Архив рубрики: ИСТОРИЯ

Средневековье. 14 век. 1348-1354. Юбилейный год и «второе пришествие» Колы ди Риенци.

Занявший Неаполь Людовик Венгерский отпустил со своей службы Вернера фон Юрелингена, внука герцогов Сполетских. Этот командир сколотил из немецких воинов и других авантюристов банду в количестве 3000 человек, названную Великой Кампаньей, и предпринял с ней разбойничью экспедицию на Лациум. Потребовав деньги с Ананьи и получив отказ, он штурмом взял город, разграбил и сжег его. С этого беззакония в церковной области наступила страшная эпоха странствующих кампаний солдат без отечества, правом которых были копье и меч.

Средневековый Рим

1348 год стал страшным еще и вследствие «черной смерти» — чумы, опустошавшей Запад и Италию, в которую она была занесена осенью предыдущего года на генуэзских кораблях. В Сиене и ее области умерло более 80 000 человек. В Пизе ежедневно умирали по 500, во Флоренции из каждых пяти человек — трое, в Болоньи похоронили две трети населения. Чума ослабила республики и губительно подействовала на их гражданский дух сильнее тирании и вольных отрядов.

Молчание хронистов может свидетельствовать о том, что Рим пострадал менее других городов, но в нем до сих пор существует памятник этой чумы — построенная в октябре 1348 года мраморная лестница Арачели. Она вела верующих в церковь, к иконе Богоматери, заступничеству которой римляне снова приписывали свое избавление от заразы.

9 и 10 сентября в городе произошло сильное землетрясение. Люди покинули свои дома и недели жили в палатках. Обрушились базилики 12 Апостолов и Святого Павла, упал фронтон Латерана, осыпалась до половины башня Милиции, сильные повреждения получила башня Конти. Не могли остаться нетронутыми Колизей и другие античные здания.

Приближающийся юбилейный год представлялся теперь римлянам очищением от грехов, которыми отяготил себя город за короткое правление Колы ди Риенци. На замену помпезного зрелища мирового владычества, предложенного римлянам их трибуном, папа был готов преподнести им другое, а именно, — зрелище великого западного паломничества. Такое зримое доказательство всесветного владычества церкви, а также весьма осязаемые барыши должны были утешить граждан Вечного Города в потере их свободы и мечтаний.

Начиная с Рождества 1349 года дороги Италии начали покрываться процессиями пилигримов. Ежедневно в Рим вступало и выходило из него около 5000 человек. Город превратился в одну сплошную гостиницу, а каждый домовладелец — в хозяина гостиницы. Как всегда не хватало сена, соломы, дров, рыбы и овощей, но было изобилие мяса. Жаловались на корысть римлян, запрещавших ввоз извне вина и хлеба. Благодаря деньгам паломников обедневший город опять на несколько лет разбогател.

В числе пилигримов были еще те, кто видел Рим в предыдущий, 1300-й юбилейный год. И вот им-то было от чего ужаснуться. Принявшие тогда благословение папы с его ложи Латерана, теперь они видели лишь замещавшего понтифика кардинала, что делало праздник неполным. Базилика Святого Петра стояла запущенной и поросшей мхом, базилику Святого Павла только что разрушило землетрясение. Пустынные улицы несли на себе следы гражданской войны. Разрушенные дворцы, развалившиеся башни, монументы с вывороченными блоками мрамора, ветхие церкви без крыш и без священников, вымершие монастыри, во дворах которых паслись козы, должны были производить тягостное впечатление.

«Дома рассыпались, стены падают, храмы разваливаются, святыни гибнут, законы попираются ногами, Латеран лежит на земле, а мать всех церквей стоит без крыши на произвол ветра и дождя. Святые обители Петра и Павла колеблются, и то, что было еще недавно храмом Апостолов, представляется ныне бесформенной грудой обломков, приводящей в умиление даже каменные сердца!» Так восклицал посетивший Рим осенью 1350 года Петрарка.

Юбилейный кардинал Анибальдо на время стал важнейшей персоной в городе. Он назначал и смещал чиновников, продавал индульгенции, равно как и отказывал в них. Высокомерным обращением он оскорбил еще помнящих свободу римлян и вызвал их глумление над своим происхождением из какого-то провинциального кампанского рода. Приверженцы же бывшего трибуна просто устроили смуту. На кардинала было совершено несколько покушений, после чего он начал надевать под камзол латы, а в июле вообще покинул город. Рим остался под управлением викария и двух сенаторов.

