Гай Марий был человек из народа – сын латинского крестьянина, достигший славы мужеством и доблестью солдата. Рожденный в деревне, он рос вдали от городских удовольствий, в простоте и строгости в доме своих бедных родителей, собственными руками возделывавших свое поле. За всю его жизнь ему так и не удалось получить сколько-нибудь сносное образование. Он никогда не занимался греческой литературой и не знал греческого языка, считая смешным учиться наукам, которые преподавались рабами. Он был рожден солдатом.
Уже в первом своем походе 22-летним юношей под начальством Сципиона Эмилиана он особенно отличился храбростью, мужеством и военной выправкой. Он легко и охотно подчинился строгой дисциплине, которую Сципион установил в изнеженном и распущенном войске. Сципион оказывал ему особое уважение. Когда однажды после застолья кто-то, желая польстить Сципиону, спросил, кто бы мог его заменить впоследствии как полководец и глава римского народа, то Сципион, говорят, слегка потрепал по плечу возлежавшего подле него Мария и сказал: «Может быть, этот».
Это заявление молодой человек принял близко к сердцу. Поддерживаемый фамилией Метеллов, он в 119 году достиг трибунского звания. Состоя в этой должности, он издал закон о подкупах и искательствах мест, содержание которого, правда, точно неизвестно. При проведении этого закона он выказал отвагу и воинственный пыл. Поскольку его предложение устраняло влияние сильных на выборах, консул Котта побудил сенат воспротивиться закону и потребовать Мария к отчету. Марий явился в сенат, но вместо того чтобы дать запугать себя, он пригрозил Котте, что прикажет отвести его в тюрьму, если тот не отменит своего решения. Когда же к Котте присоединился консул Цецилий Метелл, трибун призвал своего слугу и приказал ему отвести в тюрьму самого Метелла. Метелл просил вмешательства трибунов, но никто не оказал ему помощи.
Таким образом, сенат вынужден был уступить, и предложение Мария было возведено народом в закон. С тех пор Марий считался человеком, которого ни страх, ни какие-либо препятствия не могут отклонить от намеченной цели, и народ стал надеяться, что он окажется серьезным противником сената. Но вскоре Марий заставил народ разочароваться в этой надежде тем, что решительным образом воспротивился предложению увеличить раздачи хлеба народу. Этим трибун снискал себе почет и уважение обеих партий.
По окончании трибуната Марий стал соискателем звания эдила, но ему не удалось попасть ни в курульные, ни в плебейские эдилы. Претуру он с трудом получил на 115 год. Аристократия старалась устранить выскочку от этой высокой должности, и когда он все-таки достиг своей цели, обвинила его в подкупе. Не смотря на предвзятое отношение судей, он все-таки был оправдан. Как претор Марий не особенно отличился, но как пропретор в Испании он оказал своей провинции важную услугу подавлением разбойничества и восстановлением порядка.
Соответствующее его военному таланту поле деятельности открылось для Мария в Югуртинской войне. Эта война была особенно важна в римской истории не потому, что она угрожала целостности государства, а потому, что она ясно обнаружила неспособность и испорченность тогдашней правительственной партии. Нумидийский царь Миципса, сын Масиниссы, незадолго до своей смерти (118 год) разделил свое царство между сыновьями Адгербалом и Гиемпсалом, и усыновленным им Югуртой, сыном своего брата Мастанабала. Но Югурта, человек предприимчивый и искусный в военном деле, убил Гиемпсала и начал войну с Адгербалом, которого захватил в плен и также убил.
Подкупленные нумидийским золотом, римские послы, как и сенат, потворствовали преступлениям царя. Однако народ, возмущенный жестокостью, которую позволял себе Югурта даже против римских граждан и италийских союзников, потребовал, наконец, чтобы сенат объявил ему войну (112 год). Но только эта война началась, как Югурта купил выгодный мир у посланного в Африку консула Кальпурния Бестии. Известие об этом подняло в Риме бурю, и трибун Меммий настоял на судебном расследовании дела, добившись вызова Югурты в Рим в качестве свидетеля.
Во время пребывания в Риме наглость царя дошла до того, что он в стенах города велел умертвить внука Масиниссы, Массиву, высказавшего притязания на нумидийский престол. После этого сенат уже не мог поддерживать своего любимца. Югурта был изгнан из города, а заключенный мир уничтожен. При отъезде из Рима нумидийский царь произнес известные слова: «О продажный город, готовый погибнуть, как скоро найдет себе покупателя!»
