чуть не нагих, первыми прогнали под ярмом, затем тому же бесчестию подвергся каждый военачальник в порядке старшинства и, наконец, один за другим все легионы. Вокруг, осыпая римлян бранью и насмешками, стояли вооруженные враги и даже замахивались то и дело мечами, а если кто не выражал своим видом должной униженности, то оскорбленные победители наносили им удары и убивали».

кавдинское ущелье
«Проход под ярмом». Художник Анхель Гарсия Пинто

Войска вернулись в Рим. Множество людей начало соблюдать траур, пиры не проводились и браки не заключались, торговцы закрыли лавки и прекратили вести свои дела на Форуме. Горожане избрали новых консулов, и сенаторы провели слушания по вопросу о подтверждении условий мира. Один из побежденных военачальников не советовал своим товарищам по оружию высказывать позорные оправдания, поскольку они действовали, находясь в безвыходном положении во вражеской засаде. Далее он сделал вывод, что, будучи честными воинами, он и остальные военачальники, причастные к этому поступку, должны быть выданы самнитам.

Все согласились с этим, но Понтий отказался принимать их сдачу. Он утверждал, что, если соглашение недействительно, то все должно вернуться к исходному положению, т.е. все легионы должны возвратиться в Кавдинские вилы. «Неужели и тут, как всегда, вы отыщете повод, потерпев поражение, не соблюдать договора? — спросил он. — Вы с нами заключили мир, чтобы возвратить пленные легионы, и этот мир считаете недействительным. Но обман вы всегда прикрываете видимостью какой-то законности».

Нельзя не согласиться с этим суждением, которое примечательно еще и тем, что именно Ливий, самый патриотический из римских историков, вложил эти слова в уста командующего самнитов. Римляне очень высоко ценили добропорядочность. В этом случае они утверждали, что придерживались буквы закона, но один человек с ощущением вины высказал то, что чувствовали все — что они не придерживались его духа. Будто римляне не испытывали никакой благодарности к самнитам за то, что те позволили их легтонам уйти, и «на самом деле вели себя так, как будто они стали жертвами какого-то произвола».

Война возобновилась, и римляне, по преданию, одержали славную победу. Теперь уже они заставили Понтия и его товарищей по плену пройти под ярмом, что стало замечательным примером зеркального возмездия.

Поражение в Кавдинских вилах и его последствия является полезным напоминанием, что, несмотря на свои высокие принципы, римляне вполне могли совершать циничные поступки ради собственной выгоды. Они осуждали Понтия за то, что он заманил римскую армию в ловушку, однако на протяжении всей истории многие римские военачальники поступали точно так же. Дион Кассий рассудил, и его оценка не далека от истины: «Побеждает не обязательно тот, кто поступает несправедливо. Решение здесь выносит сама война, и это решение всегда будет в пользу победителя, который часто совершает то, что противоречит законности, считая это справедливым».

0

РАННЯЯ РЕСПУБЛИКА. Военные действия. Часть 2. 360-290гг до н.э.

(Все даты — до н.э.)

Древняя Италия 7-3вднэПосле нового галльского вторжения в Лаций в 360 году возродился римско-латинский союз (358 год). Вторжение было успешно отражено в середине 4 века до н.э. В это время Рим уже имел полный контроль над Лацием и Южной Этрурией и продолжил экспансию в другие районы Италии.

Победы римлян открыли им доступ к зерну и металлам Этрурии, что усилило их позиции. По цензу середины 4 века до н.э. насчитывалось уже 255 000 римских граждан, которые могли выставить 10 легионов. Судя по тому, что в 357 году был введен налог на манумиссии (отпуск на волю рабов), их число было даже избыточным, и они использовались на разных работах. Отпущенники становились римскими гражданами, но без права занимать магистратуры и были обязаны разными повинностями бывшему господину — патрону.

В 348 году был заключен второй договор о дружбе с Карфагеном.

самнитский воин
Самнитский воин

В 343 году жители кампанского города Капуи, потерпев поражение от самнитов, перешли в римское подданство, что вызвало Первую Самнитскую войну (343—341 годов), закончившуюся победой римлян и подчинением Западной Кампании.

В это же время обострились отношения Рима с латинами. Требования латинов мест в римском сенате и избрания из них одного консула спровоцировало Вторую Латинскую войну (340—338 годов). В итоге этой войны Латинский союз был навсегда распущен, часть латинских земель конфискована, а с каждой общиной заключен отдельный договор. Созданное впоследствии общественное устройство имело большое историческое значение, поскольку римляне установили такую систему управления, которая не только обеспечила им полную безопасность, но стала выгодна и для латинов. Жители ряда латинских городов получили римское гражданство, остальные же были уравнены с римлянами только в имущественных, но не в политических правах. В результате этого увеличилось число возможных новобранцев для легионов. Появился человеческий резерв, который позволял Риму сохранять свое могущество в военное время. Поражение могло следовать за поражением, но при этом в запасе у римлян всегда оставались новые призывники, которые были в состоянии заменить потерянные армии. Правильность этой политики подтвердилась тем, что латины больше никогда не выступали против римлян.

Площадь территории, находящейся во владении всех типов римских граждан (ager Romanus), составляла 8 800 квадратных километров, а площадь более крупного римского «содружества» — около 13 725 квадратных километров. По современным расчетам, общая численность населения римских территорий составляла 347 300 свободных граждан, а территорий «содружества» — 484 000 свободных граждан.

В 328 году римляне основали колонию Фрегеллы в западной части долины реки Лирис. Это очень возмутило самнитов, поскольку они сами претендовали на обладание этой территорией и считали ее частью своей родины. В следующем, 327 году, самниты не смогли мирным путем отстоять свои интересы в порту Неаполь в Кампании и захватили его. Римляне сразу же отреагировали на такой вызов своему могуществу. Они вытеснили захватчиков, что привело к началу Второй Самнитской войны (327—304 годов).

Эта война длилась более двадцати лет. Область Самний представляла собой огромную естественную крепость с небольшим количеством проходов в виде лабиринта узких долин и ущелий — идеальных мест для создания всевозможных засад. В одну из таких засад в Кавдинском ущелье в 321 году и попала римская армия. Это было второе (после галлов) позорное поражение римлян.

кавдинское ущелье самнитская война
«Проход под ярмом». Художник Анхель Гарсия Пинто

После этого римляне изменили стратегию. Вместо рискованного вторжения в Самний они окружили самнитов врагами. Сообщества в Апулии, на восточном побережье и в Лукании на юго-востоке Италии объединились в антисамнитские союзы, открыв против самнитов «второй фронт». Тем не менее, самниты успешно продвинулись по долине Лириса и взяли город Фрегеллы, с которого и начался конфликт. Затем самниты достигли побережья, где нанесли тяжелое поражение римлянам около приморского города Таррацина. Дорога на Рим оказалась открыта, но самниты отказались от похода на город. Может быть им помешали новые стены.

Против римлян восстал крупный город Капуя, волнения начались и в других городах Кампании. Римская республика оказалась в тяжелом положении, но держалась. Cтало понятно, насколько мудрым было решение о расселении латинов, поскольку ни одно латинское поселение не перешло на сторону противника. Около Таррацин произошло второе ожесточенное сражение. На этот раз римляне одержали блистательную победу и, по сообщениям историков, уничтожили и захватили в плен 30 000 самнитов.

аппиева дорога
Аппиева дорога

В это время вступил в действие первый участок дороги Аппия Клавдия длиной 132 мили, протянувшийся от Рима до Капуи. Появилась надежная связь между столицей и Кампанией, где часто возникали волнения.

Под влиянием своих новых греческих друзей в Неаполе, римляне создали небольшое морское соединение, однако они плохо умели водить суда и не понимали, как воевать на море. Этот эксперимент не удался.

Много лет ничего не было слышно об этрусках, находившихся в состоянии упадка. Они удовлетворенно наблюдали за конфликтом между Римом и самнитами. С одной стороны, они не поддерживали самнитов, которые столетие назад изгнали их из Кампании, а с другой, постоянный рост римского могущества вызывал опасения. Опасения перевесили, и к этому времени как раз истек срок сорокалетнего перемирия между Римом и этрусским городом Тарквинии. Этруски примкнули к самнитам.

Для решения этой проблемы в 310 году римский консул пробился через непроходимый Циминийский лес в Центральную Этрурию и выиграл сражение. Этрусские города заключили мир, и римляне возобновили соглашение с городом Тарквинии.

В 305 году самниты напали на богатую винодельческую Фалернскую область в Северной Кампании. Там они потерпели поражение, и их армия была разгромлена. В следующем году, после дальнейших неудач, самниты прекратили войну и приняли выгодные для римлян условия мира. Они обязались уйти на свою территорию. Их союзники должны были засвидетельствовать свою верность Риму и передать ему часть своей земли. Рим получил много пограничных городов и завершил завоевание Кампании.

В 298 году новое кельтское вторжение отвлекло римлян от самнитов. Самниты решили снова попытать счастья. На южной границе своих земель они напали на новых римских союзников — луканов. Началась Третья Самнитская война (298—290 годов). Однако теперь римские легионы уже не остановились на границах Самния, а двинулись непосредственно на вражескую территорию.

самниты
Самниты. Знаменосец и воин. Копия с фрески

Самнитский военачальник, Геллий Эгнаций, создал союз, участники которого имели между собой мало общего. Ими двигали только страх и ненависть к Риму, а также понимание того, что это последняя возможность покончить с монстром прежде, чем он станет еще сильнее и подавит их окончательно. План Эгнация состоял в объединении своих войск с этрусками, умбрами и кельтами на севере и в общем наступлении против неугомонной республики.

О существовании этого союза в Риме узнали в 296 году. К службе в армии привлекли мужчин из всех сословий, включая бывших рабов. Создали даже специальные когорты из пожилых граждан. Два консула, избранные на следующий год, командовали армией из четырех легионов и вспомогательными силами двух легионов для охраны Кампании от вторжений самнитов. Общая численность армии составила 25 200 легионеров при поддержке сильной конницы. Два легиона отправили разорять этрусские земли, препятствуя присоединению этрусков к Эгнацию. Кроме того, легионы римских граждан выступали в сопровождении многочисленной армии союзников и латинов — еще одно свидетельство успешной политики по отношению к латинам. В целом, это была самая большая армия, которую когда-либо прежде собирал Рим.

Консулы старались как можно быстрее помешать соединению кельтов с самнитами. Однако они опоздали, и римский авангард очень сильно пострадал от неприятельских войск. К счастью для римлян, этруски и умбры не пришли на помощь самнитам. Поэтому, когда армии встретились для генерального сражения около Сентин, их численность оказалась почти одинаковой. В этой битве, шедшей поначалу с переменным успехом, и самниты и кельты были разгромлены. Победа была окончательной, но досталась очень высокой ценой. По сообщению Ливия, в битве полегло 25 000 неприятельских воинов и 8 000 попали в плен, в то время как римляне потеряли 8 700 человек.

Тем не менее, борьба продолжалась еще несколько лет, пока римские войска не проникли в Самний и не разорили всю эту область. Сопротивляться дальше стало невозможно. Судя по количеству захваченных трофеев и численности порабощенных пленных, римляне не проявили никакого милосердия. При продаже военной добычи и пленных на рынках выручили более трех миллионов фунтов бронзы. На основе этого внезапно появившегося богатства была организована первая чеканка монет Римской республики.

Римская республика стала самым крупным государством в Италии, и, следовательно, с ее могуществом теперь должны будут считаться все средиземноморские державы. К концу 4 века до н.э. Риму в Италии принадлежала территория в 20 000 кв. км, что позволяло основывать все больше колоний и увеличивать армию крестьян, готовых воевать за новые земли и добычу.

Дополнительные материалы:
Поражение в Кавдинском Ущелье.
Луций Папирий Курсор.

Далее: Ранняя республика. Военные действия. Часть 3. 285-265гг до н.э.
Назад: Ранняя республика. Военные действия. Часть 1. 449 — 390 гг до н.э.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

РАННЯЯ РЕСПУБЛИКА. Военные действия. Часть 1. 449-390гг до н.э.

(Все даты — до н.э.)

Несмотря на непрекращающуюся сословную борьбу у себя дома, римляне практически непрерывно вели войны с окружающими народами. У древних историков эти войны описаны как сражения великих народов, однако в реальности они представляли собой обычные набеги на соседей или отражение таковых. По сути это был просто государственный бандитизм. Именно потому «решительные победы» ни к чему не приводили и через короткое время все начиналось сначала. А результатом становилось уничтожение урожая и разрушение зданий.

италия
Италия в 5 веке до н.э.

Установление республики совпало с тяжелым экономическим положением. В это же время латины полностью вытеснили из близлежащих областей этрусков и собирались также ослабить и уничтожить не окрепшее еще римское государство. Однако первые же консулы республики дали понять, что собираются придерживаться той же политики внешней экспансии, что и их последний царь — Тарквиний Гордый.

В 508 году был заключен договор между Римом и Карфагеном. Текст договора сообщает Полибий (III, 22):

«На нижеследующих условиях быть дружбе у римлян и их союзников с карфагенянами и их союзниками. Римлянам с их союзниками не плавать далее Прекрасного мыса, разве только в том случае, если они будут туда загнаны бурей или неприятелем. Если же кто-нибудь будет занесен туда против воли, он не имеет права ничего покупать или получать, за исключением самого необходимого для починки судна или жертвоприношения. Оставаться там он не может долее 5 дней. Явившиеся по торговым делам не могут совершить никакой сделки, иначе, как при посредстве глашатая или писца. За все то, что было бы продано в Ливии и Сардинии в присутствии этих должностных лиц, пусть ручается перед продавцом государство. Если кто-нибудь из римлян явится в ту часть Сицилии, которая подвластна карфагенянам, то во всем римлянам пользоваться одинаковыми правами с карфагенянами. Со своей стороны, карфагеняне не должны причинять никакого вреда народу ардеатов, анциатов, лаврентинцев, цирцейцев и таррацинцев, а также никакому другому из латинских городов, подвластных Риму. Карфагеняне обязуются не занимать какого-нибудь из этих городов и тогда, когда он отпадет от римлян, а если и займут его, то должны в целости возвратить римлянам. Карфагеняне не должны возводить никаких укреплений в Лации».

Этот договор демонстрировал агрессивные намерения Рима и его желание вернуть себе господство над утерянными после переворота территориями.

В 499—493 годах Рим одержал победу над Арицийской федерацией латинских городов (Первая Латинская война), заключив с ней союз на условиях невмешательства во внутренние дела друг друга, взаимной военной помощи и равенства при разделе добычи. «Пусть мир между римлянами и всеми латинскими городами продолжается до тех пор, пока существуют небо и земля. Пусть они и сами не начинают войну друг против друга, и внешних врагов не приводят, и не предоставляют безопасный проход тем, кто начнет войну. Пусть в случае войны помогают друг другу всеми силами». Это позволило римлянам начать серию войн с сабинами, вольсками, эквами и могущественными южноэтрусскими поселениями.

армияЧерез несколько лет к этому договору присоединяются герники. В результате получилась значительная армия, способная отразить вторжение с любой стороны.

19 июня 431 года состоялось решающее сражение с эквами. Наличие такой точной даты говорит о действительной важности этой победы. Потерянные ранее латинские города были возвращены прежним хозяевам. Римские войска получили возможность переходить в наступление. Мир же с эквами был заключен только после проведения позорного ритуала — прохода всех вражеских воинов через символическое ярмо, сложенное из трех копий.

Следующим большим военным событием стало уничтожение южного форпоста этрусского союза, соперника Рима еще со времен Ромула, — процветающего города Вейи.