Осенью количество паломников еще выросло. Прибыла знать. В пятый раз посетил Рим Петрарка, не встреченный теперь никем из своих друзей из дома Колонна. Со стыдом смотрел он на Капитолий, на котором так великолепно блистал и который так позорно покинул его «идеальный герой» Кола ди Риенци. На расспросы о бывшем трибуне находилось множество самых невероятных ответов. Кто-то говорил, что он скорбит пустынником в Абруццах или же отправился за море, ко гробу Спасителя. Другие рассказывали, будто видели его в Риме, прохаживающимся переодетым среди толпы пилигримов.

По истечении юбилейного года в городе разразилась страшная анархия. Аристократия нанимала на службу разбойников и вовсе не считалась ни с какими законами. Сенаторы бежали, и власть захватил Лука Савелли, тут же прогнавший папского викария. 2 ноября 1351 года папа назначил новых сенаторов, но вскоре дал разрешение Тринадцати, избранным народом, устроить управление городом на их усмотрение.

Климент VI

Утомленные партийными распрями римляне неоднократно требовали себе в сенаторы иностранцев по примеру не забытого еще Бранкалеоне. Климент VI внял их жалобам и учредил в Авиньоне конгрегацию из четырех кардиналов для решения вопроса об устройстве правления в Риме. За советом обратились даже к Петрарке, который считал единственным выходом отстранение аристократии от всех общественных должностей и введение в городе демократического правления.

Тем временем римский народ, ободренный благосклонностью папы, возобновил борьбу с аристократией и распорядился устройством власти сам. Разумно мыслящие граждане собрались 26 декабря 1351 года в базилике Санта Мария Маджоре и там порешили вручить власть пожилому и уважаемому плебею Иоанну Черрони. Колокол на Капитолии созвал граждан на парламент, и Лука Савелли бежал из сенаторского дворца. Криками народ потребовал Черрони в ректоры города, и тогда же состоялось его водворение на Капитолий и назначение его викарием от имени папы. Переворот совершился совершенно бескровно, и Климент VI, вполне довольный, пожелал римлянам благополучия и послал им в подарок 14 000 гульденов золотом. Он утвердил Иоанна Черрони сенатором и капитаном, и даже продлил срок его правления до Рождества 1353 года.

В покорности, как и при Коле ди Риенци, снова отказал префект, вернувший себе власть в Тусции. Римские войска со своими союзниками расположились перед Витербо, но ничего не достигли и с позором разошлись. Эта неудача поколебала престиж Иоанна Черрони. Обессиленный и усталый, он в начале сентября объявил парламенту, что бремя должности стало для него невыносимо. Это заявление породило смуты, и Черрони бежал из Рима. Слывший за одного из честнейших людей, он не постеснялся увезти с собой городскую казну. Подобно Коле, он отправился в Абруццы и приобрел там замок, в котором и заперся. Так народное правление в Риме пало во второй раз.

Иннокентий VI

6 декабря 1352 года скончался Климент VI. 30 декабря его место под именем Иннокентия VI занял остийский кардинал Стефан д’Альбре. Он немедля очистил порочную курию от всякой роскоши, отменил многие раздачи своего предшественника, отослал прелатов по их резиденциям и подверг реформам всю администрацию церкви. Для успокоения же Италии и восстановления папских прав в церковной области 30 июня 1353 года он назначил своим легатом и генерал-викарием кардинала Эгидия Альборноца, испанского дворянина.

Но еще до этого в Риме поднялось очередное восстание. Не утвержденные папой сенаторы Бертольд Орсини и Стефанелло Колонна довели народ до голода, и 15 февраля 1353 года на рынке под Капитолием начался штурм сенатского дворца. Колонна бежал, а Орсини был забит камнями. Однако римляне так испугались содеянного, что без сопротивления снова позволили занять сенат представителям тех же партий, Иоанну Орсини и Петру Счиарре.