Война продолжилась, но все тем же недостойным образом, как и прежде. Полководцы были неспособны и продажны, а войско при таких вождях — изнеженно и распущенно. Чтобы положить конец этому позору в 109 году был избран консулом Цецилий Метелл, которому и поручили начальство в Африке. Метелл был непреклонным и жестоким аристократом, но рассудительным и опытным полководцем.
Для своего похода он, не обращая внимания на звания и происхождение, взял себе в помощники испытанных офицеров, среди которых был и Гай Марий, не выделявшийся ни знатностью рода, ни богатством, ни красноречием, но со времени своего возвращения из Испании пользовавшийся в Риме большим почетом. Новый блеск этому почету придала его женитьба на Юлии из древнего рода Цезарей, тетке будущего великого диктатора Гая Юлия Цезаря.
В Югуртинскую войну Марий в качестве легата оказал самые существенные услуги. Он помог Метеллу восстановить упавшую дисциплину в войске и снова возвратил римским знаменам победу. Всюду восхвалялись его храбрость и военное искусство, хитрость, благоразумие и строгая жизнь. Сердца солдат он расположил к себе тем, что не уклонялся ни от какой тяжелой работы и делил с ними все труды и опасности. Солдаты писали домой, что нельзя думать об окончании войны, если Мария не изберут консулом и главнокомандующим. Метелл не мог скрыть свое неудовольствие по этому поводу. Явная вражда началась между ними, когда Марий попросил у главнокомандующего отпуск в Рим, чтобы добиваться консульства. Так как Марий настаивал на своем увольнении, он его все же получил, но до консульских выборов оставалось всего 12 дней.
Далекий путь от лагеря до Утики у моря Марий совершил за два с половиной дня. Когда он перед тем как сесть на корабль принес жертву, прорицатель объявил, что боги сулили ему великое счастье, выше всяких ожиданий. Полный радостных надежд, он прибыл на корабле в Рим на четвертый день. Народ приветствовал его с восторгом и решил возвести в консульское звание. Хотя и неприятен был аристократам этот прямой и грубый воин, выскочка без родословной, они не отваживались чинить ему существенных препятствий на пути к достижению цели.
Когда Марий в день выбора стал добиваться консульского звания, он обещал закончить тягостную войну за короткое время и передать в руки римлян Югурту, мертвого или живого. При этом он не упустил случая набросить на Метелла тень подозрения и обвинить того в преднамеренном продлении войны. Народ значительным большинством голосов передал ему консульство на 107 год и командование в Югуртинской войне. С этого времени Марий становится главой демократической партии и выступает горячим противником аристократии, которая до сих пор мешала его успехам на политическом поприще.
Собираясь на войну, Марий набрал новые отряды, и притом, в противовес существовавшему до того обычаю, из низших классов народа. Этим он приобрел для своих дальнейших планов верных приверженцев, но вместе с тем ухудшил дух войска, так как неимущие люди стали смотреть на военную службу как на ремесло и источник заработка и сражались не столько ради отечества, сколько ради своего полководца. Когда Марий явился в Африку, оскорбленный Метелл уклонился от свидания с ним, выехав из лагеря до прибытия своего преемника и передав ему войско через легата Рутилия Руфа.
Марий продолжил войну с успехом, одержал над неприятелем несколько побед и вынудил его, наконец, бежать к своему тестю Бокху, царю мавританскому. Благодаря дипломатической ловкости квестора Луция Суллы удалось принудить Бокха к выдаче Югурты. Побежденный царь был доставлен в лагерь Мария, закованным в цепи (106 год).
Этот успех Суллы был первым зародышем ревности и вражды, обнаружившихся впоследствии между ним и Марием. Аристократы из зависти и ненависти умаляли заслуги Мария, приписывая первые и важнейшие успехи Метеллу, а окончание войны – Сулле. Сулла же чересчур много кичился своим успехом — он велел изготовить себе перстень, на котором был вырезан Югурта в том виде, в каком он был выдан ему Бокхом. Все это раздражало честолюбивого Мария, не терпевшего, чтобы кто-либо другой участвовал в его славе.