Вейи. Реконструкция.
Вейи. Реконструкция. На преднем плане — Цитадель.

В течение 5 века до н. э. могущество этрусков постепенно уменьшалось. Флот сицилийского города-государства Сиракуз победил этрусков в морском сражении и разорил берега Тирренского моря. На севере галлы перешли через Альпы, расселились по долине реки По и вынудили этрусков уйти с захваченных земель к себе на родину. Этрусские города, союзные Вейям, не могли помочь этому городу в трудный час, и Вейи оказались один на один с римлянами.

Город был взят в осаду в 406 году. Численность римской армии, при этом, была увеличена с 4 000 до 6 000 человек. Однако, в отличие от рядовых сражений, осада затягивалась уже на три года и, поскольку в то время воины содержали себя сами, а уйти собирать урожай в этой ситуации они не могли, сенату пришлось начать платить им жалование (так длительные боевые действия привели к первому шагу в создании профессиональной армии).

Следует отметить, что в дальнейшем годовое жалование армии взыскивалось с побежденных.

В это время старцем из Вей было возвещено пророчество: «Римлянам не овладеть Вейями, покуда не уйдет вся вода из озера Альбанского». Римляне решили этот вопрос, спустив воду из озера.

альбанское озеро
Альбанское озеро

Как ни странно, из Альбанского озера действительно выходит древний сточный туннель, который можно увидеть и сегодня недалеко от летней резиденции папы римского Кастель Гандольфо. Хотя время его постройки точно не определено.

Не понятно, как спуск воды помог римлянам, но после почти десяти лет осады город был взят и разрушен. Возможно был сделан подкоп под стенами. Или же римляне воспользовались сточными туннелями, остатки которых обнаружены археологами под бывшими крепостными стенами. Часть жителей была продана в рабство, остальные получили римское гражданство. Землю распределили среди граждан, что на время облегчило положение беднейших плебеев. Результатом этой победы стало ослабление власти этрусков и утверждение власти Рима во всем Лации и на юге Этрурии.

галлы
Римляне бегут от галлов

Однако теперь Риму угрожала новая опасность. Кельтские племена галлов, наступавшие на север Италии, к 390 году дошли и до Лация. Римское войско вышло к этрусскому городу Клузия и вместе с его армией попыталось отразить вторжение кельтов. Около 10 000 римлян сразились с 30 000 кельтов у реки Аллии и потерпели сокрушительное поражение. Дорога на Рим оказалась открытой. К тому же, из-за своей самонадеянности, Рим не был окружен серьезной стеной. Горстка оставшихся в городе войск заняла позиции на Капитолийском холме. Мирные же жители поднялись на Яникульский холм и разошлись по окружающим деревням. Когда галлы вошли в город, они обнаружили лишь открытые дома и безоружных сенаторов. Сенаторы были убиты, а дома разграблены и сожжены. В Риме и сейчас сохраняются следы того пожара — слой обгоревших руин, фрагменты черепицы и обугленного дерева на оконечности Форума. Ночью большая группа захватчиков полезла на Капитолийский холм и оказалась недалеко от храма Юпитера. И вот тут «их приближение не укрылось от гусей, которых, несмотря на острейшую нехватку продовольствия, до сих пор не съели, поскольку они были посвящены Юноне». От гогота и хлопанья крыльев проснулась стража и галлы были сброшены вниз. Отсюда и пошло выражение «Гуси Рим спасли». Однако это не облегчило положения осажденных — осада продолжалась 7 месяцев. Кому-то пришла в голову мысль предложить галлам не слишком большую сумму денег — договорились о тысяче фунтов золота. Но принесенные галлами весы оказались фальшивыми. Когда же римляне отказались мерить ими золото, вождь галлов, Бренн, положил на весы еще и свой меч. Тогда и прозвучали унизительные для римлян слова — vae victisгоре побежденным!

горе побежденным
«Горе побежденным!» Французская гравюра конца XIX века (художник Поль Леюгер).

Однако, через некоторое время, галлы, узнав, что на их земли напали венеты, ушли.

После такого поражения влияние Рима в Лации ослабло, и его союз с латинами фактически распался. Против Рима возобновили войну вольски, этруски и эквы. Тем не менее Риму потребовался на удивление короткий промежуток времени для восстановления. Натиск соседних племен удалось отразить.

Дополнительные материалы:
Гней Марций Кориолан
Марк Фурий Камилл

Далее: Ранняя республика. Военные действия. Часть 2. 360-290гг до н.э.
Назад: Ранняя республика. Плебеи и патриции. Часть 2. 449 — 287 гг до н.э.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Марк Фурий Камилл

Марк Фурий Камилл
Марк Фурий Камилл

Одним из величайших граждан древней Республики был Марк Фурий Камилл, истребитель города Вей и восстановитель разоренного галлами родного города, прославленный за это римлянами, как отец отечества и второй основатель Рима, энергичный, неутомимый воин, стоявший во главе правления семь раз в качестве военного трибуна и пять в качестве диктатора, ревностный представитель патрицианских интересов.

Такой славы Марк Фурий достиг собственной силой и талантом, поскольку до него род Фуриев не отличался особым почетом и значением. Впервые молодой Фурий отличился в кровопролитном сражении 431 года до н.э. на Алгиде между римлянами и эквами с вольсками — впереди войска Фурий с неприятельским копьем в боку ринулся в середину войска противника и обратил всех в бегство. С тех пор он стал получать одно почетное звание за другим вплоть до должности цензора занимаемой только лицами, пользовавшимися общим уважением и доверием.

Военную деятельность в значительных масштабах Камилл начал в то время, когда Рим предпринял войну на уничтожение против Вей. Из этрусских городов Вейи находились ближе всех к Риму, часах в пяти, и потому этот город всегда был на переднем крае борьбы этрусков с городами Лация, оплотом которых был Рим. Вейи лежали к северу от Тибра, на крутом и обрывистом со всех сторон возвышении, между двумя ручьями. Это был один из обширнейших и могущественнейших городов Этрурии с высокими и прочными стенами. Он был не меньше Рима по размерам и, вероятно, по населению. Красотой же общественных и частных построек он далеко превосходил Рим. Окруженный плодородными землями, этот город обладал огромными богатствами, что приучило его жителей к изнеженности и роскоши.

Рим встал во враждебные отношения с Вейями с первых дней своего существования. Уже Ромул вел войну с этим городом. Остальные цари следовали его примеру. После изгнания царей Вейи дали приют и поддержку Тарквинию, и честный мир уже редко существовал между этими двумя городами. Риму приходилось страдать чаще, чем Вейям. Вскоре после падения Фабиев было заключено перемирие на 400 месяцев (474 год до н.э.) и римляне добились восстановления той территории, которая была отнята у них Порсенной. По истечении этого перемирия война разгорелась снова (445 год до н.э.). На первых порах она ограничилась набегами и взаимным опустошением владений. Более ожесточенной борьба стала после того, как город Фидены, будучи важным опорным пунктом, перешел в руки римлян. Подстрекаемые вейским царем Толумнием, жители Фиден напали на римский гарнизон, убили посланников и признали верховную власть Толумния.

вейи2
Вейи

Толумний пал в битве от руки консула Корнелия Косса, а город Фидены был взят и разрушен (426 год до н.э.). Вейи заключили перемирие на 200 месяцев. К этому времени могущество этрусков, бывших главнейшим народом Италии как на суше, так и на море, уже приближалось к упадку. Их господство было уничтожено греками Сицилии и Нижней Италии. На севере галлы отняли у них богатую равнину реки По с ее восемнадцатью городами. На юге самниты завладели их колониями в Кампании, а затем и Рим во главе Лация стал действовать более энергично. По истечении перемирия в 405 году римляне взялись за оружие с целью уничтожить Вейи. После десятилетней осады Вейи были взяты. Для этого потребовалась, конечно, особенная энергия и настойчивость, и весьма вероятно, что немалое влияние на твердость римлян в этой борьбе оказал геройский дух Камилла, игравшего в продолжение этих десяти лет (405-396 года до н.э.) значительную роль, бывшего три раза военным трибуном и избранного наконец в диктаторы.

В 402 году, когда он в первый раз вступил в должность военного трибуна, Вейи по его приказанию были окружены укреплениями, одни из которых были обращены против самого города, а другие предназначались для защиты от нападения извне. В этих укреплениях римское войско оставалось без перерыва зимой и летом – первый пример такого рода в римской истории, так как до сих пор совершались только кратковременные летние походы. Для защиты от зимней непогоды в укреплениях строили глиняные шалаши. Вейянцы поняли, что дело идет об уничтожении их города, и защищались отчаянно при поддержке капенцев и фалисков, напавших на римский лагерь извне. Эти последние были жестоко наказаны Камиллом во время его второго и третьего военного трибунства (400 и 397 года). Он вторгся в их владения, забрал огромную добычу и опустошил территорию.

Шел десятый год осады, а римляне все еще не видели конца своим трудам. Более того, вследствие засады, устроенной капенцами и фалисками, военные трибуны Генуций и Тициний потерпели в этом году такое поражение, что римский лагерь уже считали погибшим, а Рим ждал появления неприятельского войска под своими стенами. Тогда римляне назначили диктатором своего величайшего полководца Камилла. Он быстро восстановил римскую военную силу, разбил капенцев и фалисков при Непете и стянул все войска к Вейям, твердо решив положить конец войне, так как знал, что таинственное условие, от которого зависела победа над Вейями, уже исполнилось.

А дело было в следующем. В 398 году, в то время как все остальные воды Италии высохли, Альбанское озеро, без всякой видимой причины, вдруг поднялось до такой высоты, что наполнило до краев жерло вулкана, в котором находилось, и даже начало изливаться в долину. В этом обстоятельстве увидели знамение судьбы, не лишенное значения. Поэтому было решено отправить посольство к Аполлону Пифийскому. Однако, прежде чем оно успело возвратиться, счастливый случай доставил римлянам другого толкователя.

альбанское озеро
Альбанское озеро

Один престарелый вейянец подошел однажды к часовым обоих враждебных лагерей и издеваясь над тщетными усилиями римлян, объявил пророческим тоном, что римлянам не завладеть Вейями до тех пор, пока из Альбанского озера не вытечет вода. Эти слова, распространившиеся по римскому лагерю, подвигли одного центуриона основательно разведать тайну. Под предлогом желания посоветоваться с этим прорицателем относительно явившегося ему знамения он выманил того за стены города, схватил на руки и на виду у всех принес в римский лагерь. Перевезенный в Рим, неосторожный прорицатель был вынужден открыть перед сенатом предопределение, написанное в вейянских книгах судьбы и состоявшее в следующем: пока Альбанское озеро будет переполнено водой, Вейи не могут быть завоеваны; если эти воды, выступив из своих берегов, достигнут моря, Рим погибнет; если же их отведут так, чтобы они до моря не дошли, то римляне одержат победу над Вейями.

Вскоре после этого вернулось из Дельф посольство с ответом Аполлона, который оказался одинаковым с заявлением этрусского жреца и в котором повелевалось восстановить древнее богослужение, находившееся у римлян в забвении, и возвратить ему подобающий почет Получив этот ответ, римляне догадались, что богослужением, о котором шла речь, были латинские праздники, связанные с жертвоприношениями на Альбанской горе, чествование которых совершалось ненадлежащим образом из-за распоряжения неправильно избранных трибунов. Эта оплошность была тут же исправлена, после чего началось тяжелое дело отвода воды из Альбанского озера. Под верхним краем кратера прокопали яму в 342 фута глубиной, потом сквозь затвердевшую лаву провели канал в 6 футов высотой, 4 шириной и 4000 длиной. На выходе из этой галереи устроили сводчатый резервуар, из которого вода стекала в равнину пятью различными струями и, благодаря такому разделению, не достигала моря. Окончание этого колоссального сооружения, которое, подобно римским клоакам, до сих пор вызывает удивление путешественников, относится уже к началу 396 году.

вейи3
Вейи. Терракотовый фриз с антефиксами. Конец 6 века до н.э. Национальный Этрусский Музей. Рим

С восстановлением латинских праздников и окончанием работ на Альбанском озере судьба Вей была решена. Диктатор Камилл приказал теснее сдвинуть укрепления и снова окружил город со всех сторон. По его же распоряжению начали копать подземный ход в город до храма Юноны в крепости. Работа продолжалась день и ночь без перерыва, так как рабочие, разделенные на шесть групп, сменялись каждые шесть часов. Скоро ход был доведен до конца. Оставалось только пробить пол храма. Не сомневаясь более в победе, диктатор обратился в сенат с запросом, как распорядиться богатой добычей после завоевания города. Сенат отвечал, что ее следует отдать войску. Кроме того, в Риме было объявлено, что тот, кто хочет получить долю этой добычи, должен идти к диктатору в лагерь. По этой причине к Вейям отправилось множество народа, усилившее собой численный состав войска.

юнона
Юнона

Диктатор закончил приготовления к окончательному штурму. Но прежде чем нанести его, он произнес в присутствии всего войска молитву: «Под твоим предводительством, Пифийский Аполлон, и влекомый твоим божественным духом приступаю я к разрушению города Вей и даю обет принести в дар тебе десятую часть добычи. И тебя, царица Юнона, в настоящую минуту обитаемая в Вейях, молю я последовать за нами, победителями в наш город, который скоро сделается и твоим, так как тебя примет опять в свои стены достойный твоего Beличия храм!» После этих слов войска бросились со всех сторон к городу и громкими криками вызвали испуганных жителей на стены. В это же время отряд избранных воинов двинулся подземным ходом и очутился в храме Юноны в крепости. Вейянцы, занятые отражением приступа на стенах, не подозревали, что римляне находятся в самом центре города — они заметили это только тогда, когда неприятель ворвался в город и зажег дома с крыш которых женщины и рабы кидали в него камнями и черепицей.

Скоро весь город огласился криками нападающих римлян и осажденных вейянцев. После долгой резни битва стала ослабевать, и герольд возвестил приказание диктатора пощадить невооруженных. Кровопролитие прекратилось. Те, кто остались в живых, сдались, и солдаты, с разрешения диктатора, принялись за грабеж. Когда же диктатор увидел, что добыча оказалась гораздо значительней, чем он рассчитывал, он воздел руки к небу с молитвой: если такое счастье, выпавшее на долю ему лично и римскому народу, кажется слишком великим кому-нибудь из богов или людей то пусть бы все это обошлось для римлян тем, что они обогатились бы из-за этой зависти возможно меньшим способом. Но произнеся эту молитву, он нечаянно поскользнулся и упал, и на это обстоятельство впоследствии посмотрели как на предзнаменование кары, постигшей Марка Фурия Камилла, и завоевания Рима галлами.

День завоевания прошел в резне и грабеже. На следующий день диктатор продал пленных, и вырученные деньги, не без ропота народа, были переданы в государственное казначейство. Потом, когда из города было наконец вынесено все принадлежащее людям, приступили к изъятию вещей, посвященных богам, и самих богов. Отборному отряду было поручено перевезти в Рим статую Юноны. Статую без труда сняли с пьедестала и перевезли в Рим, на Авентинский холм, где четыре года спустя Камилл построил храм в честь этой богини. «Такой конец постиг Вейи, один из могущественнейших городов Этрурии, который доказал свое величие даже своей погибелью, ибо если после осады, длившейся десять лет и десять зим, – причем он причинил неприятелю гораздо больше вреда, чем потерпел сам, – он наконец пал, то завоевание его было следствием не осады, а священнодействий» (Ливий).