В городе возобновилась родовая вражда между Орсини и Колонна. Снова строились баррикады и осаждались замки. Народ вспоминал о блестящих временах правления Колы ди Риенци и на улицах стал раздаваться клич: «Трибун!». Снова собрались «благоразумные» граждане и назначили в «спасители республики» Франческо Баронелли, человека из старого плебейского рода, бывшего посланника Колы во Флоренции, а теперь писца сената. 14 сентября сенаторов прогнали из Капитолия, а Баронелли под титулом второго трибуна принял диктаторскую власть.

Его правление было слабым подражанием Коле. Он также возвестил о своем восшествии флорентийцев и попросил у них к себе в советники сведущего в законах человека. Государство он устроил по флорентийскому образцу и даже распорядился избранием по жребию членов совета. Трибун проявлял строгое правосудие, привел в порядок финансы, даровал амнистию и в течение нескольких месяцев правил вполне счастливо и успешно. Тем не менее папа его не признал, и судьбе было угодно, чтобы второй трибун был прогнан из Капитолия первым.

Со времени бегства своего из Рима Кола ди Риенци жил в чащах Монте-Майелла, величественной горы в Абруццах, среди пустынников из секты Фратичеллов, фанатичных последователей Целестина V. В его душе перемешивались глубокомысленные фантазии и политические замыслы. Мечта снова стать повелителем Рима теперь переплеталась с религиозными представлениями.

Карл IV

В июле 1350 года Кола с несколькими спутниками объявился в Праге. Здесь с ним встретился новый правитель Германии, номинальный римский король, Карл IV, сменивший на троне умершего в 1347 году Людовика Баварского. Беглец призывал короля к римскому походу, извиняясь за свои эдикты и утверждая, что никогда не помышлял об отнятии империи у немцев. Он обещал Карлу открыть перед ним Италию своим влиянием и представлял себя предвестником императора, как Иоанн был предтечей Христа. В довершение ко всему Кола еще и сочинил басню, будто он был побочным сыном Генриха VII, деда Карла IV.

В своих призывах Кола оказался не одинок. Теснимая Иоанном Висконти и не надеющаяся на папу, к Карлу IV секретно обратилась Флоренция, а 24 февраля 1350 года германскому королю из Падуи направил письмо Петрарка: «Пусть немцы называют тебя своим, мы считаем тебя итальянцем; потому спеши; тебя одного требуем мы, дабы, как звезда, лучами своими озарил нас твой взор».

Кола же в своих фантазиях окончательно утерял связь с реальностью. Он обращался с длинными посланиями к королю и пражскому архиепископу. Согласно его «откровениям» должны были умереть нынешний папа и множество кардиналов, после чего новый папа, второй Франциск, вместе с избранным императором преобразуют земной шар и церковь, отберут у клира богатства и на них построят Святому Духу великолепный храм, в который притекут для поклонения даже язычники из Египта. Новый папа должен будет короновать Карла IV золотой короной в императоры, а его, трибуна, — серебряной в герцога римского. Вместе они, папа, император и трибун, будут символизировать триединство на земле.

Строгий католик, Карл IV осудил лжеучения Колы и его выходки против папы и духовенства. Он отклонил как предложения Колы, так и честь родства с ним, и увещевал последнего раскаяться и отказаться от своих грез. Более того, опасаясь раздражить папу оставлением такого человека на свободе, король приказал задержать бывшего трибуна, но, в то же время, не желая доводить дело до костра, не выдавал его Клименту VI целый год.

Заточение в Богемии, где утопии Колы не встретили понимания, отрезвило его. Тем не менее, его совесть не отягощали злодеяния, присущие каждому из прославленных тиранов того времени, и свой смертный приговор он ожидал спокойно. На пражском соборе Колу признали виновным в ереси, и в июле 1352 года Карл IV сдал его папским уполномоченным. Впрочем, заключенный сам требовал своей отправки в Авиньон, чтобы защитить свою веру перед папой и, может быть, встретить друзей.

В Авиньоне был учрежден суд из трех кардиналов. Тем временем Петрарка убеждал римлян требовать у папы своего гражданина. В своем замечательном письме он утверждал, что Римская Империя принадлежит городу Риму, и имперская власть, независимо от того, кому она доставалась, остается правомерно связанной с Римом, даже если бы от города не оставалось ничего более, кроме голой скалы Капитолия.