1 января 104 года состоялся великий триумф Мария с выставлением напоказ 3007 фунтов золота, 5775 фунтов серебра в слитках и 287 000 драхм монетой. Но самым интересным предметом триумфального шествия был закованный в цепи царь, который так долго шутил над величием римского государства. Несчастье и позор повергли его в состояние помешательства. После шестидневных мучений он умер от голода. Марий же после триумфального шествия созвал сенат в Капитолий и явился туда в торжественной пурпурной одежде, но заметив недовольство сената, удалился и вернулся в тоге с пурпурной обшивкой.
В день, когда Марий праздновал свой триумф, он вступил и во второе свое консульство. Еще в то время, когда он стоял с войском в Африке, его снова избрали на эту должность вопреки закону, требовавшему, чтобы между двумя избраниями в консульство был промежуток в десять лет. Италия находилась тогда в большом страхе и опасности, от которой, казалось, ее мог спасти только Марий. С некоторого времени в странах, лежавших за Альпами, бродил воинственный кочевой народ, от которого римляне уже понесли несколько тяжелых поражений и теперь опасались его вторжения в Италию. То были кимвры, германское племя, вытесненное по неизвестным причинам из стран, лежащих у Балтийского моря, и кочующее по Средней Европе, выискивая себе новое место для поселения.
После очередного поражения альпийские проходы были открыты страшному неприятелю и Италия была беспомощна. Правящая аристократия потеряла доверие. Взоры всех обратились на Мария, оказавшегося величайшим полководцем своего времени. Его заочно избрали консулом на следующий, 104 год и поручили ему ведение войны против кимвров. Когда Марий со своим войском перешел Альпы, неприятель ушел из Галлии. Он направился в Испанию, дав Марию время приготовиться к бою.
Так как противник в этот год не показывался, консульство было вручено Марию и на следующий год. Так продолжалось до тех пор, пока не миновала опасность, грозившая со стороны кимвров. Это был первый в римской истории случай, когда одно и то же лицо четыре года подряд оставалось консулом (104-101 годы).
Получив известие о приближении неприятеля, Марий устроил укрепленный лагерь при впадении Ибера в Рону и снабдил его большими запасами. Ввиду быстрой доставки всего необходимого для войска он, пользуясь медлительностью неприятеля, провел судоходный канал, с помощью которого провел в море воду Роны, занесенной у устья песком. Наконец, летом 102 года показались союзные кимврам тевтоны и амброны. Они расположились на широкой равнине перед лагерем Мария и вызывали его на бой. Но Марий, не обращая внимания на отважные заявления своих офицеров, медлил и приучал своих людей к диким зверским крикам и страшному виду неприятеля, пока страшное перестало казаться им страшным, а угрозы и хвастливые насмешки варваров разожгли их дух жаждой битвы. Марий все еще не трогался с места, укрощая негодование своих людей заверением, что поступает так не из недоверия к ним, а потому, что, согласно предсказаниям, выжидает время и место победы. Он действительно возил с собой мнимую прорицательницу, сирийскую женщину по имени Марта, по указанию которой совершал жертвоприношения. Верил ли Марий в ее предсказания, или держал ее, чтобы вводить других в заблуждение, остается неизвестным.
Тевтоны, видя бездействие Мария, сами совершили нападение на его лагерь, но были отбиты с большим уроном. Тогда они решили идти далее, к Альпам и в Италию. Только когда они проходили мимо лагеря римлян, можно было рассмотреть, как велика их численность — шесть дней они двигались непрерывным потоком, и притом так близко у римского вала, что спрашивали солдат с язвительной насмешкой, не имеют ли те каких поручений к женам в Риме, так как они скоро будут у них. Марий следовал за ними и устраивал свой лагерь всегда поблизости от них, но за твердыми окопами и в благоприятно расположенных местностях, так что ему нечего было опасаться ночного нападения. Так обе стороны дошли до Aquae Sextiae (нынешнего города Экс в Провансе), откуда недалеко уже было до Альп.
Марий стал готовиться к битве и выбрал для лагеря местность, которая хотя и представляла крепкую позицию, но не изобиловала водой. Когда солдаты с ропотом спросили, откуда они будут доставать воду, он указал на реку Цэн, протекавшую внизу возле неприятельского лагеря. «Почему же, – спрашивали солдаты, – ты нас тотчас не ведешь на неприятеля, пока кровь наша еще жидка?» – «Прежде надо укрепить лагерь», – был спокойный ответ. Солдаты повиновались, а люди обоза толпами пошли к реке достать воду для себя и для скота. Вместе с ведрами они взяли с собой топоры, мечи и копья, чтобы в случае нападения не быть безоружными. Против них сначала выступило небольшое число неприятелей, но на крик стало сбегаться все больше и больше, и Марий уже не мог удержать и своих солдат.