Весть о завоевании Вей вызвала в Риме неописуемый восторг. Сенат приказал праздновать победу четыре дня. Триумфальное вступление Камилла в Рим ознаменовалось невиданной до сих пор торжественностью. Он въехал в Капитолий на колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, и торжественно сложил с себя диктатуру.

триумф камилла
Триумф Камилла. Франческо Сальвиати. Сцены из жизни Фурия Камилла. Фрагмент

Но белые кони показались гражданам проявлением чрезмерного тщеславия со стороны победителя. «Он хочет – говорили они, – поставить себя наравне с богами; только Юпитеру и солнцу прилична такая упряжка». Еще большее раздражение в согражданах Камилл вызвал объявлением того, что до завоевания Вей он дал обет принести в дар Аполлону десятую часть добычи и что народ должен оплатить этот священный долг. Объяви он это раньше, отделить десятую часть от награбленного было бы нетрудно, но теперь большинство участвовавших в дележе уже истратило свою долю, и возвращение даже такой малой части добычи оказалось почти невозможным. Граждане увидели в этом поступке Камилла только предлог к уменьшению доставшейся им части завоеванного имущества. Так как о возращении всей добычи для отделения от нее десятой доли нечего было и думать, верховные жрецы приказали, чтобы каждый гражданин сам под присягой отдал Аполлону эту десятую часть.

После исполнения этого распоряжения Камилл объявил, что к пожертвованию следует привлечь также и город Вейи с его территорией. После осмотра и оценки государственное казначейство выделило десятую долю стоимости. На все эти суммы было решено сделать золотую кружку и принести ее в дар Аполлону. Для этого нужно было выменять медь на золото, а золота в городе было мало. Римские женщины предложили свои золотые украшения, и так было собрано восемь талантов золота. В награду за эту великодушную жертву сенат предоставил матронам почетное право ездить внутри города в экипажах. Доставка подарка была возложена на трех почетнейших граждан, которые отправились в Дельфы на богато разукрашенном корабле. Неподалеку от Сицилийского пролива липарские пираты напали на депутацию и увели корабль в Липару, но липарский стратег Тимазитей освободил его и проводил сначала в Дельфы, а потом обратно в Рим. За это сенат почтил его римским гостеприимством.

вейи план
План города Вейи

Раздражение народа против Камилла было вызвано еще одним обстоятельством, связанным с завоеванием Вей. Обширные плодородные поля вейянцев стали римской государственной собственностью, и трибуны требовали, чтобы народу было предоставлено пропорциональное участие в пользовании этими землями. Но такое требование было совсем не по нраву патрициям. Начались обсуждения. Трибун Сициний предложил, чтобы одна часть римских патрициев и плебеев переселилась в Вейи, а другая осталась в Риме, но оба города составляли бы одно нераздельное государство. Это была крайне неудачная мысль. Патриции хорошо понимали, что с исполнением этого предложения была сопряжена опасность для существования государства, и клялись, что готовы скорее умереть, чем согласиться на это. «Уже и одном городе, – говорили они, – мы не оберемся раздоров и неудовольствий; что же будет, когда их очутится два? И притом, кто же решится предпочесть победоносному Риму побежденные, покинутые богами Вейи? Никакая сила не принудит нас покинуть Ромула, божественного основателя нашего государства, для того чтобы последовать за каким нибудь Сицинием в город, на котором лежит гнев и проклятие богов!»

Плебеям же очень нравился обширный город с его прекрасными домами и великолепными полями. Споры по этому делу длились два с лишним года. Наконец наступил день общей и окончательной подачи голосов. Предложение Сициния было отвергнуто большинством в один голос. Обрадованный этой победой, сенат обнародовал на следующий день постановление об отводе всем плебеям без исключения по семи десятин принадлежавшей народу Вейи земли.

В этой долгой и упорной борьбе Камилл оставался главой и предводителем партии патрициев, постоянно высказывался очень решительно против предложения Сициния и подстрекал своих единомышленников к сопротивлению. Неудивительно поэтому, что народ ненавидел его как своего сильнейшего противника.

После падения Вейев римляне сразу обратили оружие против тех городов Этрурии, которые поддерживали Вейи в войне. Уже в 395 году капенаты, вследствие опустошения своей территории римлянами, изъявили им покорность. Фалиски сопротивлялись дольше. Против них в следующем году выступил Камилл, избранный консулом в четвертый раз. Он разбил неприятеля в одном сражении и заставил отступить за стены Фалерии. Но этот город, построенный на высоком и крутом утесе и обнесенный каменной стеной, мог долго сопротивляться врагу еще и благодаря хорошей обеспеченности боевыми и съестными припасами. Предвиделась длительная осада. Однако дело приняло благоприятный оборот быстрее, чем можно было ожидать.

Одному школьному учителю, которому аристократы города Фалерии поручали своих детей, пришла в голову изменническая мысль отдать этих детей в руки римского полководца. Он ежедневно выводил своих учеников за город для гимнастических упражнений и постепенно приучил их отходить все дальше и дальше от стен города. Наконец, он дошел с ними до римских постов и там объявил, что желает переговорить с полководцем.

Приведенный к Камиллу, изменник сказал ему, что ставит его благосклонность выше своего долга и вместе с этими мальчиками, отцы которых стоят во главе фалерианского правления, передает в руки римлян свой город. Выслушав эти слова, Камилл ужаснулся и ответил: «Ни народ, ни полководец, к которому ты, злодей, явился со своим нечестивым даром, не разделяют твоего образа мыслей. Правда, что между нами и фалисками не существует союза, какой обыкновенно заключают между собой люди; но тот союз, которым соединяет людей природа, существует и должен оставаться неразрывным. Война, как и мир, имеет свои права, и мы умеем охранять их настолько же справедливо, насколько и храбро. Мы ведем войну не с этими детьми, которых щадят даже при завоевании городов, но с людьми вооруженными, которые, не получив от нас никакого вреда или оскорбления, нападали на римский лагерь перед Вейями. Ты победил их, насколько это тебе было возможно, с помощью твоего неслыханного преступления; я же хочу одержать победу теми же римскими средствами, которые помогли мне завладеть Вейями, т. е. храбростью, окопами и оружием».

фалерии
Никола Пуссен: Марк Фурий Камилл отпускает детей Фалерии с предавшим их учителем. 1637, Париж, Лувр

После этого он велел раздеть изменника донага и связать ему на спине руки, а детей снабдил розгами и плетьми для того, чтобы они погнали его обратно в город. Как раз в это время фалиски узнали об измене учителя. Но в ту минуту, как знатные отцы и матери в отчаянии кинулись к стенам и за ворота города, дети появились перед ними, погоняя голого и связанного учителя. Весь народ радовался и дивился справедливости и великодушию Камилла. Сейчас же было созвано народное собрание, на котором решили отправить к Камиллу посольство с заявлением, что город передает свою судьбу в его руки. Камилл отправил этих посланников в римский сенат, и они обратились к нему со следующими словами: «Вы, почтенные отцы, и ваш полководец одержали над нами победу, которая не может быть осуждена ни богами, ни людьми, и мы сдаемся вам в убеждении, что под вашей властью будем жить счастливее, чем под управлением наших собственных законов. Исход этой войны представляет человеческому роду два благих примера: вы предпочли в войне честность несомненной победе, мы, тронутые этой честностью, принесли вам победу добровольно. Мы – ваши подданные. Отправьте кого хотите для принятия нашего оружия, наших заложников и нашего города, который ждет вас с открытыми воротами. Вам никогда не придется быть недовольными нашим подданством, точно так же, как нам – вашим владычеством».

Сенат предоставил определение условий мира на личное усмотрение Камилла. Последний возложил на фалисков уплату жалованья воинам за этот год, чтобы избавить от расхода римский народ, заключил с ними мир и дружественный союз и возвратился в Рим, где сенат и граждане встретили его с выражениями глубокой благодарности. В следующих, 392 и 391 годах, покорились и этрусские города Сальпинум и Вольсинии. В руках римлян оказалась уже большая часть Южной Этрурии, а после победоносных войн с южными народами – вольсками и эквами — и область от реки Лириса вверх до Циминийского леса.

Благосостояние Рима быстро росло, но вдруг, совершенно неожиданно, с севера появилась беда, которая почти уничтожила его. Это были галлы. А незадолго до этого римляне изгнали из своих стен своего величайшего гражданина, Камилла, который, возможно, был бы в состоянии отвратить этот позор. К той ненависти народа, которую он возбудил против себя гордой обстановкой своего триумфального въезда, требованием возврата добычи и сопротивлением раздачи вейентинских полей, Камилл добавил еще одну причину — в последнем походе против фалисков он тоже выдал воинам не всю отнятую у неприятеля добычу. Благодаря всем этим обстоятельствам народ быстро забыл великие заслуги Камилла и стал смотреть на него как на надменного главу эгоистов патрициев и жестокосердного притеснителя низших классов. Долго сдерживавшееся негодование прорвалось наружу. В 391 году трибун Апулей обвинил Камилла перед народным собранием в сокрытии части вейянской добычи. Как ни несправедливо было показание обвинителя, толпа была до такой степени раздражена против Камилла, что об оправдании его нечего было и думать.

камилл
Марк Фурий Камилл

В это время Камилл был в трауре по случаю смерти сына и не выходил никуда из дому. Узнав о случившемся, он позвал своих друзей и просил их не допускать, чтобы его несправедливо осудили по такому позорному обвинению. Друзья ответили, что не видят возможности защитить его перед судом, но готовы помочь ему в уплате денежного штрафа, к которому он, скорее всего, будет приговорен. Тогда разгневанный Камилл решил не дожидаться суда и уйти на чужбину. Он обнял жену и сына и вышел из дому. Дойдя до городских ворот, он остановился, обернулся и, воздев руки по направлению к Капитолию, молил богов, чтобы римляне вскоре раскаялись в его несправедливом и позорном обвинении и чтобы весь мир видел, что они нуждаются в его помощи и жаждут его возвращения. После этой молитвы он вышел из города и отправился в Ардею. На суде его заочно приговорили к денежному штрафу в 15000 ассов.

Незадолго до этого гражданин Марк Цедиций, считавшийся порядочным и честным человеком, заявил консулам, что накануне ночью он проходил по так называемой новой улице и услышал, что кто-то громко назвал его по имени. Он огляделся кругом – улица была пуста. Но тот же голос крикнул ему с нечеловеческой силой следующие слова: «Марк Цедиций, пойди рано утром к начальству и скажи, что к римлянам скоро будут в гости галлы!» Консулы посмеялись над этим известием, зная, что галлы были в это время очень далеко. Однако не прошло и года, как этот страшный народ двинулся против Рима. По словам Ливия причиной, побудившей первые толпы кельтов или, как их называли римляне, галлов, перейти через Альпы из Галлии, или Франции, в верхнюю Италию, была соблазнившая их сладость тамошних плодов и вина. С вином, зная, что оно послужит для них приманкой, познакомил их один знатный житель этрусского города Клузия, Арунс. Сделал он это с целью отомстить за тяжелое оскорбление, нанесенное ему одним из его сограждан, Лукумоном. Арунс указал галлам дорогу через Альпы и довел их до Клузия.

галл
Галл

Галлы были грубые, дикие и воинственные варвары исполинского роста, со свирепым выражением лица, длинными и косматыми волосами и огромными бородами. Мирная обработка земли своими руками казалась свободному галлу занятием постыдным — они любили кочевую пастушескую жизнь и сражения с целью грабежа. При таких наклонностях у них не могло быть и речи об установлении прочного государственного порядка. Отличительные черты их – подвижность, необузданность, отсутствие выдержки, нерасположение к порядку и дисциплине, тщеславие и хвастовство. Сражались они без шлемов и обыкновенно без пращей длинными, плохо закаленными мечами, держа в руке огромный щит, большей частью пешком, но в тех случаях, когда в деле участвовал маленький отряд – верхом. Колесницы тоже были в употреблении. Как бешеные бросались они на врага, оглашая воздух страшным ревом и воем и сопровождая эти крики оглушительными звуками бесчисленного множества рожков. Такой неприятель был совершенно новым явлением для италийских народов и при первой стычке приводил в ужас и обращал в бегство даже мужественного, испытанного в боях римлянина. Когда эти страшные варвары расположились перед стенами Клузия и стали опустошать принадлежавшие этому городу земли, его жители, испуганные массами совершенно незнакомого, невиданного народа, отправили в Рим посольство с просьбой о помощи, хотя до этого времени никогда не находились в каких бы то ни было дружеских отношениях с Римом.

Предпринимать поход в такой отдаленный город римляне не имели никакого желания, но вместо того чтобы благоразумно воздержаться от вмешательства в это дело, они отправили в Клузий посольство, которому было поручено склонить галлов к добровольному отступлению. Посольство состояло из трех Фабиев, сыновей верховного жреца Марка Фабия Амбуста, людей молодых и легкомысленных. Явившись к галлам, они передали им просьбу римского сената не нападать на людей, не сделавших им никакого зла и бывших союзниками и друзьями римского народа, и добавили, что римляне, если это окажется нужным, сумеют защитить Клузий оружием, но что они предпочитают жить с галлами в мире и согласии. В этих словах не было ничего оскорбительного или враждебного, но послы произнесли их самоуверенно и надменно. Галлы ответили, что хотя они и слышат название римлян в первый раз, но верят, что это народ храбрый, так как иначе клузийцы не обратились бы к нему с просьбой о заступничестве. «Если же, – прибавили они, – вы для защиты ваших союзников предпочитаете ходатайство посольства оружию, то и мы не отвергнем предлагаемого нам мира, если клузийцы уступят нам часть своих земель, которых у них слишком много, а не согласятся – мы сразимся с ними в вашем присутствии, чтобы вы могли засвидетельствовать дома, до какой степени галлы превосходят всех остальных людей храбростью».

Тогда римляне спросили, на основании какого права можно отнимать земли у их собственников и чего, собственно, ищут галлы в Этрурии? «Наше право, – надменно отвечали галлы, – в нашем оружии; храбрым людям принадлежит мир». За этим последовала схватка между галлами и клузийцами. Римские послы, побуждаемые негодованием против пришельцев-варваров и своей воинственностью, имели неосторожность, вопреки началам международного права, встать в ряды клузийцев. Квинт Фабий, налетел на одного из галльских предводителей и пронзил того копьем. В ту минуту, когда он снимал с убитого вооружение, галлы узнали его и тут же прекратили сражение. Это нарушение международного права так рассердило их, что многие рвались немедленно двинуться к Риму и отомстить, но старейшие настояли на предварительной отправке в Рим посольства с требованием выдачи Фабиев. Послами были выбраны самые рослые люди из всего войска.

Сенат не одобрил поступка Фабиев и нашел требование галлов справедливым, но тем не менее не мог решиться отдать членов такого знатного рода на произвол жестокости варваров. Поэтому он предоставил решение дела народу. Народ отказал в выдаче и даже избрал трех Фабиев консулами-трибунами на следующий год. Галлам ответили, что, пока римлянин занимает такую должность, личность его неприкосновенна и что они могут вернуться через год, если их негодование еще не уляжется. Такая насмешка привела галлов в бешенство, и 70000 войско тотчас же выступило против Рима. Со своей обычной быстротой они спустились по левому берегу Тибра до речки Аллии, в одиннадцати милях от Рима. Здесь их встретило римское войско в количестве 40000 человек. Разбивать лагерь было уже некогда. Ядро римской армии, 24000 человек, заняло место на равнине между Тибром и расположенными справа от него возвышенностями, аостальная часть поместилась на этих возвышенностях. Галлы не вступили в бой с главными римскими силами, утвердившимися на равнине, а кинулись на войска, стоявшие на высотах. Со страшным воем, в оглушительном визжании рожков, рубя направо и налево длинными мечами, они ворвались в неприятельские ряды такими массами и так бешено, что римляне, не привыкшие к подобному нападению, пришли в ужас и обратились в бегство. Они кинулись на равнину и увлекли за собой стоявшие там войска. Галлы неслись за ними и прогнали большую часть войска к Тибру, тогда как менее значительные отряды скрылись в соседнем лесу или бежали по большой дороге к Риму. Ужас беглецов был так велик, что задние ряды наступали на передние, и наконец вся масса бросилась в Тибр, где многие утонули от тяжести своего вооружения.