Римляне послали письма в Авиньон и неотступно добивались возвращения Колы в город. Его идеи проникли и в сознание немалого количества остальных европейцев. Вид этого человека на костре мог возбудить сильнейший протест, а потому окончательный приговор так и не был вынесен. В результате, Кола, смерти которого не желал и папа, бывший когда-то его искренним его доброжелателем, жил в приличном заключении и находил себе отраду в книгах Тита Ливия и Священного писания. Однако судьба дала ему еще один шанс.

Вступивший на Святой престол Иннокентий VI, помимо отправки в Рим кардинала Альборноца, обратил внимание и на Колу, тут же предложившего себя для избавления Италии от тиранов и возвращения ей единства под властью церкви. Иннокентий предположил, что пользующийся влиянием Кола действительно может оказаться полезным, даровал ему амнистию и передал легату Альборноцу.

Эгидий Альборноц

Болонья заперла перед Альборноцем ворота, но Флоренция встретила его торжественной процессией и снабдила войском и деньгами. Отсюда легат направился в Монтефиасконе, единственное место в церковной области, еще признававшее авторитет папы и служившее штаб-квартирой Иордану Орсини, воевавшему с римским префектом. Задача Альборноца заключалась в собирании боевых сил для разгрома префекта. Это могло совершиться лишь при поддержке Рима, в чем и заключалась важность влияния экс-трибуна.

16 сентября Иннокентий VI написал римлянам, что ему известно о их страстном ожидании возврата Колы, а потому он амнистировал их гражданина и шлет его в Рим, где тот, как приходится надеяться, излечит раны города и обуздает его тиранов. Однако городом еще управлял Франческо Барончелли, и потому Кола не решался ехать в Рим, тем более что не считал это удобным и кардинал. Тем не менее, появление Колы рядом с легатом ускорило падение Барончелли, наделавшего множество ошибок.

Восстание в городе свергло второго трибуна. По всей вероятности, он даже был убит в конце 1353 года. Римляне снова предложили синьорию папе, назначив его пожизненным сенатором с правом ставить своих заместителей. Кола обманулся в своих ожиданиях. Альборноц поставил сенатором Гвидо Иордани, да и папа о нем более не вспоминал.

Теперь кардинал получил возможность серьезно потеснить префекта. Римляне выставили ему 10 000 человек под началом Иоанна Конти, и, помимо того, к папскому войску присоединилась лига Флоренции, Сиены и Перуджии. После ряда поражений Иоанн де Вико изъявил покорность и 5 июня 1354 года отказался от своих завоеваний.

Успех легата изменил положение дел в Италии в пользу церкви. Умбрия, Сабина, Тусция и Рим теперь повиновались папе, а изгнанные гвельфы получили возможность вернуться. Витербо снова приняло папский гарнизон, и Альборноц выстроил там сильную крепость. Служившие в войске под Витербо и Орвието римляне разыскали Колу, с радостью приветствовали, приглашали в Рим и просили у кардинала в сенаторы.

Наконец, уступая различным ходатайствам, Иннокентий VI поручил своему легату назначить Колу сенатором, если легат сочтет это полезным. Альборноц поставил перед Колой задачу добыть себе денег и войско, и экс-трибун сумел таки выйти из этого затруднительного положения. Красноречивый Кола сумел убедить богатых перуджийцев ссудить ему несколько тысяч гульденов золотом, пообещав им всяческие почести в Риме после успеха его предприятия. На эти деньги он и навербовал авантюристов самых разных национальностей, которыми была наполнена Италия.

Марш Колы по Тусции на Рим во главе этого сброда стал полной пародией на римские походы германских императоров. Когда он достиг Тибра, распространилась молва о его приближении, и Рим соорудил триумфальные ворота. Кавалеротти выехали навстречу приближающемуся Коле с оливковыми ветвями в руках. Со всех ворот стекался народ приветствовать своего старого освободителя и снова лицезреть дивного мужа, покинувшего 7 лет назад Капитолий, опального беглеца и пустынника, узника в далекой Праге и Авиньоне у императора и у папы, с почетом возвращающегося теперь сенатором от имени церкви.

1 августа 1354 года, в годовщину своего рыцарства, Кола вступил в разукрашенный коврами и цветами город через ворота замка на мосту Святого Ангела. На ступенях Капитолия его почтительно встретили магистраты, и прежний сенатор Гвидо передал ему жезл регента. Кола обратился к народу, и римляне одобряли его криками, но нашли своего героя сильно изменившимся — вместо избранника народа и юного трибуна свободы теперь перед ними стоял стареющий, раздобревший чиновник французского папы.