Со стороны неприятеля выступили амброны численностью свыше 30 000 человек. Они двигались вперед рядами и ровным шагом, били в такт по щитам и беспрестанно возглашали свое имя «амброны». С тем же возгласом выступали против них с римской стороны лигурийцы, которые также именовались амбронами по своему происхождению. Амброны, вследствие переправы через реку, разделились и пришли в беспорядок. На них тотчас же обрушились наступавшие лигурийцы. Римляне пришли на помощь лигурийцам, бросились на варваров с высоты и заставили их отступить. Большая их часть пала, сражаясь на берегу, остальные же были отброшены за реку и преследуемы до лагеря и ограды из кибиток. Но здесь им навстречу вышли жены с мечами и топорами и с ужасным воем погнали назад как бегущих, так и преследовавших. Они смешались со сражавшимися, хватаясь беззащитными руками за щиты и мечи римлян, бесстрашно подвергая себя ранам и истязаниям. К ночи римляне победоносно возвратились в свой лагерь, но не могли предаться беззаботному веселью победы. Напротив, они были в страхе и беспокойстве, поскольку их лагерь не был укреплен окопами. Но нападения не было, и весь следующий день прошел без битвы.
Германцы употребили это время, чтобы устроиться и приготовиться к бою. Тем временем Марий послал Клавдия Марцелла с 3000 человек пехоты на поросшую лесом возвышенность в тылу неприятеля. Остальных же с рассветом собрал перед своим лагерем и поставил в боевом порядке, а конницу выслал вперед на равнину. Увидя это, тевтоны немедленно взялись за оружие и с ожесточением бросились на холм. После долгого сражения, в котором Марий сам храбро дрался вместе с прочими, неприятель, изнуренный лучами полуденного солнца, был сброшен с холма и отступил на равнину. В это время в его задних рядах вдруг поднялся крик. Это Марцелл со своим 3000 отрядом бросился в тыл неприятеля и принялся уничтожать задние линии. Последние увлекли с собой перед ними стоящих и скоро привели в смятение все войско. Варвары не могли противостоять двойному нападению и обратились в дикое бегство.
После сражения Марий из оружия варваров и прочей добычи отделил все лучшее и отборное для украшения своего триумфа, а все остальное велел бросить в костер и устроил великолепное жертвоприношение. Все войско было в венках и при оружии. Сам Марий, облаченный в пурпурное одеяние, поднял к небу обеими руками горящий факел, чтобы поджечь костер и принести богам добычу в жертву. В это время показались скакавшие во весь опор по направлению к ним римские всадники. Приблизившись, они сошли с коней, приветствовали Мария и возвестили ему, что он на следующий год в пятый раз избран консулом. В войске раздались радостные крики, предводители увенчали Мария лавровыми ветвями, после чего он поджег костер и совершил жертвоприношение.
Между тем кимвры прошли через Северные Альпы в Норик и пробрались в Италию, причем Лутаций Катул, второй консул 102 года, не смог их задержать.
Соединившись, войска Мария и Катула переправились через По и встали недалеко от неприятеля. 30 июля 101 года на Равдийском поле у Верцелл армии выступили друг против друга. Римляне в количестве 50 000 человек заняли такое положение, что солнце и пыль приходились в лицо неприятелю. Кимврская пехота спокойно выдвинулась из своего лагеря и расположилась большим четырехугольником. Бойцы передней линии привязали себя один к другому цепями, прикрепленными к поясам, чтобы их боевой порядок не мог быть расстроен.
Конница кимвров численностью 15 000 человек представляла блестящее зрелище. Шлемы всадников были в виде пасти диких животных или голов чудовищ, и над ними возвышались султаны в форме крыльев. Кроме того, всадники были покрыты железными латами и блестящими щитами. Метательным оружием для них служило двузубчатое копье, а в рукопашном бою они использовали большие тяжелые мечи.