битва при аллииУспевшие переправиться через реку бежали в опустевшие Вейи и укрылись там за городскими стенами (18 июля 390 года). Такое быстрое и полное поражение было неслыханно и римской истории. Галлы изумились такой легкой и внезапной победе. Этот римский народ, столь надменный и самоуверенный на словах, оказался до такой степени трусливым и беспомощным в битве! Сначала победители остановились, не понимая, что случилось, потом начали оглядываться, опасаясь засады, и наконец, не видя ничего враждебного, принялись за грабеж. Они рассеялись по полю сражения, сняли с убитых все, что нашли на них, отрубили им головы, нагромоздили целые горы оружия и пьянствовали всю ночь в ознаменование победы. На следующий день они двинулись против Рима. Высланные вперед всадники вернулись с известием, что все городские ворота открыты, ни перед одними нет караульного поста, а на стенах не видно ни одного вооруженного человека. Галлы, боясь засады и не решаясь ночью войти в город, снова остановились и расположились на ночлег между Римом и Анио.

Эта медлительность неприятеля была счастьем для римлян. В городе царила паника. В Рим прибежали лишь немногие из вооруженных воинов, и о его защите нечего было и думать. Когда невдалеке от городских стен раздались дикие крики и победные песни варваров, все, кто только мог владеть оружием, поспешили с женами и детьми в Капитолий, чтобы из этой крепости защищать хотя бы родных богов и имя Рима. Остальной народ направился к Яникульскому холму и оттуда рассеялся по окрестностям. Значительная часть бежала в Цере. Туда же были перенесены жрецами Квирина и девственницами-весталками вверенные их хранению святыни; остальные священные предметы зарыли в часовне недалеко от Cloaca Maxima. Старейшие сенаторы, около восьмидесяти человек, решились умереть за свой народ. Одевшись в почетное платье, эти старцы вышли на площадь, сели там в свои курульные кресла и ждали врага. Верховный жрец Марк Фабий прочел им формулу самообречения на смерть.

галл и сенатор
Бренн и сенаторы. Поль Жозеф Жамен

На следующий день галлы без всякого сопротивления прошли через Коллинские ворота в город. Улицы были пусты, дома закрыты. С тайным ужасом двигались варвары по вымершему Риму, пока не достигли площади. Здесь они увидели почтенных старцев, сидевших неподвижно в креслах, с длинными жезлами в руках. Величие, которым были проникнуты их лица, придавало им вид богов. С благоговением смотрели дикари на эти неподвижные фигуры, сомневаясь – живые ли это существа или изваяние из камня. Наконец один галл подошел к Марку Папириусу и погладил его длинную седую бороду, старик рассердился и ударил дерзкого по голове своим жезлом из слоновой кости. Галл тотчас же зарубил его, а вслед за тем варвары бросились на остальных и умертвили их на месте. После этого они разбрелись по городу, стали врываться в дома, грабить и жечь их. Скоро пожар вспыхнул в разных частях города, а через несколько дней весь Рим представлял собой груду пепла, за исключением нескольких домов, в которых временно поселились предводители галлов.

Покончив с домами, галлы взялись за крепость и Капитолий. Они пошли на штурм, но были отбиты с таким кровопролитием, что не решились сделать вторую попытку и решили принудить крепость к сдаче посредством голода. Однако скоро осаждающим пришлось хуже, чем осажденным. Увлеченные жаждой разрушения, они вместе с домами сожгли и весь запас хлеба, находившийся в городе, а хлеб из деревень римляне ранее перевезли в Вейи. В результате в многочисленном галльском войске скоро начался голод, а с ним появились болезни и лихорадки, вызванные не только недостатком пищи, но и палящим зноем, к которому галлы не привыкли и от которого им негде было укрыться в разрушенном и сожженном городе.

Тогда галлы разделились на две части — одна продолжала держать в осаде крепость, а другая совершала набеги на соседние народы, грабила их и доставляла съестные припасы своим товарищам. Один из таких отрядов появился и перед Ардеей, где жил в изгнании Камилл. Услышав, что жители Ардеи, испуганные приближением неприятеля, поспешно собирались на общее совещание, Камилл явился в их собрание и предложил смелый подвиг. Как только наступила ночь, все они под предводительством Камилла бросились на неприятельский лагерь, в котором воины лежали пьяные, в беспорядке, не ожидая нападения. О правильном сражении не могло быть и речи – началась резня. Полусонные галлы были изрублены на куски, а те, что находились в самом дальнем конце лагеря, бросились в бегство и оставили всю награбленную добычу в руках победителей. Часть беглецов достигла пределов Анция, но была истреблена жителями этого города.

Подобное же поражение потерпели этруски перед Вейями, где за это время успело собраться довольно много римлян. Этруски воспользовались бедствием Рима, чтобы отомстить ему за прежние поражения. Они вторглись в Римскую область, ограбили ее и собрались с добычей перед Вейями, чтобы напасть на этот город. Римляне, видя, что даже этруски, из-за которых они и навлекли на себя войну с галлами, издеваются над их бедствием, вознегодовали и решили наказать дерзких. Они избрали себе в предводители Цедиция и ночью напали на этрусков, из которых остались в живых лишь немногие. Этот удачный подвиг поднял дух вейянских римлян, сила которых ежедневно возрастала из-за постоянного прилива вооруженных людей из Лация. Им казалось, что наступило время вырвать Рим из рук неприятеля. Но для этого недоставало такого предводителя, какой был нужен в столь важных обстоятельствах. Тогда они вспомнили о Камилле и решили призвать его из Ардеи испросив разрешения у римского сената. Отважный юноша по имени Понтий Коминий принял на себя это поручение. Он проплыл ночью по Тибру и, обманув бдительность галльских часовых, взобрался у Карментальских ворот вверх по крутому утесу, был приведен к сенаторам и объявил цель своего прибытия. Сенаторы разрешили призвать Камилла и назначить его диктатором, что и было исполнено немедленно по возвращении Коминия в Вейи.

гусиПока готовилось войско в Вейях, римская крепость и Капитолий оказались в большой опасности. Галлы обнаружили на утесе следы ног Коминия и в следующую ночь попытались проникнуть в крепость тем же путем. Один невооруженный полез вперед, следующий подал ему оружие и вскарабкался сам так же, как первый. Таким образом, помогая друг другу, все они постепенно добрались до вершины так удачно, что ни один из часовых не заметил этого. Даже собаки остались спокойны. Но гуси, содержавшиеся в храме Юноны, услышали приближение посторонних и зашумели. Их крики и хлопанье крыльев разбудили Марка Манлия, известного воина, бывшего за три года до того консулом. Он вскочил, схватился за оружие, поднял на ноги всех находившихся в Капитолии и поспешил туда, где подозревал опасность. Сильным ударом меча он быстро сбросил галла уже стоявшего наверху утеса. Тот в падении увлек за собой стоявших ближе к нему. Остальные же, еще карабкавшиеся вверх, были отброшены стрелами и камнями. Так совершилось спасение Капитолия. Оплошных часовых на следующий день сбросили с утеса. Спасителя Манлия воины почтили тем, что каждый из них принес в его дом, находившийся в крепости, полфунта хлеба и четверик вина — подарок незначительный, но при том недостатке в съестных припасах бывший прекрасным доказательством благодарности. К этому же событию относят происхождение своеобразного римского обычая, состоявшего в том, что ежегодно, в известный день, по улицам торжественно проносили распятую на кресте собаку и великолепно убранного гуся, для того чтобы воздать честь гусям, спасителям Капитолия, и наказать собак, забывших свою обязанность.

Самым мучительным для римлян в осаде был голод. Осажденные уже употребили в пищу кожу своих щитов и подошв, а помощь из Вей так и не показывалась. Но и галлы не меньше страдали от голода и болезней, и долгая изнурительная осада наконец сильно утомила их. Они предложили римлянам переговоры. Чтобы обмануть галлов римляне разбросали большое количество хлебов, будто бы от избытка у себя съестных припасов, и галлы решили наконец заключить мирный договор. Условия его, однако, оказались довольно тяжелыми для римлян — за отступление неприятеля они должны были заплатить тысячу фунтов золота. К тому же победители стали взвешивать это золото на фальшивых весах. Консул-трибун, Квинт Сульпиций, предводительствовавший римлянами при Аллии, а теперь заключающий договор, возмутился этой несправедливостью. Тогда Бренн, вождь галлов, надменно бросил на весы еще и свой меч и воскликнул: «Горе побежденным!»

«Но, – говорит Ливий, – боги и люди отвратили от римлян позорную участь – жить откупившимися золотом людьми. Еще не окончилось взвешивание, как Камилл появился в Риме в сопровождении своего войска и объявил договор недействительным, на том основании, что право заключать договоры от имени государства принадлежало исключительно ему, как диктатору. На развалинах Рима произошла схватка, в которой растерявшиеся галлы были разбиты так же легко, как римляне при Аллии. Они бросились в бегство, но во время отступления потерпели еще раз на дороге в Габии, у восьмого помильного столба от Рима, такое страшное поражение, что среди них не осталось даже ни одного человека, который мог бы возвестить другим о постигших их бедствиях». Камилл, снова спасший отечество от врагов, торжественно вступил в город, и солдаты в своих победных песнях назвали его Ромулом, отцом отечества и вторым основателем Рима.

горе побежденным
Горе побежденным!

В каком же положении находился город, куда теперь вступил триумфатор? Все дома лежали в пепле и руинах. Уцелели только храмы и большие каменные здания. Жители стали стекаться со всех сторон, но оказались лишены самого необходимого для существования – не только пищи и крова, но и домашней утвари и земледельческих орудий. Число граждан, способных носить оружие, значительно уменьшилось, а соседние народы, покоренные Римом были совсем не прочь воспользоваться беспомощностью и разорением своих победителей, чтобы вернуть себе свободу. В этом критическом положении сосредоточение высшей власти в одних руках представлялось наиболее целесообразным. Поэтому патриции просили Камилла остаться диктатором до тех пор, пока он не приведет в порядок город и государство. При этом вспомнили также о необходимости загладить грех невнимательного отношения к голосу, возвестившему нашествие галлов, и было отдано распоряжение о постройке на «новой улице» храма Локуцию, т. е. делающему словесное указание. Взятое обратно у галлов золото, вместе с другим золотом, спасенным в различных храмах, положили под креслом Юпитера в Капитолии как церковное имущество.

В это же время трибуны не переставали настаивать в народных собраниях на том, чтобы народ оставил Рим в развалинах и переселился в Вейи, где все сохранилось в целости и неприкосновенности. Народ изъявлял готовность променять Рим на Вейи уже и прежде, сразу после завоевания этого города. Теперь же это переселение устраивало его тем более, что его родной Рим представлял собой груду развалин. Но патриции во главе с Камиллом всеми силами старались воспрепятствовать этому перелому в истории развития римского государства. В речи, произнесенной перед собравшимся народом, Камилл весьма энергично убеждал граждан не оставлять родную землю, не покидать основанный с божьего соизволения город, где каждое место издавна имело свои святыни, своих богов, и успел склонить многих на свою сторону, но решительный поворот делу дала случайность, которую народ принял за проявление воли богов. В то время когда сенат в гостилиевой курии совещался об этом деле, через площадь проходила когорта, только что сменившаяся с караула. Поравнявшись с курией, начальник отряда скомандовал: «Ставь знамя здесь! Это самое лучшее место для остановки!» Услышал эти слова, сенаторы радостно выбежали на площадь и указали народу на это предзнаменование. Толпа не стала более сопротивляться и дала согласие.

Таким образом, предложение трибунов было отвергнуто, и вслед за этим во многих местах города начались постройки. Кирпич раздавался от казны, и всем было разрешено добывать камень и рубить лес где угодно, если строитель принимал на себя обязательство окончить работы в течение этого же года. Большую часть строительного материала народ, вероятно, привозил из Вейев, что сенат разрешал весьма охотно, так как разрушение этого города должно было навсегда уничтожить планы плебеев относительно переселения из Рима. Благодаря тому, что каждому хотелось как можно скорее добыть себе кров и приют, строительство велось очень поспешно — дома возводились маленькие и лепились один около другого в беспорядке. Так образовались узкие и кривые улицы. Этот неправильный и некрасивый вид Рим сохранял до времени императоров.

Нашествие галлов совершилось в 390 году до н.э.. В последующие годы соседи старались воспользоваться слабостью Рима, чтобы свергнуть с себя римское иго или вернуть свои прежние владения. Вольски, эквы и этруски, подкрепленные латинами и герниками, взялись за оружие и поставили римлян в критическое положение. Пришлось опять обратиться к Камиллу. В 389 году его снова избрали диктатором. Он выступил против вольсков, которые окружили одну из римских армий, но, узнав о приближении Камилла, поспешили огородить со всех сторон свой собственный лагерь баррикадами из деревьев. Камилл поджег эти укрепления, разбил вольсков и двинулся против эквов, которым тоже нанес поражение и отнял завоеванный ими римский город Болу.

В то время как он воевал с эквами, этруски осадили римскую колонию и крепость Сутриум. Камилл быстро пошел на помощь осажденным и появился перед Сутриумом как раз в тот момент, когда этруски завладели им и, не подозревая об опасности, грабили город. Камилл стремительно напал на них, отнял награбленную добычу и уничтожил их войско. По возвращении в Рим его почтили тремя триумфами. В последующие десять лет, в продолжение которых Камилла избирали консулом-трибуном еще три раза, к вышеупомянутым побежденным народам прибавилось еще столько новых, что владычество Рима опять утвердилось на прежнем громадном пространстве.

Для увеличения числа граждан, значительно сократившегося после галльского нашествия, сенат в 388 году предоставил римское гражданство тем жителям Вей, Капены и Фалерии, которые помогали римлянам в войнах этого и предыдущего года. Из этого нового населения составили четыре новые трибы, увеличив таким образом число триб с 21 до 25. Длинный ряд войн до и после нашествия галлов, разрушение и восстановление Рима снова повлекли за собой крайнее обеднение большинства плебеев, которому не могли помочь скудные отводы земли отдельным лицам. Запуганный и загнанный народ терпеливо переносил свою участь. В 376 году два трибуна, К. Лициний Столон и Л. Секстий, снова возбудили вопрос о распределении полей и смягчении постановлений о долгах и кроме законов, относившихся к этим двум делам, предложили также в интересах плебеев третий – о высшей государственной должности.

Эти три законопроекта состояли в следующем: 1) Каждый римский гражданин имеет право пользоваться общественной землей, но в количестве не более 500 десятин; точно так же никто не имеет права пасти на общественных лугах больше десяти штук крупного и ста штук мелкого скота. Срок арендного пользования землей определяется пятилетний, и плата за него идет на жалованье войскам. 2) Из сумм, составляющих частные долги, следует вычесть уже уплаченные проценты, а остальное количество долга – рассрочить на три года. 3) Избрание консулов-трибунов прекращается, а взамен того, по примеру прежнего времени, должны избираться ежегодно два консула, из которых один – непременно из плебеев.