Кола учредил свое правительство и оповестил о своем возвращении близкие и дальние города. Однако теперь его письма не имели высокого полета мысли и тех идей, которые очаровали итальянцев. Представления папского сенатора оказались ограничены кругом римского городского управления. К тому же, аристократы не забыли его отношения к себе и отметились разбойничьими набегами до самых городских ворот. Будто и не минуло семь лет, — Кола принял правление на том же пункте, на котором его оставил.

С войском сенатор двинулся на Палестрину, но уже в Тиволи его армия начала требовать не уплаченное ей жалованье. Прибывшие с ним в Рим перуджийцы выделили еще по 500 гульденов золотом, и поход возобновился. Однако уже в конце августа Коле пришлось вернуться в Рим, поскольку туда прибыл Фра Монреале, бывший предводитель одной из грабивших Италию кампаний, старший брат тех самых богатых перуджийцев и реальный владелец одолженных у них денег.

Здесь, в Риме, Фра Монреале презрительно отзывался о Коле. Сенатор пригласил его на Капитолий, как уже проделывал с римской аристократией, и едва Монреале успел явиться, как тут же вместе с братьями был заключен в капитолийское подземелье. Кола повел против него процесс, как против публичного разбойника, наполнившего несказанными бедствиями Италию, но, в сущности, рассчитывал на богатства заключенного, необходимые ему для самосохранения.

Страшный предводитель шаек разбойников не выказал ни малейших признаков раскаяния в своих беззакониях, почитавшихся им, в духе того времени, славными деяниями воина. Он лишь стыдился того, что так глупо попался в сети дурака. 29 августа его подвели к лестнице Капитолия и объявили, что казнь будет совершена мечом, после чего Монреале вздохнул с облегчением. Он преклонил колена, но несколько раз вставал и менял положение на более удобное. Хирург указал палачу место, в которое должен был быть нанесен удар, и голова Монреале была отсечена с первого раза. Минориты похоронили его в Санта Мария ин Арачели, и его останки, видимо, и поныне лежат там под неизвестным камнем.

Преступника постигла справедливая участь, но низкие мотивы Колы выразили его вероломство и неблагодарность в отношении братьев Монреале, ссудивших его деньгами. Сенатор завладел привезенными ими в Рим богатствами в размере 100 000 гульденов золотом и смог заплатить жалование милиции. Теперь Кола стал ненавистным тираном Рима. Знать либо боялась, либо избегала его, как предателя, но Альборноц и папа были довольны избавлением Италии от Монреале. 9 сентября Иннокентий написал кардиналу, что почитает за благо продлить сенаторскую власть Колы.

Кола набрал новые войска и предпринял новую осаду Палестрины. Колонны, казалось, были обречены. Однако демон властолюбия и нужда в деньгах помрачили и без того нездоровый мозг сенатора. Он начал арестовывать то одного, то другого человека, даруя им свободу за выкуп. Никто больше не смел перечить ему в совете, а настроения народа указывали на неизбежность заговора. Войско под Палестриной требовало жалованья и роптало, но лучшее, что придумал Кола в своей обостренной подозрительности, — это сместить капитанов и назначить на их места новых.

Палестрина (Пренесте) сегодня

8 октября 1354 года Колу разбудил клич: «Народ! Народ!» и «Смерть изменнику, введшему налоги!» Кварталы, где жили Свелли и Колонна, двинулись на Капитолий. Судьи, нотариусы, стража и друзья Колы, за исключением пары человек, бежали. Вооруженный и с хоругвью Рима в руке сенатор вышел на балкон дворца, чтобы говорить с народом. Он подал знак к молчанию, но в ответ получил камни, стрелы и крики: «Смерть изменнику!» После того как одна стрела пробила его руку, Кола удалился.

Народ поджег дворец и теперь сам не мог проникнуть внутрь. Кола же стоял на дворе в нерешительности, то снимая, то опять надевая шлем, будто решая — умереть ему героем или бежать как трусу. Трусость победила. Сенатор бросил оружие и должностную одежду, срезал бороду и зачернил лицо. В нищенской хламиде он надеялся пробраться через толпу, но был опознан по золотым браслетам.