Оба войска с яростью бросились друг на друга, но римляне, благодаря лучшему знанию военного искусства, большему порядку и выдержке, одержали полную победу над дикой храбростью варваров, силы которых скоро иссякли под палящими лучами южного солнца. Большая часть кимвров легла на поле битвы, а бегущих преследовали до ограды из кибиток. Здесь римляне были свидетелями крайне трагических сцен. Женщины в черных одеяниях стояли на телегах и убивали топорами и мечами бегущих мужа, брата, отца. Своих малолетних детей они душили руками и бросали их под колеса или под ноги вьючных животных, а затем сами убивали себя.
Без победы при Аквах Секстийских была бы невозможна победа при Верцеллах. И римский народ рассудил правильно, признав Мария единственным победителем кимвров и тевтонов и спасителем Италии. Народ назвал его третьим основателем города. На празднествах всякий приносил Марию в жертву, как богам, первые свои яства и питье. Они также хотели, чтобы он один праздновал оба триумфа над тевтонами и кимврами, но Марий дал возможность и Катулу принять участие в своем триумфе.
Теперь Марий стоял на вершине счастья и славы. Пять раз подряд он был назначаем консулом, и теперь, в воздаяние его больших заслуг, на 100 год его сделали консулом в шестой раз. Но это шестое консульство привело к значительному умалению его блеска и силы. Считая что наступило время, когда он может сломить ненавистную аристократию, он объединился с двумя демагогами — народным трибуном Апулеем Сатурнином и претором Сервилием Главцием, людьми весьма талантливыми, но и столь же бесчестными. Да и сам Марий не обладал качествами государственного деятеля. Он был человек кулака без всякого политического таланта. Не сумев справиться с событиями, которые надеялся направлять по-своему, он в конце концов разошелся с обеими партиями.
Униженный и недовольный, Марий отправился в Азию, чтобы, как он говорил, принести фригийской матери богов обещанные жертвы. В действительности же он старался вынудить Митридата, царя понтийского, к войне, в которой надеялся получить главное командование. Ему стало ясно, что лишь в войне он мог играть важную роль. В мирное же время он, подобно оружию, оставался в стороне, без употребления и без значения. Ожидания его, впрочем, не сбылись. По возвращении в Рим Марий оставался на заднем плане без всякой значительной деятельности до начала союзнической войны.
Марк Ливий Друз, человек с аристократическими понятиями, но честный и строго-нравственный, предложил как трибун 91 года в числе ряда законов предоставить права римского гражданства италийским союзникам. Все прочие законы прошли, но до обнародования закона о гражданских правах союзников Ливий был убит в своем доме ударом ножа. Тогда союзники, потеряв надежду на уравнение своих прав с римлянами, взялись за оружие с целью низвергнуть римское господство (91 год). Они основали собственное государство под названием Италия со столицей Корфиниум в стране пелигнов, во главе которого стояли два консула и двенадцать преторов. Римляне этим восстанием поставлены были в опасное положение, поскольку новая республика могла помериться с ними численностью своего войска — 100 000 человек, за исключением гарнизонов в городах.
В 90 году, когда началась война, союзники были в столь выгодном положении, что для противодействия дальнейшему распространению восстания римляне законом Юлиевым (Lex Julia) даровали право гражданства всем тем италийским общинам, которые еще не отпали от Рима. В следующем, 89 году военное счастье оказалось более благоприятным для римлян, но так как в то же время им угрожала война со стороны Митридата, царя понтийского, то новым законом (Lex Plautia Papiria) право гражданства было предложено всем италийцам, которые изъявят желание. Это внесло в их среду раздор и измену, и война, в сущности, окончилась. Только самниты еще некоторое время не складывали оружие.
Театром этой Марсийской, или союзнической, войны на севере были области пицентов, марсов, маррупинов, пелигнов и вестинов, а на юге – страна мамнитов и луканов. На севере Марий в 90 году сражался в качестве легата консула Публия Рутилия Лупа. Когда консул погиб, Марий принял вместо него командование. Он действовал удачно и приобрел над неприятелем существенные преимущества, разбив его в двух довольно значительных сражениях. В целом он оправдал свою прежнюю деловитость и умение, но все же успехи его не были блистательны настолько, чтобы он снова мог приобрести то значение, каким обладал десять лет тому назад.