Эти законы должны были нанести большой ущерб привилегиям и интересам патрициев, и потому патриции склонили остальных восьмерых трибунов к противодействию. Но народ десять лет кряду выбирал трибунами обоих авторов вышеупомянутых законопроектов и всеми силами поддерживал их в этом деле. Так как число протестующих трибунов с каждым годом уменьшалось и патриции все больше и больше лишались надежды на успех, в 368 году они прибегли к последнему и крайнему средству: восстановили должность диктатора и избрали на нее испытанного защитника своей партии, Камилла, которому в это время было уже около восьмидесяти лет. Несмотря на преклонный возраст, Камилл очень энергично принялся за дело. В тот самый день, когда трибуны рассчитывали наконец провести законы, за которые они ратовали столько лет, он объявил набор в войско и под угрозой строгих наказаний отозвал народ с площади на Марсово поле. Тогда трибуны, в свою очередь, пригрозили ему крупным денежным штрафом, если он не перестанет отстранять народ от подачи голосов.

претор
Претор

На этот раз диктатор испугался. Он удалился в свой дом и через несколько дней под предлогом болезни сложил с себя диктатуру. Вероятно, ему стало ясно, что всякое сопротивление воле народа бесполезно, и стал с этих пор советовать патрициям уступить. Но они все еще стояли на своем и назначили диктатором Манлия. Его противодействие так же не привело ни к чему, и предложения Лициния, после десятилетней борьбы, наконец получили силу закона. Л. Секстий, плебей, был избран на 366 год консулом. Но так как патриции отказывались утвердить выбор новых консулов и этим открыли перспективу новых и долгих споров, то Камилл вмешался в дело и устроил соглашение, по которому судебная власть была отделена от должности консула и возложена на особого чиновника из патрициев. Так возникла претура. Претор был до некоторой степени третим консулом, занимавшимся судопроизводством и в отсутствие консулов исполнявших их должность. Этой своевременной уступкой старик Камилл оказал новую большую услугу государству, которое он спасал уже столько раз. Установление мира между обоими сословиями было его последним политическим делом. А незадолго до того, в 367 году, когда Риму снова грозило нашествие галлов, он был в пятый раз избран диктатором и в этом звании одержал над галлами в Альбанской области блистательную победу.

В 365 году Камилл умер от моровой язвы, и смерть его была для государства очень тяжелой утратой. «Ибо этот человек был действительно незаменим во всяком положении; уже до своего изгнания первый в войне и мире, он стал еще выше после этой ссылки, потому ли что с ним так несправедливо поступило государство, которое, очутившись потом в руках неприятеля, обратилось к изгнаннику с мольбой о спасении, или потому, что на его долю выпало счастье – вместе с собственным возвращением в родной город возвратить этому городу и прежнее благосостояние, И в следующие за тем двадцать пять лет (так долго после того прожил он еще на свете) удерживался он на высоте, на которую поставила его столь высокая слава, и признавался всеми за человека, заслуживавшего имя второго основателя Рима» (Ливий).

0

Гней Марций Кориолан


История Кориолана имеет по большей части легендарный характер. Однако, можно попытаться выбрать из нее самое главное и добавить то, что похоже на исторические факты.

Гней Марций, происходивший из знатного патрицианского рода, уже в молодые годы отличался храбростью и мужеством. Рассказывают, что он принимал участие в изгнании Тарквиния и отважно сражался в битве при Регильском озере. На глазах диктатора Постумия он закрыл своим щитом упавшего возле него гражданина и изрубил напавшего неприятеля, за что был награжден дубовым венком. С момента получения этого отличия честолюбивый юноша начал стараться оправдывать ожидания, возлагавшиеся на него, и присоединял подвиг к подвигу, добычу к добыче.

В 493 году до н.э., когда Спурий Кассий заключил союз с латинами, римляне под предводительством консула Постумия Коминия расположились лагерем перед городом Кориоли. Вольски из Анциума пришли на помощь городу и напали на римлян, а с другой стороны была произведена вылазка жителями Кориоли. Марций, со своим отрядом отбросил их назад в город и сам вторгся в него вслед за обратившимися в бегство. Пламя, охватившее зажженные дома, дало знать остальной части римского войска, что Марций вторгся в город. Она последовала за ним, заняла и ограбила Кориоли, а Марций с отрядом добровольцев немедленно вернулся к другой части римского войска, бившейся с вольсками из Анциума. И здесь римляне были обязаны победой его неодолимой храбрости. В награду за свои подвиги он получил от консула лошадь с великолепной сбруей и позволение выбрать себе из богатой добычи, состоявшей из золота, лошадей и людей, в десять раз больше того, что приходилось бы ему при обычном дележе на равные части. Марций выбрал себе только одного пленника, которому тут же дал свободу. Этот поступок вызвал всеобщее одобрение, и консул Коминий дал ему почетное имя Кориолан.

Все это показывает Марция Кориолана только с хорошей стороны. Но в частной жизни он вел себя крайне гордо и надменно, в особенности касательно плебеев, к которым он выказывал ненависть и презрение. Для его аристократической гордости было невыносимо видеть, как эта грубая, созданная для повиновения толпа осмелилась восстать и уходом на Священную гору вынудить патрициев установить должность трибунов. В следующий за завоеванием Кориоли год он стал кандидатом на должность консула. Его военные заслуги давали ему право на такой почет, но гордое, резкое поведение во время выборов оттолкнуло от него народ и избрание не состоялось. Эту неудачу Кориолан воспринял как тяжелую обиду, и патрицианская молодежь, смотревшая на него как на своего вождя, еще более раздувала его негодование.

Как раз в этом году наступил сильный голод, от которого жестоко страдал бедный класс народа. Для облегчения положения, сенат закупил хлеб в разных местностях Италии, а один из сицилийских тиранов даже прислал в подарок большое количество пшеницы. Народ надеялся на дешевую продажу хлеба и даже на бесплатную раздачу его. Но когда в сенате начались совещания о том, как отпускать хлеб народу, Кориолан произнес резкую речь, напомнив о неповиновении плебеев закону, и потребовал, чтобы хлеб продавали по тем же высоким ценам, какие были до сих пор. Если же плебеи хотят низких цен, пусть откажутся от вытребованных прав и согласятся на уничтожение трибунской должности.

Когда речь Кориолана стала известна народу, оказавшемуся перед курией, он пришел в такую ярость, что непременно убил бы оратора при выходе того из курии, если бы трибуны не потребовали его к ответу перед лицом плебейской общины. Во время, остававшееся до дня суда, патриции употребили все средства, чтобы изменить настроение народа — угрозы, просьбы и обещания. И им действительно удалось склонить на сторону Кориолана довольно значительную часть плебеев. Кориолан же снова испортил все дело своей надменностью, насмешками и язвительными речами относительно трибунов и суда. Так состоялось новое решение — подвергнуть его пожизненному изгнанию.

Кориолан отправился к вольскам полный мрачных мыслей о мщении. В городе вольсков, Анциуме, жил знатный человек Туллий, пользовавшийся, благодаря своему богатству и мужеству, царским почетом. Кориолан знал, что Туллий ненавидел его больше, чем всех остальных римлян, поскольку во время войны они часто мерились силами. В дом этого человека и явился однажды вечером изгнанник Марций. Никем не узнанный, с закрытой головой, он молча сел у очага. Туллий, позванный прислугой, спросил его, кто он и зачем пришел. Тогда Марций открыл лицо и протянул врагу римлян руку на совместную борьбу с ненавистным городом. Туллий с радостью оказал гостеприимство своему недавнему неприятелю, и оба стали обдумывать средства снова поднять вольсков на войну с Римом, не смотря на двухлетнее перемирие.

Туллий взялся возобновить войну с помощью хитрости. Именно в это время римляне готовились праздновать большие игры и пригласили своих соседей на это торжество. Большое число вольсков отправилось в Рим. Среди них находился и Туллий. Но, до начала игр, Туллий, по уговору с Кориоланом, отправился к консулам и высказал подозрение, что вольски намеревались во время празднества напасть на римлян и зажечь город. Испуганные этим известием, консулы приказали всем вольскам покинуть город до захода солнца. Приведенные в негодование этим оскорбительным распоряжением, вольски вышли из Рима, а Туллий, оставив город ранее и ожидая своих соотечественников на дороге, распалил их гнев до такой степени, что скоро весь народ стал требовать мщения. В Рим были отправлены послы, потребовавшие возвращения всех городов, завоеванных римлянами. Это требование равнялось объявлению войны. Римляне отвечали: «Если вольски первые обнажат меч, то римляне последние вложат его в ножны». Вольски избрали своими предводителями Туллия и Кориолана.

Туллий остался для охраны городов вольсков, а Кориолан двинулся против Рима и союзных с ним латинских городов. Сначала он подошел к римской колонии Цирцея и взял ее. В короткое время им были завоеваны 12 латинских городов. И вот он остановился со своим победоносным войском у Килийского рва в 5 тыс. шагах от Рима. Рим увидел себя в самом беспомощном состоянии — внутренние раздоры ослабили его силы, а на помощь латинских городов нечего было расчитывать. Попытки собрать войско оказались безуспешными, а в это время за городскими воротами грабили и опустошали поля солдаты Марция. При этом они не трогали земель, принадлежавших патрициям, либо потому что Марций хотел выместить свою ненависть именно на плебеях, либо потому, что он хотел еще более усилить враждебные отношения между сословиями.

Были достигнуты обе цели — плебеи заподозрили патрициев в соглашении с Кориоланом и отказались записываться в войско. В такой ситуации сенату не оставалось ничего более, как отправить к Кориолану посольство с предложением примирения и возвращения в отечество. С этой целью в неприятельский лагерь были отправлены пять сенаторов. Они были личными друзьями Кориолана и надеялись на радушный прием. Но Марций принял их гордо и сурово и на их миролюбивые речи отвечал, что он здесь не от своего собственного лица, а как предводитель вольсков; что о мире не может быть и речи до тех пор, пока римляне не возвратят вольскам все завоеванные земли с городами и не предоставят им гражданской равноправности, какая дана латинам. На обсуждение этого предложения Кориолан дал им 30-дневный срок.

По истечении этого срока римляне отправили новое посольство для испрошения более мягких условий. Оно вернулось с такой же неудачей, как и первое, получив последнюю 10 дневную отсрочку. Тогда городские жрецы попытались умилостивить жестокого человека — понтифексы, фламины и эфоры в праздничных одеяниях отправились в неприятельский лагерь, просили и молили Кориолана отступить и уже затем начать с римлянами переговоры о делах вольсков. Но Марций не отступал от своего решения. По возвращении жрецов римляне решили спокойно оставаться в городе, ограничиваясь охраной стен и ожидая помощи только от времени и какого-нибудь случайного чуда, потому что другого средства спасения не было.

Женщины печальными толпами переходили из одного храма в другой и молили богов об устранении великого бедствия. В их числе находилась и Валерия, сестра Публиколы. В последний день данной отсрочки она вместе с другими благородными женщинами лежала перед алтарем Юпитера Капитолийского и молилась и вдруг в голове ее сверкнула счастливая мысль. Она встала и отправилась с остальными женщинами к матери Кориолана Ветурии и его жене Волумнии и обратилась к ним с просьбой отправиться к Кориолану и умолять его об отвращении от города угрозы. Ветурия и Волумния – последняя держа за руку своих обоих сыновей – двинулись в лагерь во главе знатных римлянок. Их вид вселил в неприятеля почтительное сострадание. Когда Кориолан услышал, что в числе приближавшихся к лагерю находились его мать, жена и дети, он бросился с распростертыми объятиями им навстречу и со слезами обнимал и целовал их. Упреки и мольбы любимой матери, безмолвный плач почтенных женщин, вид коленопреклоненных детей и жены – все это сокрушило жесткое упорство мстительного человека. «Матушка, – воскликнул он, – что ты со мной сделала! Я повинуюсь тебе, ты победила меня; но в Рим я не возвращусь более никогда. Вместо меня сохрани отечество, так как ты сделала выбор между Римом и твоим сыном». Затем, поговорив еще наедине с матерью и женой, он отпустил их и, как только рассвело, повел свое войско в обратный путь.

кориолан
«Волумния, Виргилия и Кориолан» Гравюра с картины Гэвина Гамильтона

У вольсков Кориолан жил до глубокой старости и, как рассказывают, часто жаловался, что для старика изгнание есть великое бедствие. По другим сказаниям вольски убили его в негодовании на то, что он увел их из Рима, на который они уже смотрели как на верную добычу. В благодарность женщинам за спасение города римский сенат постановил построить храм в честь богини – покровительницы женщины (fortuna muliebris).

Рассказы римских историков о Кориолане различаются между собой во многих пунктах, так что уже из этого обстоятельства можно заключить, что почерпнуты они не из современных источников, а из преданий. Невероятно, чтобы при тогдашнем отвращении ко всему чужеземному Кориолан, как чужеземец, мог сделаться полководцем вольсков. Так же невероятно, чтобы они беспрекословно повиновались чужеземцу, когда он повел их обратно из Рима. Указываемое число завоеванных в течение короткого похода городов тоже представляется очень сомнительным, так как в то время целый летний поход обычно требовался на то, чтобы взять хотя бы один укрепленный город. Более вероятно предположение Нибура о том, что Кориолан, изгнанный римлянами, был не полководцем вольсков, а предводителем нескольких отрядов таких же изгнанных и бежавших римлян, усиленных падкими на добычу авантюристами. С этими отрядами он мог опустошать римские владения и даже угрожать толице, но отступить благодаря мольбам своей матери.

0

Менений Агриппа

Третьим человеком первых лет Республики, которого в течение года оплакивали матроны, а народ похоронил за общественный счет, был Менений Агриппа. Его вместе с Публием Постумием избрали консулом в 503 году до н.э. По рассказу Дионисия Галикарнасского, в этом году сабиняне вторглись в римские владения и одержали победу над беспечным Постумием, но Агриппа пришел ему на помощь и выгнал сабинян из государства. После этого оба консула двинулись в сабинскую землю и разбили неприятеля наголову. За это Агриппа удостоился триумфа, а Постумий – овации, т.е. малого триумфа, при котором полководец вступал в город не на колеснице, а верхом или пешком. Но важнее военных подвигов Агриппы была заслуга, оказанная им отечеству в качестве посредника между патрициями и удалившимися на Священную гору плебеями. Этим он спас молодое государство от гибели.

В первое время после изгнания царей римское государство находилось не в лучшем положении. Революция поколебала его могущество. Латиняне, бывшие при Тарквинии Гордом в подчинении у римлян, сделались независимыми. Внешние войны одолевали римлян со всех сторон и истощали их силы, а к этому добавился еще и раздор между патрициями и плебеями, грозивший разрушить государство. После падения монархии патриции захватили в свои руки всю власть, но, пока новая форма правления не установилась окончательно, делали плебеям многие облегчения и уступки. Когда же первые опасности прошли, наступило правление с обыкновенным гнетом и жестокостью аристократического господства.

сенат
Сенат

Власть оказалась в руках исключительно знатного сословия. Оно господствовало в сенате и занимало высшие государственные должности. Против этих чиновников народ не имел никакой защиты, тем более что и все судопроизводство находилось в руках патрициев. У плебеев не было никакого средства для расширения своих прав законным путем и для улучшения своего положения. К этому неравенству сословий присоединилось еще и крайне бедственное материальное положение плебеев. Большую часть этого сословия составляли земледельцы. Но из-за бесконечных войн, которые приходилось вести республике, их земельная собственность подвергалась частым опустошениям от неприятельских вторжений, а их самих принуждали нести военную службу, вследствие чего они запускали свое хозяйство. Война требовала налогов, которые при этих обстоятельствах вдвойне истощали народ. К тому же плебеи были отстранены от пользования свободной от налогов общественной землей, которую патриции захватили в свои руки. По этим причинам плебеи беднели и влезали в долги, вскоре дошедшие до пределов из-за чрезмерно высоких процентов. А законы о должниках были у римлян крайне строги.