Убийство Колы ди Риенци

Колу схватили и повели вниз по ступеням Капитолия. Здесь Чекко дель Веккио вонзил ему в живот меч. Истерзанное и обезглавленное тело проволокли от Капитолия до квартала Колонн и повесили неподалеку от Сан Марчелло, где оно провисело двое суток. На третий день по приказу Югурты и Счиаретты Колонна тело сожгли на костре из сухого чертополоха в мавзолее Августа. Эта сцена, будто в насмешку над помпезными и античными идеями Колы, стала завершающей в разыгравшейся трагедии.

Произведенный Альборноцом процесс против убийц Колы был впоследствии кассирован папой, а все его участники получили амнистию. Обе городские партии снова заняли сенаторство, и Рим казался вернувшимся в свое прежнее положение.

Назад: Средневековье. 14 век. 1343-1347. Кола ди Риенци.
Далее: Средневековье. 14 век. 1355-1377. Возвращение Святого престола

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 14 век. 1343-1347. Кола ди Риенци.

19 января 1343 года умер король Роберт Неаполитанский, не оставивший наследников мужского пола, и трон перешел к его внучке Иоанне. Эта смерть дала себя почувствовать и в Риме, поскольку Орсини, Колонна и Гаэтани были вассалами неаполитанской короны. Совсем незадолго до этого в городе вспыхнули очередные беспорядки, приведшие к очередной революции. Снова был свергнут сенат и установлено правление Тринадцати. Правители поспешили оправдаться перед папой, и в январе 1343 года в Авиньон депутатом от народа направился юный нотариус из простолюдинов Кола ди Риенци. Молодой человек давно был врагом аристократов, убивших одного из его братьев, и замышлял избавить город от их тирании, а заодно и приобрести славу самому.

кола ди риенци
Риенци клянется отомстить за убитого брата. Уильям Хольман Хант, 1848

Будучи искусным оратором, Кола успешно выполнил свою миссию, выступив перед папой и кардиналами. Климент VI без придирок принял вновь предложенную ему народом власть, пообещал посетить город и издал буллу о праздновании Юбилея в 1350 году. Речи Колы произвели на папу столь приятное впечатление, что ему, несмотря на плебейское происхождение, было позволено находиться при папском дворе, где он мог видеться с Петраркой и обмениваться с ним фантастическими идеями о восстановлении Рима.

Смелое поведение Колы в Авиньоне стало известно в Риме и навлекло на него ненависть городских магнатов, так что новые сенаторы Матфей Орсини и Павел Конти выступили против него с процессами, отмененными, правда, папой. В Коле Климент увидел человека, который мог быть полезен ему в Риме. Бедный плебей попросил у папы должность нотариуса городской казны с ежемесячным содержанием в пять флоринов золотом и получил ее в сопровождении самого лестного признания своих доблестей и познаний. Это было 13 апреля 1344 года. А после Пасхи новоутвержденный нотариус вернулся в Рим, где началась его головокружительная карьера.

Явившись в Рим любимцем папы и отмеченный ненавистью магнатов, Кола сразу приобрел влияние у горожан. Захваченный идеей о возрождении величия Древнего Рима и убежденный в своем призвании стать освободителем города, он начал тайно собирать единомышленников и готовить революцию.

кола ди риенци
Кола ди Риенци. Фаруффини

Городские усобицы к этому времени приобрели такой размах, что назначаемые папой сенаторы отказывались вступать в должность. Лишь защищенный благосклонностью понтифика Кола будоражил фантазию народа аллегорическими картинами, появляющимися на стенах зданий, и страстными речами, в которых переплетались прошлое и настоящее города.

Бароны, поначалу, видели в странном нотариусе лишь неопасного энтузиаста. Иоанн Колонна даже пригласил его для произнесения речей к себе на банкет. Знатные синьоры разразились смехом, когда он однажды сказал: «Когда я сделаюсь властелином или императором, то этого барона велю повесить, а тому отрубить голову», и пальцем указал на гостей. В Риме он слыл за дурака, и никто не предчувствовал, что дурак этот вскоре будет обладать страшной властью сносить с плеч головы римских аристократов.