К концу года сенат отозвал его от командования, не столько потому, что 66-летний Марий одряхлел и не мог переносить трудностей войны, а потому, что сенат все еще не мог забыть его отношений к политическим партиям. С другой стороны, противники Мария все больше выдвигали на первый план его давнишнего врага, Корнелия Суллу, который в 90 и 89 годах действовал на южном театре союзнической войны с большим успехом. И когда в 88 году понадобился полководец для войны с Митридатом, Сулла был назначен консулом и вместе с провинцией Азией получил главное начальство в войне с царем понтийским.
Возвышение соперника оскорбило старого Мария. Он объединился с народным трибуном Публием Сульпицием Руфом, человеком в высшей степени даровитым, предлагавшим тогда несколько неприятных для сенатской партии законов. Этому воспротивились сенат и оба консула, но Сульпиций, который был постоянно окружен вооруженной стражей из 600 юношей, принадлежавших к сословию всадников, своим «антисенатом», как он их называл, а также толпой других своих единомышленников, добился своего тем, что поднял народное восстание, напал на консулов и прогнал их. Когда Сулла, спасаясь, проходил мимо дома Мария, он бросился туда, ища защиты, и Марий укрыл его и выпустил через другую дверь. После этого Сулла отправился в Кампанию к легионам, которые стояли там еще со времени союзнической войны и предназначались для войны в Азии. Сульпиций же, который теперь должен был опасаться мщения со стороны Суллы, успел достигнуть того, что народное собрание передало Марию проконсульскую власть, командование кампанийскими легионами и главное командование в войне против Митридата.
Марий тотчас же стал готовиться к отъезду и послал в Кампанию двух военных трибунов для принятия войска от Суллы. Последний, однако, не собирался отказываться от законным образом порученной ему власти и передавать ее в руки противника. Вместе с тем он решил положить конец сумятице в Риме. Настроенные им против Мария солдаты умертвили посланных трибунов и выразили готовность идти со своим вождем на Рим. Римское войско с тех пор, как Марий принял в его среду пролетариев, дошло до степени толпы наемников, не имевших отечества и слепо следовавших за полководцем, сумевшим задобрить их в свою пользу.
Быстрыми переходами Сулла продвигался к Риму, не обращая внимания на послов, явившихся к нему на встречу и пытавшихся удержать его. Легионы сразу взяли штурмом столицу. Когда на вторгавшихся солдат полетели с крыш стрелы и камни, Сулла поднял горящий факел и стал угрожать поджечь город. Марий со своими приверженцами пытался оказать сопротивление, заклиная сенат, всадников и всех граждан противодействовать напору легионов. Он звал на помощь даже рабов, обещая им свободу, но их явилось всего трое. Город был во власти Суллы, а Марий с остальными вождями партии бежал.
Сулла отменил Сульпициевы законы, а Марий, Сульпиций и десять других их товарищей попали в опалу. Сульпиций был убит во время бегства, и его голова была выставлена напоказ на ораторской трибуне. Марий же спасся. Ночью он бежал в одно из своих имений, Солониум, а оттуда — в Остию, где его друг Думерий приготовил корабль, на котором он и отплыл в море со своим пасынком Гранием. Поднявшаяся буря заставила их пристать к берегам Цирцеи. Здесь, во время их блужданий по берегу, им попались несколько пастухов, которые узнали Мария и сказали ему, что видели всадников, которые разъезжают кругом, ища его. Марий свернул с дороги и спрятался в чаще, где провел ночь в жалком положении. На следующий день он, терзаемый голодом, пошел вдоль берега, утешая своих товарищей стародавним прорицанием, — когда он еще мальчиком жил в деревне, то поймал платьем падавшее вниз орлиное гнездо, в котором было семь детенышей, и прорицатели объяснили ему, что он сделается знаменитейшим человеком и что ему предопределено судьбой семикратно достигнуть высшего сана и власти. Поэтому спасавшийся Марий надеялся в седьмой раз получить консульство.
На расстоянии часа пути от Минтурн они заметили всадников, скакавших по направлению к ним, и два корабля на море, невдалеке от них. Поспешив к морю, они бросились в воду и подплыли к кораблям. Граний с некоторыми другими добрался до одного корабля и на нем переправился на остров Энарию. Мария же, который был тучен телом и неловок, два раба с большим трудом держали над водой и подняли на другой корабль. Всадники уже были у берега и кричали корабельщикам, чтобы те выдали Мария или бросили его в море. Марий со слезами умолял корабельщиков сжалиться над ним, и они после долгого колебания ответили всадникам, что не выдадут Мария. Когда же разгневанные всадники ускакали прочь, то корабельщики изменили свое намерение, пристали к берегу у устья Лириса и удалились.