Должник, получая от кредитора в присутствии свидетелей просимую сумму, письменно гарантировал своей личностью исправную уплату долга. В случае неисполнения обязательства кредитор брал его в кабалу до погашения долга. Не только он сам, но и все его состояние, жена и дети поступали в залог заимодавцу, и так как, вследствие высоких процентов, сумма долга быстро росла, все это часто переходило в руки кредитора. Когда истекали предоставлявшиеся законом отсрочки, должника можно было вместе с его женой и детьми продавать как раба или он всю свою жизнь томился в кабале, в которой с ним обращались крайне жестоко. Он должен был работать в смирительных домах на своего кредитора, подвергаясь тяжелым телесным наказаниям, ходить в цепях с деревянными колодками на ногах. Римляне были люди жесткие и безжалостные, и корыстолюбие, которым Рим отличался всегда, было и в то время общим пороком. Но именно такой чрезмерной строгостью патриции довели народ до отчаяния и вызвали взрыв, имевший своим последствием постепенное освобождение плебеев в политическом отношении.

Когда в 495 г. Риму стала грозить война с вольсками, озлобление, которое задолжавшие плебеи давно питали к своим притеснителям, вылилось в восстание. Народ начал громко говорить, что его заставляют рисковать жизнью за республику на поле сражения, а дома он находится в плену у своих же сограждан и доводится ими до полного разорения. По словам плебеев, среди врагов им безопаснее, чем среди своих сограждан. И вот выбежал на площадь старик в изодранном грязном платье, бледный и истощенный, с всклокоченными волосами и бородой. Многие, несмотря на обезображенный вид, узнали в нем человека, бывшего долгое время старшим офицером и отличившегося на войне многими подвигами. Он показал раны на своей груди и рассказал, что пока он находился в числе сражавшихся против сабинян, его жатву уничтожили, дом сожгли, а скот увели. Когда же после этого с него потребовали уплаты налога, он влез в долги, проценты росли все больше и больше, и он сперва продал свою наследственную землю, а потом и все остальное состояние. Теперь он крепостной своего кредитора и держится им не в обычном рабстве, а в смирительном доме и подвергается всевозможным пыткам. При этом он показал народу свою спину со свежими следами побоев. Это зрелище и этот рассказ вызвали всеобщее негодование. Арестованные должники ринулись со всех сторон на улицу и громко требовали помощи. Консулы Публий Сервилий и Аппий Клавдий, явившиеся на место возмущения, старались усмирить взволнованную толпу, но народ осадил ратушу и требовал созыва сената.

Пока сенат обсуждал, какие принять меры, консул Аппий Клавдий советовал прибегнуть к строгости, а Сервилий предлагал более мягкие меры – пришло известие, что вольски приближаются к городу. Сенаторы были в растерянности, народ ликовал и отказывася нести военную службу. Тогда Сервилий по поручению сената стал успокаивать народ. Он объявил посредством эдикта, что римского гражданина, желающего вступить в войско, никто не имеет права держать в цепях или в тюрьме, точно так же, как не может, пока этот гражданин находится в лагере, владеть его имуществом или продавать это последнее, а равно предъявлять притязания на его детей или внуков. После этого все записались в военную службу. Вольски были разбиты, их столица Суэсса-Помеция взята. Сабины и аврунки, в то же самое время восставшие против Рима, были быстро и победоносно отброшены.

Самой большой храбростью отличились попавшие в рабство за долги, но когда опасность миновала, консул Аппий снова начал возвращать их в кабалу. Сервилий не мог воспрепятствовать этому, потому что сенат одобрял действия Аппия. Тогда народ сам взял на себя защиту — он повсюду сопротивлялся возвращению должников кредиторам, и, когда был объявлен новый набор для предстоявшей войны с сабинами, ни один человек не записался в военную службу.

войныНаступил 494 год. Плебеи устраивали ночные сходки и совещались о принятии мер. Поступать на военную службу они отказывались, сопровождая этот отказ фактическим сопротивлением властям. Тогда сенат, по совету Аппия Клавдия, решил назначить диктатора, облекавшегося полной царской властью и действующего без ограничения законом об апелляции. В диктаторы выбрали Марка Валерия, человека кроткого и любимого народом. Он издал такое же постановление, какое недавно было сделано Сервилием. Народ поверил ему, стал под знамена и в короткое время победил сабинян, эквов и вольсков. Но когда по окончании войны Валерий потребовал у сената обещанного освобождения долговых рабов, снова последовал отказ. Валерий отказался от своей должности, граждане одобрили этот поступок, и когда бывший диктатор шел из курии домой, они сопровождали его с выражениями своей благодарности.

Так как война окончилась, следовало распустить войско. Но сенат решил под предлогом новой войны держать войско в сборе, чтобы препятствовать возобновлению тайных сходок и разговоров. И именно это распоряжение и ускорило восстание. Войско переправилось через реку Анио и расположилось лагерем на Священной горе, в трех тысячах шагах от Рима. Это отчаянное решение вызвало в Риме всеобщий испуг. Оставшиеся плебеи боялись насилия со стороны патрициев, а патриции – от оставшихся в городе плебеев и нападения на город вышедших из него. К этому присоединялось и опасение того, что внешние враги воспользуются междоусобием и двинутся на Рим. Оставшиеся же в городе не имели достаточно сил для сопротивления. Государство очутилось на краю гибели, нужно было предупредить полный разрыв и во что бы то ни стало восстановить мир и согласие.

В этом критическом положении Менений Агриппа и явился спасителем государства. Его знали как умного и благонамеренного человека, обладавшего также даром слова. Он пользовался доверием обоих сословий и был любим народом, поскольку принадлежа к классу патрициев, происходил из плебейского семейства. Наиболее разумные из патрициев избрали его посредником, и он отправился в лагерь переселенцев. Там он обратился к плебеям с дружеским приветствием и рассказал им притчу.

В то время когда в человеческом теле не все еще находилось в полном согласии, как теперь, а каждый член имел свою собственную волю и говорил своим собственным языком, многие члены стали негодовать на то, что им приходилось работать и служить только для желудка, между тем как он, спокойно находясь в середине тела, не нес никакого труда и только насыщался доставлявшимися ему наслаждениями. Поэтому они условились, чтобы вперед руки не подносили ко рту никакого кушанья, рот не принимал никакой предлагавшейся ему пищи, а зубы не раскусывали ее. Но вследствие этого условия, благодаря которому они думали усмирить желудок посредством голода, они сами и все тело очутились в крайнем изнеможении. Тут-то они поняли, что желудок не ведет праздную жизнь и что если его питают, то и он сам питает в такой же степени, распределяя по всем жилам кровь, производимую пищеварением, и разливая ее по всем членам тела.

Эта басня, наглядно показавшая плебеям, как необходимо существование различных сословий, произвела в настроении народа такой переворот, что он вступил в переговоры о примирении. Менений добился заключения формального договора, который был торжественно подтвержден присягой обеих сторон. Наказанием за нарушение этого договора полагалась опала и отдача имущества нарушителя подземным богам. Относительно долговых дел плебеям были сделаны некоторые уступки. Менений обещал от имени сената, что несостоятельным долги будут прощены, а закрепощенным и отданным во власть кредиторов по судебному решению будет возвращена свобода. Однако, более важное значение имело постановление, по которому плебеи получали своих собственных начальников, трибунов, для защиты от злоупотреблений со стороны чиновников-патрициев. Особа этих трибунов была неприкосновенна, и избираться они должны были только из плебеев. После этого плебеи вернулись со Священной горы в город, и в память о примирении граждан были установлены так называемые плебейские игры.

Народный трибун
Народный трибун

С тех пор как плебеи получили своих неприкосновенных трибунов, у них появился законный орган для дальнейшей борьбы за получение более широких прав. Трибуны, опираясь на свою неприкосновенность, постепенно поднялись на уровень высшей власти в государстве. Изначально им была предоставлена только защита отдельных граждан, но они расширили это право, сделав его общим правом вмешательства, на основании которого они могли останавливать и уничтожать служебные действия чиновников, совещания и постановления сената, исполнение судебных приговоров. Точно так же они присвоили себе уже в первое время право ареста даже в отношении самых высших сановников, а так же и право совещаться с народом в трибутских комициях.

Менений Агриппа умер на следующий год после своего подвига. «Это был человек, который в продолжение всей своей жизни был одинаково любим патрициями и остальными гражданами, но после выселения этих последних сделался для них еще милее и дороже. И он, посредник и руководитель соглашения граждан, посланник от сената к народу, виновник возвращения римских граждан в город, не оставил после себя денег даже на свое погребение. Граждане похоронили его на свой счет, внеся каждый по одному ассу» (Ливий).

Предание говорит, что община плебеев приняла это решение по предложению и ходатайству трибунов Квинтилия и Генуция, но пристыженный этим сенат принял издержки похорон на счет государственного казначейства, после чего плебеи подарили собранную ими сумму наследникам Агриппы.

0

Старая Аппиева дорога (Via Appia Antica). Часть 1. История

Широко известная во всем мире поговорка утверждает, что «все дороги ведут в Рим». И действительно, все дороги в Римской республике строились так, чтобы соединить этот город со всеми, даже самыми отдаленными частями полуострова. Однако, поскольку их строительством занимался именно Рим, переводить оригинальную поговорку – Tutte le strade partono da Roma – следовало бы несколько иначе: «Все дороги отходят от Рима», т.е. начинаются с него. А еще точнее — с Римского Форума, центральной площади Древнего Рима.

аппиева дорога
Аппиева и Траяновы дороги

Одной из самых древних и знаменитых римских дорог является Аппиева дорога (Via Appia, сейчас — Via Appia Antica) – брусчатый путь длинной в 540 км, в античные времена даже называвшийся «царицей дорог».

Аппиева дорога была проложена сначала от Рима до Капуи, а далее – до Брундизия (совр. Бриндизи), морской порт которого открывал римлянам путь в Грецию, Малую Азию и Египет. В итоге она стала самой значимой в политическом и экономическом плане дорогой, которая когда-либо была построена в Римской империи.

аппий клавдий цек
Аппий Клавдий Цек

В 312 году до н.э. усилиями цензора Аппия Клавдия Цека в военных целях была построена первая часть дороги — отрезок длинной в 195 км, ведущий в Капую (Capua). Ранее здесь был обустроенный тракт, позволявший добраться из Рима в Кальви. Аппий задумал произвести масштабную реконструкцию дороги, на что истратил большую часть казны. Исторические хроники засвидетельствовали, что строителям с целью экономии средств приходилось тщательно планировать прокладку дороги через холмистую местность. Важным было и то, что в ходе строительства дороги Аппий провёл канал через Понтийские болота, который осушил землю и упростил отправление кораблей из Лация в Таррацину.

В 3 веке до н.э. Аппий приобрел статус диктатора. Римский правитель решил укрепить позиции государства в регионе Кампания (Campania). С этой целью Аппиева дорога получила продолжение до Беневентума (Beneventum).

Во 2 веке до н.э. римляне решили пробить кратчайший путь к Балканскому полуострову. Продлив Аппиеву дорогу от Беневентума до Брундизия, Рим получил прямой выход на Эгнатиеву дорогу (Via Egnatia), ведущую в страны Востока. Таким образом, Аппиева дорога стала важнейшей дорогой для торговли товарами и рабами с Востока, укрепив экономическую позицию государства.

Дорога Аппия имеет многослойное покрытие из камня толщиной в 1 м. Верхний слой был составлен из отполированных и настолько тщательно подогнанных друг к другу базальтовых плит, что между ними сотни лет не возникало щелей или выбоин. Эти плиты укладывались на слой гальки и цемента. По легенде, Аппий Клавдий, проверяя качество кладки, пытался вставлять между плитами лезвие кинжала, и если ему это удавалось, участок дороги в этом месте разбирали и начинали мостить заново. В результате дорога получилась очень ровной, что делало ее удобной не только для колесниц, но и для пеших путников. В средней части это практически монолитное полотно делалось слегка приподнятым, благодаря чему вода на нем не задерживалась, сразу стекая к обочинам, и дорога всегда оставалась сухой и чистой.

строительство дорог в древнем риме
Строительство дороги

Через равные расстояния рядом с дорогой были установлены мильные столбы с указанием пройденного пути, мест для отдыха и другой полезной информации. В окрестностях городов, между которыми была проложена дорога, строились храмы, гостиницы и трактиры. В отдельных своих частях она имела (и имеет) некое подобие тротуара и скамейки для отдыха путников. Ширина дороги составляет чуть больше 4 м, поэтому в прежние времена она позволяла спокойно разъехаться двум колесницам, а сегодня – двум машинам.

Закончив строительство, римляне обозначили конец дороги, установив там 2 величественные колонны из мрамора. Одну из них можно увидеть на том месте и сегодня, она является достопримечательностью Бриндизи (Брундизия). Вторая упала в конце 16 века и позже была отдана в дар городу Лечче, где ее установили в честь избавления от чумы.

Одной из первостепенных причин для начала строительства дороги послужила, как считают историки, насущная военная необходимость – во время ведущейся в тот момент войны римлян с самнитами ею преимущественно пользовались легионеры. Но со временем она приобрела также огромное торговое и культурное значение, которое стала постепенно утрачивать только после распада Римской империи. Значительная часть античных построек и сооружений вдоль нее в последующие столетия была разобрана на части, а в 18 веке параллельно ей проложили новую дорогу.

В 71 году до н.э., вдоль Аппиевой дороги от Капуи до Рима, после подавления восстания Спартака, были распяты более 6000 пленных рабов.

спартакДорога, обрамленная зонтичными соснами, пережила сам Рим. Ее значение отмечали византийские императоры, глава остготов Теодорих Великий и все правители Рима вплоть до Средних веков. Затем, «древний путь» остался паломникам, путешествующим по святым местам. Вдоль Аппиевой дороги проходит один из рукавов Катакомб Рима (Catacombe di Roma). Раннехристианские мученики и понтифики нашли упокоение в подземных пещерах у главной дороги. Многочисленные памятники, созданные во времена Римского государства, с течением времени были разрушены. Часть из них послужила источником даровых стройматериалов.

130612-42В позднем Средневековье Аппиева дорога фактически утратила свои функции и была частично демонтирована, а на большем участке покрыта новым дорожным полотном. В 18-19 веках в окрестностях исторического маршрута производились обширные раскопки. Древние артефакты разошлись по сотням частных коллекций и музеев.

130612-47Аппиева дорога получила своеобразную разметку в одну римскую милю (1478 м). В качестве вех использовались столбы (colonna miliaria) с памятными табличками в честь императоров, правивших в Риме. Сейчас можно увидеть лишь столб 1-й мили и колонну, символизирующую окончание пути в Бриндизи.

Согласно Закону 12 таблиц, принятому в Риме в 450 году до н.э. в черте столицы запрещалось хоронить умерших. Поэтому вплоть до 2 века до н.э. вдоль брусчатки строились колумбарии (columbarium) богатых семейств, в которых хранились урны с прахом. Впоследствии традиция сжигать покойников трансформировалась в погребальные церемонии. В подземных пещерах из туфа стали появляться целые некрополи. Отдельные гробницы имеют весьма внушительные размеры и замысловатые формы.