На стенах появлялись новые аллегории, и пока Рим был занят рассуждениями о этих предзнаменованиях, Кола составлял заговор, в котором принимали участие как граждане среднего достатка, так и богатые купцы. Их тайные собрания происходили на Авентине. Здесь и был составлен и скреплен клятвой практический план низвержения баронов.

Ко времени осуществления этого плана страдания народа стали невыносимыми. Власти не существовало. Повсюду происходили схватки. Грабили и душили даже паломников. Духовенство ничем не уступало знати в разбое. Право принадлежало только мечу, а защита состояла лишь в самообороне с родственниками и друзьями. В мае 1347 года начальник римской милиции Стефан Колонна отбыл под Корнето для сбора урожая пшеницы, и Кола де Риенци поспешил воспользоваться отсутствием в городе этого могущественного барона. В свой замысел он посвятил духовного викария папы, орвиетского епископа Раймунда, и получил не только одобрение последнего, но и его участие.

19 мая герольды разъезжали по городу и приглашали народ явиться без оружия на Капитолий, как только сигнал к этому будет дан колоколом. Около полуночи Кола отстоял троицкую обедню в Сант Анджело ин Пескериа, где собрались заговорщики, а утром вышел из церкви, весь в латах, лишь с обнаженной головой. Перед ним несли три большие хоругви: красно-золотое знамя свободы с изображением Рима, белое знамя правосудия с меченосцем Святым Павлом и знамя мира со Святым Петром. Четвертую хоругвь, Святого Георгия, из-за ее ветхости несли в ящике на копье.

Открылась революция процессией к Капитолию. Рядом с Колой шествовал папский викарий, и оба они поднялись в капитолийский дворец. Кола взошел на ораторскую кафедру, откуда увлекательно говорил о рабстве и освобождении Рима и свидетельствовал о своей готовности пожертвовать жизнью из любви к папе и ради спасения народа.

Один из заговорщиков, из рода Манчини, прочел ряд декретов: о том, что каждый убийца будет наказываться смертью, каждый ложный истец — карой ответчика; о повинности каждого городского квартала выставлять 100 человек пеших, 25 конных, из которых каждый будет получать от государства щит и жалованье; об уплате пенсии оставшимся после павших за отечество; о поддержке со стороны государства вдов и сирот, монастырей и благотворительных учреждений; об охране купцов сторожевым судном на римском побережье; об употреблении публичных пошлин на благо народа; об охране всех замков, мостов и ворот ректором народа; о не владении ни одним аристократом крепостями; об обязании баронов держать безопасными улицы, не укрывать бандитов и доставлять в Рим пшеницу; о заведении в каждом квартале хлебного магазина.

Эти прекрасные законы были приняты парламентом с бурным одобрением. Он признал за Колой полную синьорию над городом, неограниченную власть заключать войну и мир, карать, назначать на должности и издавать законы. Новый диктатор тут же благоразумно потребовал назначения себе в товарищи викария папы, чем обеспечил народному правительству санкцию понтифика. Пораженные сенаторы бежали, многие магнаты покинули город, и при этом не была пролита ни единая капля крови.

На другом парламенте Кола, человек из народа, принял титул трибуна, желая восстановить этим славу старого трибуната. Случайно над собравшимся народом пролетела белая голубица, и Кола заявил, что ее появление было знаком соизволения свыше на возведение его в трибуны. Идея трибуната была освящена древностью и понятна всем, поэтому Кола мог взять этот титул, не порождая вспышек возмущения. Однако он расширил традицию и назвал себя «Николай, властью всемилостивейшего Господа Нашего Иисуса Христа, Строгий и Милостивый, трибун свободы, мира и правосудия и светлейший освободитель священной римской республики».

Аристократы оказались застигнутыми врасплох. Стефан Колонна поспешил из Корнето в город, но уже не мог сделать ничего. Трибун послал ему приказание покинуть Рим. Стефан разорвал бумагу и воскликнул: «Если этот дурак разозлит меня еще сильнее, то я прикажу выбросить его из окон Капитолия». Колокол забил набат, разозленный народ нахлынул с оружием, и Стефан бежал из своего дворца в Палестрину в сопровождении одного лишь слуги.