Марий, вынужденный сойти с корабля, долго лежал на берегу всеми покинутый. Наконец он поднялся и стал с трудом пробираться по непроходимой местности через рвы и болота и достиг хижины одного старца, работавшего на болотах. Марий на коленях умолял старца спасти его, обещая со временем щедро наградить того. Старец повел его на болото, велел спрятаться в яму у реки и накрыл его тростником и хворостом. Через некоторое время Марий услышал шум и крик со стороны хижины — один знатный муж из Террачины разослал людей преследовать его, и некоторые из них случайно попали к хижине. Они грозили старику и укоряли его, что тот укрыл Мария. Марий встал, сбросил с себя платье и погрузился в тинистое болото. Но лазутчики нашли его, вытащили наружу и привели нагого и покрытого тиной в Минтурны, чтобы передать представителям города.
Магистрат города Минтурн решил немедленно казнить Мария и послал к нему в темницу пленного кимвра с мечом, бывшего городским служителем. Когда кимвр вступил в мрачную келью, ему навстречу сверкнули пламенем глаза его старого победителя и сильный голос крикнул из темноты: «У тебя, человек, достанет духу убить Гая Мария?» Тогда варвар бросил меч, выбежал из дверей и громко закричал: «Я не могу убить Гая Мария!» Минтурнским городским представителям стыдно стало, что спаситель Италии нашел большее к себе почтение в варваре, которому принес рабство, чем в согражданах, которых он спас. Они сказали: «Пускай же идет он беглецом куда хочет и терпит то, что ему суждено; мы же будем молить богов не гневаться на нас за то, что мы Мария нагим и покинутым изгоняем из нашего города». Граждане толпами поспешили к темнице и повели его, щедро снабженного припасами, к морю, где он сел на корабль, которым прибыл в Энарию. Здесь он нашел Грания и прочих своих друзей, с которыми отправился в Африку.
В Риме Сулла старался упрочить свою победу. После отмены Сульпициевых законов он заставил народ принять решение, чтобы в будущем законы никогда не издавались без предварительного заключения сената. Но его насильственные действия и взятие штурмом родного города оттолкнули от него большую часть знатных граждан. По этой причине вместе с Гнеем Октавием, приверженцем сенатской партии, вторым консулом был избран Луций Корнелий Цинна, ревностный демократ. Торопясь в поход против Митридата, Сулла удовольствовался данным положением вещей и только заставил обоих консулов присягнуть, что они ничего не намерены изменить в существующих учреждениях. Но как только Сулла с войском оставил Италию, Цинна решил возобновить Сульпициев законы. Так как Октавий этому воспротивился, на форуме произошел кровавый бой. Цинна со своими друзьями настаивал на своем и был отрешен от должности. Но он склонил на свою сторону войско, стоявшее в Кампании для борьбы с еще не покорившимися союзниками, и предпринял поход против аристократов в Риме.
Когда эти известия дошли до Мария, он поспешил вернуться в Италию. Он набрал мавританских всадников и с отрядом в 1000 человек явился в Теламоне в Этрурии. Здесь он призвал к оружию рабов , а также склонил на свою сторону многих свободных крестьян и пастухов, собрав таким образом за несколько дней довольно значительные силы. В его распоряжении оказалось более 6000 человек и 40 кораблей, которые расположились в устье Тибра и отрезали от Рима подвоз хлеба. Он послал к Цинне сказать, что готов признать его консулом и следовать всем его приказаниям. Тот охотно принял предложение, назначил Мария проконсулом и послал ему фасции и прочие знаки его сана. Марий же заявил, что убранство это не подходит к его положению, и явился перед Цинной в бедном одеянии, с длинными всклокоченными волосами, бородой и жаждой мщения на лице.
Отряды Мария и Цинны обложили Рим. Цинна и Карбон расположились на Яникуле, Серторий – на Сервиевом валу, а Марий своим возросшим до трех легионов войском занял береговые города Лациума и изменническим образом захватил Остию, которую передал своей дикой орде на разграбление и разрушение. После этого и он расположился перед Яникулом. Город был в беспомощном положении. Возник недостаток продовольствия и голод. Вожди собранных для защиты города войск были ненадежны и нерешительны, так что солдаты толпами переходили на сторону Цинны. Рабы, призванные Цинной к свободе, так же стремились из города в неприятельский лагерь. Наконец, сенат счел необходимым отправить к Цинне и Марию послов с просьбой вступить в город и поступить с гражданами снисходительно. Цинна выслушал послов, сидя в консульском кресле, и дал благосклонный ответ. Марий же стоял возле кресел и не проронил ни слова, но его мрачный вид и неприязненный взгляд слишком ясно свидетельствовали о мстительном настрое его души.