Чтобы отличить эту дорогу от одноименной, проложенной в 80-х годах 18 века, к ее названию делают приставку – Старая. Старой Аппиевой дороге есть, что вспомнить: по ней когда-то шагали грозные римские легионы, тянулись торговые караваны, скакали средневековые рыцари, проходили в святые места паломники, вдоль нее выстраивались церкви, вырастали кладбища, воздвигались распятия. Она стала общепризнанной и всемирно известной достопримечательностью Италии, неоднократно воспетой в литературе и запечатленной в произведениях живописи. Во время Олимпийских игр, состоявшихся в Риме в 1960 году, здесь соревновались легкоатлеты-марафонцы.

130612-15В 1988 году часть территории Рима вместе с Аппиевой дорогой получила статус археологического парка (Parco Regionale Della’Appia Antica). Большая часть древней дороги уже покрыта асфальтом, однако, наиболее крепкие фрагменты дорожного полотна сохранены в первозданном виде. По выходным и праздникам движение по историческому пути запрещено.

130612-08
Via di Porta San Sebastiano

Проще всего добраться до Аппиевой дороги пешком от Колизея (Colosseo). Для этого нужно пойти на юг по Via Celio Vibenna и Via di San Gregorio и свернуть на юго-восток к Piazza di Porta Capena. Затем идти по Viale delle Terme di Caracalla и, придерживаясь юго-восточного направления, продолжить движение по Via di Porta San Sebastiano. Узкая старая улочка постепенно сменяет асфальт на брусчатку. Ворота Святого Себастьяна будут началом Via Appia Antica.

ворота святого себастьяна
Ворота Святого Себастьяна

Скачать статью целиком (Части 1 — 2) в формате pdf.

Далее: Старая Аппиева дорога. Часть 2. Достопримечательности.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Луций Юний Брут

Основателем Римской республики и главным инициатором изгнания Тарквиниев считался у римлян Луций Юний Брут. Легенда об изгнании царей и о личности Брута, конечно, не может претендовать на историчность, как и вся римская история до времени децемвиров. Отделить подобные легенды от истины с полной достоверностью просто не представляется возможным. А потому остается лишь следовать традиции.

Тарквиний Гордый
Тарквиний Гордый

Семья Брута принадлежала к сословию патрициев и была одной из знатнейших в Риме. Ее производили от одного троянца, будто бы приехавшего в Рим еще с Энеем. Отцом Брута был Марк Юний, почтенный человек, женатый на Тарквинии, одной из сестер царя Тарквиния Гордого. Деспот царь приказал убить его вскоре после убийства Сервия, чтобы завладеть его богатствами. А для того чтобы обезопасить себя от кровного мщениями лишил жизни и его старшего сына, Марка. Младшего же сына, Луция, Тарквиний пощадил, поскольку тот был еще ребенком и казался безопасным, и Луций рос в доме Тарквиния с его собственными сыновьями. От юного Луция не осталась тайной судьба его родных и, чтобы избежать той же участи, он предоставил в распоряжение Тарквиния все свое имущество, притворился полупомешанным и играл свою роль так искусно, что его в насмешку прозвали Брутом, т.е. идиотом. Так он обезопасил себя презрением там, где нельзя было защититься справедливостью, и стал с терпением ждать удобного случая, чтобы отомстить за себя.

Плохие сны и угрожающие признаки начали с некоторого времени предвещать близкое несчастье царю. Коршуны разрушили орлиное гнездо вблизи царского дворца, убили молодых орлят и прогнали отца и мать, возвратившихся домой; змея унесла у царя быков, приготовленных им для принесения в жертву богам; чума начала губить матерей и грудных младенцев. Царь начал бояться за свой дом и решил вопросить знаменитейшего оракула – дельфийского. А так как он не решался доверить постороннему лицу касавшийся его семейства ответ бога, то отправил в Грецию двух своих сыновей — Тита и Арунса. А чтобы они не скучали, послал с ними в качестве шута Луция Юния. Прибыв в Дельфы, царские дети принесли богу Аполлону драгоценные подарки, Брут же отдал ему только свою дорожную палку. Но эта палка была выдолблена внутри и заключала в себе другую палку, золотую – тайный символ его ума. Выполнив поручение отца, царевичи спросили оракула, кому из них достанется царствовать в Риме. Ответ был таков: «Главным владыкой сделается тот из вас, о, юноши, который первый поцелует мать». Оба Тарквиния договорились держать в тайне слова оракула, чтобы их брат Секст, оставшийся дома, не опередил их. Относительно же себя они предоставили судьбе решить, кто из них двоих первым поцелует мать. Умный Брут, поняв более глубокий смысл изречения оракула, опередил их так, что они этого и не поняли — он, как будто споткнувшись, упал и поцеловал землю, общую мать всех смертных.

В то время, когда они вернулись в Рим, там шли приготовления к войне с Ардеей, рутульским городом, богатства которого давно влекли царя Тарквиния. Взятие этого сильно укрепленного города, стоявшего на высоком крутом утесе, было делом нелегким и требовало долгой осады. Пока римское войско стояло лагерем под Ардеей, сыновья царя пировали в палатке Секста Тарквиния, где находился также их родственник Люций Тарквиний, прозванный Коллатином, от города Коллации, в котором его отец Эгерий был наместником. Разговор молодых людей зашел об их женах, и каждый восхвалял свою, как превосходившую всех прочих. «В таком случае, – воскликнул наконец Коллатин, – сядем сейчас на коней, и я надеюсь убедить вас наглядно, что все ваши жены должны уступить моей Лукреции». «Так и быть!» – воскликнули остальные. И вот они, разгоряченные вином, понеслись на конях сначала в Рим, где застали жен царевичей за роскошным ужином, а оттуда в Коллацию. Было уже очень поздно, но Лукреция еще сидела в кругу своих девушек и пряла. Победа досталась ей.

Но красавица возбудила в Сексте Тарквинии гнусные замыслы и через несколько дней он в сопровождении одного раба поспешил в Коллацию и с помощью насилия, угроз и обнаженного меча заставил Лукрецию уступить его преступным побуждениям. Лукреция, полная скорби и негодования, тотчас же отправила одного посла в Рим к своему отцу Спурию Лукрецию, а другого – в Ардею к своему мужу с просьбой, чтобы они приехали к ней как можно скорее и чтобы каждый взял с собой верного друга, так как случилось страшное несчастье.

Гибель Лукреции
Гибель Лукреции. С картины Лукаса Кранаха. 1538

Лукреций приехал с Публием Валерием, а Коллатин – с Луцием Юнием Брутом. Они застали Лукрецию в спальне в глубочайшей печали. Она рассказала им о злодеянии Секста Тарквиния, объявила, что умрет, и требовала от них наказания преступника. Все они дали ей слово и старались ее утешить, но она не принимала утешений. «Вы позаботитесь, – сказала она, – чтобы виновник этого дела получил достойное возмездие; я же, хотя признаю себя невинной, не хочу избегнуть наказания; пусть ни одна женщина после меня, ссылаясь на Лукрецию, не остается в живых при потере целомудрия». С этими словами она вонзила себе в грудь кинжал, спрятанный у нее под платьем, и упала мертвая.

В то время как все присутствующие еще были повергнуты в горе, Брут вынул окровавленный кинжал из груди Лукреции, и сказал: «Этой чистой и священной кровью я клянусь и призываю вас, боги, в свидетели, что буду огнем и мечом и всеми возможными для меня средствами преследовать высокомерного злодея Луция Тарквиния с его безбожной женой и всеми детьми его племени и не потерплю, чтобы они, или кто бы то ни было другой были царями в Риме». После этого он подал кинжал Коллатину, Лукрецию и Валерию, с изумлением глядевшим на нового Брута. Они повторили клятву, продиктованную им Брутом, вынесли труп Лукреции на городской рынок и стали призывать народ к восстанию. Все граждане схватились за оружие, закрыли городские ворота и Брут повел молодежь в Рим. Здесь, в качестве начальника всадников, он созвал народное собрание и пламенной речью о гнусном насилии Секста Тарквиния, жестокости царя и бедствии народа вызвал в гражданах решение отнять у Тарквиния власть и изгнать его из Рима вместе со всем его семейством. После этого Брут вооружил и приготовил к бою всех способных к военной службе людей, добровольно предложивших свои услуги, и отправился с ними в Ардейский лагерь, чтобы и там возбудить войско против царя. Во время этого возмущения Туллия, ненавистная царица, бежала из города с небольшой свитой, сопровождаемая проклятиями возбужденной толпы.

Гибель Лукреции2
Брут берет клятву с товарищей

Войско, стоявшее перед Ардеей, встретило Брута с восторгом и присоединилось к народному решению. Царь же, получив известие о происходившем в Риме, поспешил туда из лагеря. Он нашел ворота города запертыми и услышал о своем изгнании. Пришлось покориться судьбе и с двумя старшими сыновьями отправиться изгнанником в Этрусскую землю. Секст Тарквиний переселился в Габии, город, ранее отданный ему в полную собственность, где и был убит за свои прошлые преступления озлобленными жителями.

После изгнания царя руководители восстания занялись основанием нового порядка в государстве и учреждением нового правительства. Место царя теперь должны были занимать два ежегодно сменявшихся консула, облеченных такой же властью и такими же военными и политическими правами, какими пользовались цари. Но ежегодная смена и разделение власти между двумя лицами ограждали государство от опасности деспотического господства. Только жреческие права, бывшие у царей, были переданы сановнику, называвшемуся «rex sacrificulus» или «rex sacrorum». Первыми консулами, избранными в центуриатских комициях, стали Юний Брут и Тарквиний Коллатин.

Консул Брут в качестве хранителя новой свободы обнаружил такую же энергию, какой он отличался в качестве основателя ее. Во-первых, он обязал народ клятвой никогда в будущем не допускать, чтобы в Риме появились цари. Во-вторых, было восстановлено государственное устройство Сервия Туллия вместе со всеми остальными законами этого царя. Сенат, численность которого сильно сократилась при Тарквинии, снова стал насчитывать 300 членов благодаря принятию в их ряды знатных плебеев.

Народ так сильно заботился о сохранении своей молодой свободы, что консул Тарквиний Коллатин, несмотря на то, что его мысли и действия были безупречны, возбуждал подозрение уже одним своим именем. Тарквинии, говорил народ, не научились жить жизнью честных людей, имя их возбуждает подозрения, оно опасно для свободы; до тех пор, пока есть в городе хотя бы один Тарквиний, за свободу нельзя ручаться, а тут даже правление находится в руках Тарквиния. Когда Брут заметил эти подозрительные сомнения граждан, он созвал народное собрание и, прочтя вслух клятву народа, что этот последний не будет терпеть в городе никакого царя и вообще никакую власть, от которой народу может грозить какая бы то ни было опасность, – обратился к своему товарищу с просьбой, чтобы он добровольно удалился и тем избавил граждан от тревожного чувства, возбуждавшегося в них присутствием в городе царского имени Тарквиниев. Для консула это предложение было так неожиданно, что он сначала онемел от изумления. Когда же он захотел возразить, первые сановники государства окружили его с настоятельными просьбами принести эту жертву отечеству. Даже его тесть, старый Спурий Лукреций, горячо присоединился к этим просьбам. Но так как Коллатин медлил подчиниться народной воле, то Брут лишил его должности решением народного собрания и бывший народный консул отправился со своим имуществом в Лавиниум. Вслед за этим Брут добился вынесения еще одного народного решения — чтобы все поколение Тарквиниев было изгнано из пределов римского государства. На место Коллатина Брут избрал себе в товарищи Публия Валерия, и народ утвердил это избрание.

брут
Луций Юний Брут

Царь Тарквиний не желал так легко сдаваться и начал придумывать способы снова вернуться в город. Сначала в ход пошла хитрость. Он отправил в Рим послов с поручением (не упоминая о его желании вернуться) требовать выдачи его имущества. Пока в сенате шли совещания по этому делу, послы завязали с некоторыми знатными гражданами отношения, имевшие целью ниспровергнуть новый порядок вещей и возвратить в Рим царскую семью. Главными стали братья Вителлии и братья Аквиллии. Первые были близкими родственниками Брута, женатого на их сестре Вителлии. Аквиллии были племянниками консула Коллатина. Стараниями этих людей в заговор было вовлечено еще значительное число знатной молодежи, дружной с сыновьями Тарквиния и жаждавшей возвращения прежней веселой жизни. Даже сыновья Брута, Тит и Тиберий, приняли участие в преступных замыслах.

Между тем в сенате было решено выдать Тарквинию его имущество, и посланники воспользовались сроком, предоставленным им консулами для получения этого имущества, чтобы вести дальнейшие переговоры с заговорщиками. Накануне своего отъезда они собрались вместе на ужин в доме Вителлиев и много говорили о составленном плане, чувствуя себя в полной безопасности. Посланникам также были переданы письма заговорщиков к Тарквинию. Но один раб, по имени Виндиций, все слышал и видел передачу писем. Он тут же уведомил обо всем обоих консулов. Консулы арестовали посланников и заговорщиков, и так как найденные письма подтвердили показание раба, изменников тотчас же заковали в цепи. Тем не менее, посланников выпустили из города, но царского имущества не возвратили. Сенат отдал это имущество на расхищение народу, чтобы он, став участником ограбления царской семьи, потерял всякую надежду когда-либо помириться с ней.

Поле между Капитолием и Тибром, принадлежавшее Тарквинию, было посвящено богу Марсу и с тех пор называлось Марсовым полем (campus Marcius). Это поле было покрыто хлебом, готовым для жатвы, но народ боялся брать плоды земли, посвященной богу, и колосья бросили в реку. Вся эта масса осталась в воде. Впоследствии к ней пристал в большом количестве ил, и из всего этого образовался священный остров Тибра, который в дальнейшем соединили с городом мостами и украсили храмами, колоннадами и публичными садами.

Гравюра Пиранези "Вид на Тибрский остров".
Гравюра Пиранези «Вид на Тибрский остров».

За расхищением царского имущества последовало обвинение и казнь изменников. Сенат и весь народ собрались на площади. Оба консула сидели на своих судейских креслах. Заговорщики, в числе которых были и сыновья Брута, стояли привязанные к столбам, ожидая приговора Брута, так как он в этот день председательствовал на суде. В Бруте жил такой истинно римский дух, какого не было ни в ком из его сограждан. Преступление его сыновей было очевидно и они сами не отрицали своей вины. Выбора не оставалось никакого. «Ликторы, – сказал Брут, — исполняйте свою обязанность». И ликторы схватили юношей, сорвали с них платье, связали им на спине руки и стали бить розгами, после чего повалили на землю и секирами отрубили головы. Брут сидел неподвижно на своем судейском кресле и без внешних признаков скорби смотрел, как истекали кровью его сыновья, бывшие единственной надеждой его дома. Потом, закрыв голову и лицо, он удалился с места казни. То, что было для него дороже всего на свете, он принес в жертву свободе и отечеству. Остальные заговорщики были осуждены на смерть собравшимся на площади народом. После этого раба, открывшего заговор, торжественно объявили свободным и дали ему все права римского гражданина.

Тарквиний, увидев, что хитрость и измена ему не удались, решил вернуть себе власть силой оружия. Он начал объезжать города Этрурии и просить помощи. Жители городов Тарквиниев и Вей собрали для него войско в надежде отомстить за многие поражения, понесенные ими в прежнее время от римского народа. Навстречу им двинулось римское войско под началом обоих консулов. Валерий вел пехоту, расположенную четырехугольником, а впереди во главе конницы шел Брут. Таким же точно образом двигалась и неприятельская армия — Арунс Тарквиний составлял с конницей авангард, а царь Тарквинский следовал за ним с пехотой. Как только Арунс увидел своего смертельного врага во главе неприятельской конницы, он воскликнул в сильном гневе: «Вот он, человек, изгнавший нас из отечества! Смотрите, как надменно скачет он на коне, украшенный нашими знаками отличия! О, боги, защитники царей, помогите мне!» С этими словами он помчался прямо на консула. Брут понял, что речь шла о нем, и, воспламененный такой же ненавистью, ринулся в бой. В порыве озлобления ни один из них не думал о самосохранении — каждому хотелось только поразить врага. Они столкнулись со всего размаха, пронзили копьем щит и грудь друг друга и оба упали замертво с лошадей. Вслед за этим началась кровопролитная схватка конницы и пехоты. Победа склонялась то на одну, то на другую сторону, пока буря не развела озлобленные войска. Каждое из них удалилось в свой лагерь, не зная, кто победил. С наступлением ночи в обоих лагерях водворилась тишина. Но вдруг в Арсийском лесу поднялся шум и громкий голос возвестил, что со стороны этрусков в битве пало одним человеком больше, чем у римлян, и что римляне, таким образом, победили. Это был голос лесного бога Сильвана, который имел способность повергать в панический ужас самое храброе войско. Страх до такой степени овладел этрусками, что они стремительно оставили свой лагерь и бросились в бегство. Римляне погнались за ними с победоносными криками, взяли в плен не менее пяти тысяч человек и завладели богатой добычей, оставленной в лагере.

Валерий с победоносным войском возвратился в Рим, но римлян не порадовала победа, купленная ценой жизни Брута, отца их свободы. Труп Брута был похоронен с большой торжественностью, и консул Валерий произнес над ним надгробную речь. Римские матроны в течение целого года оплакивали его как мстителя за оскорбленную честь женщины. Память Брута всегда чтилась римлянами как память основателя римской свободы, человека, который из-за этой свободы не пощадил жизни собственных детей и пал в битве за нее. Благодарные потомки воздвигли ему железную статую с обнаженным мечом в руке и поставили эту статую в Капитолии между изображениями царей.

Со смертью Луция Юния Брута окончился патрицианский род Юниев, так как оба казненных сына были его единственными детьми. Убийца Цезаря, Марк Юний Брут, был по рождению плебей и, следовательно, не был потомком этого древнего Брута.

0

Ранняя Республика. Плебеи и патриции. Часть 2. 449 — 287гг до н.э.

(Все даты — до н.э.)

В 446 году эквы и вольски, пользуясь не прекращающимися раздорами внутри римского общества, совершают очередное нападение и доходят до самых стен города. Тогда бывший в тот год консулом Тит Квинкций Капитолин, обращаясь к плебеям, произносит свою знаменитую речь. Воодушевленные плебеи записываются в войско и римляне снова одерживают победу. А дальше — как всегда. Внешний мир — внутренние раздоры.

«Законы XII таблиц» под влиянием наиболее консервативных патрициев запретили браки между патрициями и плебеями. Несмотря на это, в 445 году народный трибун Гай Канулей обнародовал законопроект о разрешении законных браков между ними. Принятие такого закона, по мнению патрициев, должно было повлечь за собою осквернение их крови и смешение родовых прав. Вместе с этим трибуны подняли еще один вопрос, сначала скромно, о дозволении избирать одного консула из плебеев. Однако вскоре дело дошло до того, что уже девять трибунов обнародовали законопроект о предоставлении народу права избирать консулов по своему усмотрению из плебеев или из патрициев. Патриции же считали, что с утверждением подобного закона высшая власть не только разделится с людьми низшего сословия, но и прямо перейдет от первых лиц государства к плебеям.

выборы
Выборы в Сенате

В это время назревает очередная война с вейянами, вольсками, эквами и отпавшим от Рима ардейским народом. Сенат приказывает провести набор в войско, но Гай Канулей заявляет, что никакого набора не будет, пока не утвердят предложенные им и его товарищами законопроекты. Возникает очередное серьезное противостояние консулов и народных трибунов, сопровождающееся взаимными обвинениями и грозящее перерасти в беспорядки перед лицом внешней угрозы. Браки между патрициями и плебеями приобретают законный статус, а вместо консулов на короткое время выбираются военные трибуны.

Для снятия напряженности в земельном вопросе Рим основывает на завоеванных землях колонии, раздавая там участки плебеям. Первой такой колонией стал приморский город Антий. За ним последовали Ардеи. Всего в 5 веке до н.э. было основано 10 колоний, а в 4 веке до н.э. — 15. Колонии подчинялись законам римского или латинского права, а их жители могли получить римское гражданство, переселившись в Рим. Так колонии становились еще и проводниками римского влияния.

ардеи колония плебеи
Ардеи

443 год становится годом учреждения цензуры, которая, начавшись с малого, впоследствии, постепенно развиваясь, достигла такого большого значения, что ей было вверено наблюдение за нравами и порядком, обязательными для римлянина: сенат и центурии всадников стали в положение подчиненности этой магистратуре. Она узаконила различие между хорошим и дурным поступком. В ее неограниченном ведении находилось право наблюдения за доходами римского народа с общественных и частных мест. Поводом же к основанию цензуры послужило то обстоятельство, что имущество народа не подвергалось оценке в течение многих лет, вследствие чего очередного ценза уже нельзя было откладывать ввиду предстоявших войн со столь многими народами.

Право распределять граждан по центуриям было передано новым магистратам — двум цензорам, избиравшимся из числа патрициев раз в пять лет центуриатными комициями. В 433 году срок их полномочий был сокращен до 18 месяцев. После очередных волнений в этом же 433 году были выбраны военные трибуны с консульской властью. Однако все трое оказываются патрициями. Последующие десятилетия характеризуются все тем же противостоянием сословий. Если верх одерживали патриции — выбирались консулы, если плебеи — выбирались военные трибуны с консульской властью.

В 421 году плебеи, наконец, получили право занимать должность квестора (хотя реализовали его лишь в 409 году). В это же время реставрировался институт консулов.

вейи
Вейи. Реконструкция

В 405 году римляне осадили главный город вейян — Вейи. До этого времени все войны велись хоть и часто, но недолго и были, скорее, просто набегами и отражениями набегов. При этом все воины обеспечивали себя в армии на свои собственные средства. Осада же Вей затянулась на три года. Прекратить осаду и отпустить воинов на сбор урожая было невозможно и сенату пришлось платить воинам за службу. Так в 403 году римлянами был сделан первый шаг к переходу на организованную профессиональную армию.

Войны по-прежнему вызывали необходимость идти на уступки плебсу. В 367 году в связи с новыми волнениями был принят закон, предложенный народными трибунами Гаем Лицинием и Люцием Секстием. Согласно ему, один консул должен был избираться из плебеев. Однако патриции в противовес добились для себя учреждения должностей претора и курульного эдила. Претор становился верховным магистратом в Риме, когда консулы занимались военными делами, что случалось довольно часто. Таким образом, основной обязанностью претора стало совершение городского правосудия. Кроме того, законом облегчалось положение должников и запрещалось занимать на общественной земле более 500 югеров (125 га), пасти более 100 быков и 500 овец. После продолжительной борьбы равноправие между сословиями было, наконец, утверждено законом, и это событие обрело свое выражение в строительстве храма Конкордии (богини согласия) в 366 году.

По закону Луция Генуция от 341 года уже оба консула могли избираться из плебеев. По закону же Квинта Публилия Филона (бывшего в том году диктатором) от 339 года, подтвержденному законом Квинта Гортензия в 287 году, решения, принятые собраниями плебса (плебисциты), получали силу закона. А в 337 году плебеям стала доступна и должность претора.

военный трибун
Военный трибун

Плебс завоевывал одну победу за другой. В 326 году законом Петелия и Папирия были запрещены порабощение граждан и долговая кабала. Неоплатный должник отвечал теперь только своим имуществом. Личность же его при этом оставалась неприкосновенной. Так же было запрещено подвергать римских граждан пыткам и телесным наказаниям. Центуриатные комиции были заменены собраниями по трибам (трибутные комиции), в которых не было различий по цензу.

Закон 311 года, предложенный народными трибунами Луцием Атилием и Гаем Марцием, предоставил народу право выбирать 16 из 24 военных трибунов. А плебесцитом, предложенным народным трибуном Марком Децием, был принят закон, по которому народ выбирал дуумвиров для снаряжения и починки флота.

В 304 году курульным эдилом становится Гней Флавий, государственный писец, человек «низкого происхождения», имевший отцом вольноотпущенника. Он обнародует правила гражданского судопроизводства, скрываемые от народа понтификами, выставив их на белых досках вокруг форума. Избрание Флавия возмутило знатных граждан и общество распалось на две партии — народ благонамеренный (уважавший и почитавший людей знатного происхождения) и народ низкий. Для предотвращения смут и возможного подкупа избирателей через таких нищих «низких» людей, распределенных по разным трибам, цензор Квинт Фабий составил из них четыре отдельные трибы, названные «городскими», за что заслужил благодарность и прозвище «Величайший» (Максимус).

В 300 году по плебисциту братьев Огульниев плебеи получили доступ в жреческие коллегии понтификов и авгуров. Cтановилась выборной даже должность главы коллегии понтификов — великого понтифика, наблюдавшего за отправлением общественного и частного культов. Таким образом, все магистратуры оказались открытыми для плебеев.

яникул
Яникульский холм

Конфликт между патрициями и плебеями близился к своему завершению. Однако, длительное противостояние привело к тому, что крестьянские хозяйства и небольшие поместья пришли в упадок, а их владельцы попали в долговую кабалу. В 287 году плебеи снова покинули Рим. На этот раз они перешли через Тибр и поднялись на Яникульский холм. Диктатор Квинт Гортензий принял некоторые экономические меры для смягчения сложившегося положения. В чем они состояли точно не известно. Известен лишь один закон, подтверждавший, что решения плебейского совета приобретали силу закона. Плебеи получили то, чего они добивались в течение полутора веков.

Победа плебеев привела к изменению социальной структуры римского общества — добившись политического равноправия, они перестали быть сословием, отличным от сословия патрициев. Знатные плебейские роды составили вместе со старыми патрицианскими родами новую элиту — нобилитет. Рим превратился в гражданскую общину. Это способствовало ослаблению внутриполитической борьбы и консолидации римского общества, что позволило ему мобилизовать все свои силы для проведения активной внешней экспансии. Основными чертами римской гражданской общины стали сочетание коллективного и частного землевладения при наличии верховной собственности общины, связь понятий «гражданин», «воин» и «земледелец», равенство политических и юридических прав граждан, власть народного собрания во всех важнейших вопросах, касавшихся как коллектива граждан, так и отдельного гражданина, соблюдение принципа «геометрического равенства» — труд каждого на общую пользу, понимаемую и как польза каждого гражданина. Были значительно сужены возможности для эксплуатации сограждан в качестве зависимых работников, а тем более рабов. Это ускорило превращение в рабов иноплеменников. Рабы были распределены по отдельным фамилиям, где за ними наблюдали господа. Были освобождены клиенты, ставшие теперь равноправными гражданами и владельцами земельных участков.

В 1 веке до н.э. Цицерон вложил в уста одного из собеседников своего диалога «О государстве» следующее сравнение: «Наше государство создано умом не одного [как часто было в Греции], а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков и на протяжении жизни нескольких поколений». Римляне добились у себя такой формы правления «не путем рассуждений, но многочисленными войнами и трудами». Они были полными прагматиками.

Далее: Ранняя республика. Военные действия. Часть 1. 449 — 390 гг до н.э.
Назад: Ранняя республика. Плебеи и патриции. Часть 1. 509 — 450 гг до н.э.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Римские имена

Система римских имен довольно сложная и требует объяснения. В глубокой древности у римлянина могло быть всего одно имя (такое, как «Ромул» или «Рем»), но в исторические времена у каждого уважающего себя гражданина их было три: личное имя (praenomen), родовое имя (nomen) и фамильное имя (cognomen) — например, Гай Юлий Цезарь или Публий Овидий Назон.

В эпоху поздней республики во всеобщем употреблении находилось всего восемнадцать личных имен, из которых наиболее часто встречались Авл, Гай, Гней, Деций, Квинт, Луций, Марк и Публий. Как правило, старший сын брал личное имя своего отца. Это очень неудобно, потому что необходимо было как-то отличать разные исторические личности с одинаковыми именами.

Родовое имя уходило корнями в глубокую древность, к основателю рода. Оно заканчивалось на — ius или — aeus (что по-русски традиционно передается как — ий и — ей): Юлий, Клавдий, Гораций, Корнелий, Анней.

Фамильное имя было по своему происхождению прозвищем, некогда полученным основателем отдельной ветви рода («семьи»), например Агенобарб («рыжебородый»), Цицерон («горошина»), Целер («быстрый»), Брут («глупый»), Сципион («скипетр»). Иногда смысл фамильного имени терялся в веках (мы не знаем, что значили слова «Цезарь» или «Катон»).

Фамильное имя, как правило, переходило по наследству от отца к сыну, но за какие-то выдающиеся достижения гражданин мог получить дополнительное имя (второй cognomen или agnomen) — например, Кретик («Критский») за подчинение острова Крита римской власти или Африкан («Африканский») за боевые заслуги в Африке. Иногда такой агномен присуждался посмертно — так, один из борцов за безнадежное республиканское дело остался известен в веках как Марк Порций Катон Утический, в честь самоубийства, совершенного им в африканском городе Утике.

цицерон
Цицерон

Когда римский гражданин хотел написать свое полное имя, после своего номена он ставил преномены своего отца и своего рода. Таким образом, полностью Цицерона звали так: Marcus Tullius M[arci] f [ilius] Cor[nelia tribu] — Марк Туллий сын Марка из рода Корнелия Цицерон.

Подчиненное положение женщин подтверждалось тем, что у них было только одно имя — женский вариант родового имени.

Дочь Марка Туллия Цицерона звалась Туллия, дочь Юлия Цезаря — Юлия. Если дочерей было несколько, то к имени первых двух прибавлялись эпитеты «старшая» и «младшая» (maior и minor), а дальше шли в ход порядковые номера: tertia, quarta и так далее. Впрочем, иногда фамильные имена у женщин бывали — по когномену отца или мужа (Цецилия Метелла) или даже в честь какой-нибудь личной особенности. После брака женщины обычно сохраняли свое имя (поэтому жену Цицерона звали не Туллия, а Теренция), но императорские времена женщина, вступающая в брак, иногда получала женскую форму личного имени мужа, хотя сама идея одинаковых личных имен мужа и жены гораздо древнее — ее следы можно найти в традиционной формуле римской брачной церемонии, «Где ты Гай, я Гайя» (ubi tu Gaius, ego Gaia).

Рабы иностранного происхождения обычно обходились одним именем, а если хозяин отпускал их на свободу, брали личное и родовое имя хозяина и добавляли к ним собственное имя в качестве фамильного: так, вольноотпущенник Цицерона Тирон, изобретатель стенографии, получив свободу, стал зваться Марк Туллий Тирон. Здесь уместно развеять одно устойчивое недоразумение. В литературе часто встречается неправильное написание одного из самых распространенных римских имен («Кай» вместо «Гай», например — Кай Юлий Цезарь). Дело в том, что в старинных памятниках латинского языка буквы C и G не различались. А когда различие между ними ни у кого уже не вызывало сомнений, консервативные римляне продолжали записывать инициалы двух распространенных имен — Гай и Гней — как C. и Cn. соответственно. Но это причуда традиции, и к произношению она не относится.

0
Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Генерация пароля