Когда городские ворота отворились, Цинна вступил в Рим. Марий же остановился у ворот и со злобной усмешкой заметил, что он изгнанник и закон возбраняет ему войти в родной город. Граждане немедленно поспешили в созванном на площади народном собрании отменить приговор об его изгнании. Но едва были поданы голоса тремя или четырьмя трибами, как Марий вступил в город со своими дикими ватагами. Победители решили истребить всех выдающихся мужей оптиматской партии и конфисковать их имения. Ворота были заперты. Пять дней и пять ночей продолжалась в Риме непрерывная резня. За теми же, кто успел бежать, еще месяцы охотились на всех дорогах и во всех городах Италии. Первые люди государства погибли.
Так, консул Октавий не пожелал бежать и ожидал убийцу на Яникуле в консульском убранстве. Луций Мерула, назначенный против своей воли в консулы на место Цинны, предварительно сняв с себя жреческую повязку, вскрыл себе вены у храма Юпитера, жрецом которого он состоял. Оратор Марк Антоний, дед триумвира, нашел убежище у одного своего бедного приятеля. Когда тот послал за хорошим вином к содержателю питейного дома, посланный раб рассказал, что его господин хочет хорошо угостить укрывшегося у него Антония, а продавец рассказал об этом Марию. Марий, сидевший в то время за ужином, поднял радостный крик, и друзьям едва удалось остановить его и не дать броситься убить своего врага собственной рукой. На посланных убийц красноречие молившего о пощаде Антония произвело такое впечатление, что никто не решался его убить, пока их предводитель не вошел сам и отрубил ему голову. Когда тот принес ее Марию, Марий обнял его. Лутаций Катул, бывший сподвижником Мария и участником его триумфа над кимврами, удушил себя в своем доме угарным газом после того как Марий на все ходатайства его друзей отвечал только: «Он должен умереть».
Марий был виновником всех происходивших тогда ужасов. Кровожадность и мстительность совершенно затуманили рассудок престарелого мужа, который в винных парах заглушал голос человечности. Сопровождаемый шайкой рабов, он ходил по улицам, и на чей поклон он не отвечал, того убивали. Трупы без голов валялись на улицах, а отрубленные головы прибивали на площади к ораторской трибуне. Его телохранители проникали в дома своих бывших господ, грабили и убивали, бесчестили женщин и детей. Для остальных вождей партии это безумное неистовство старика сделалось невыносимым. Серторий просил Цинну унять Мария, но тот не решился на это и даже назначил его себе в товарищи по консульству на следующий год. Серторий, наконец, напал на Мариеву шайку рабов и изрубил ее. Все друзья и родственники Суллы погибли, и только жена и дети его успели спастись. Марий разрушил все его дома и виллы, конфисковал имущество и отменил все его распоряжения и законы.
Сбылись все желания Мария — он отплатил своим врагам, которые ввергли его в такие бедствия, и в седьмой раз добился консульства благодаря надежде, поддерживавшей его среди опасностей скитальчества. Но его тяготили ненависть и проклятие всех партий. В минуты просветления, по-видимому, его пугала совесть и мысль о возвращении заклятого врага, Суллы. Им овладели мучительное беспокойство, ночные видения, бессонница, от которой он искал спасение в вине. Наконец, он впал в горячку и в диком бреду воображал, что командует на полях сражения в Азии, где теперь его враг пожинал лавры. После семидневной болезни он скончался на 70-м году жизни, на 17-й день своего консульства.
При вести о его кончине вся Италия вздохнула свободно и проводила его в могилу всяческими проклятиями. Забыт был прославленный избавитель от кимвров. Вспоминали только с ненавистью и омерзением жестокого тирана, от которого наконец отделались. Да и для него самого было счастьем, что он не дожил до дней, когда явился Сулла, чтобы свести счеты со своими врагами. Сулла должен был удовольствоваться тем, что велел бросить прах Мария в Анио.