кола ди риенци
Выступление итальянского политического деятеля Колы ди Риенцо (неизвестный английский автор, 1844)

Трибун заточил всех магнатов в их имениях, занял все замки и мосты города и строжайшим правосудием навел ужас на аристократию. Удостоверившись в полном обладании властью, он потребовал знать на поклон в Капитолий. Как некогда по приказу Иакова Арлотти, робко явились магнаты, в числе которых был даже сам младший Стефан Колонна с сыновьями, Райнальд и Иордан Орсини, Савелли Анибальди и Конти. Они присягнули законам республики и поступили ей на службу. Явились на поклон к трибуну и коллегии судей, нотариусы и цеха. Таким образом, последовало признание его правительства всеми сословиями.

После этого Кола письмами оповестил все общины Италии, императора Людовика и французского короля о своем вступлении в правление Римом, чего не происходило ни при одном предыдущем перевороте. Он призывал города Италии свергнуть тиранов и заключить национальное братство, а к 1 августа прислать в Рим депутатов на национальный парламент. Так впервые был высказан великий план образовать из Италии конфедерацию во главе с Римом.

Все учреждения и должности в городе, за исключением сенаторов, были сохранены. Для себя Кола «потребовал» лишь трехмесячного нахождения в должности, но римляне тут же поклялись скорее погибнуть, чем расстаться с его правлением. Для защиты власти была сформирована вооруженная сила из 390 всадников, кавалеротти, и 13 подразделений пешей милиции, по 100 человек в каждом. Для личной охраны Колы было набрано и вооружено копьями 100 юношей из его квартала Регола. Эта стража всюду предшествовала проезжавшему по Риму в белой шелковой, с золотой опушкой, одежде, на белом коне, с развевающейся над головой королевской хоругвью сыну тибрского трактирщика.

Карал Кола без лицеприятия. На Капитолии был даже повешен бывший сенатор Мартин Стефанески, племянник двух кардиналов, преступление которого состояло в ограблении потерпевшего крушение корабля. Эта казнь навела смертельный ужас на знать, дворцы которой перестали быть убежищем для преступников. Неправедные судьи с высокими колпаками, на которых были прописаны их беззакония, выставлялись у позорного столба.

Было запрещено употребление титулов дон и доминус, в отношении знати. Отныне господином должен был именоваться лишь папа. Запрещалось выставление на стенах домов баронских гербов. Загороди, которыми знать окружила свои дома, подлежали сносу, а использованное в них дерево направлялось на реставрацию сенатского дворца. Более того, каждый бывший сенатор должен был внести на эти работы по 100 гульденов золотом.

кола ди риенциСтрогие налоговые сборы наполнили городскую казну. Ставшие безопасными дороги оживились торговлей. Землепашцы снова могли заниматься своим трудом без оружия, а паломники свободно лицезреть святыни Рима. Народ увидел в своем трибуне, а по факту — диктаторе, богоизбранного человека, и никто пока не осуждал его помпезные проезды по городу в окружении многочисленной свиты.

Папа сначала был напуган переворотом, но скоро успокоился. Вернувшийся из Авиньона посол даже привез Коле подарок — инкрустированный серебром ларец, на крышке которого были изображены гербы Рима, трибуна и папы. Благосклонность Климента VI укрепила радостные настроения в городе. Стали прибывать и приглашенные на национальный парламент депутаты от итальянских городов. Капитолий, казалось, превращался в политический центр Италии, а Рим начинал преисполняться самомнения.

Лукка и Флоренция, Сиена, Ареццо, Тоди, Терни, Пистоя и Фолиихио, Ассизи, Сполето, Риэти и Амелия называли трибуна пресветлым государем и отцом и высказывали надежду, что реформа в Риме послужит благу Италии. Все города Кампаньи и Маритимы, Сабины и римской Тусции воздали честь Капитолию торжественными посольствами. Враждующие партии являлись с самых отдаленных окраин перед судейским креслом трибуна, ища его суда и своего права. Всюду поверили в возможность воскрешения римской республики в ее прежнем блеске.

Петрарка из Авиньона восторженно приветствовал трибуна и римский народ. В своем новом стихотворении он провозглашал славу Колы, называл его новым Камиллом, Брутом и Ромулом, а самих римлян — лишь отныне истинными гражданами и увещевал их считать своего освободителя послом Божиим. Восторженное сочувствие чествуемого во всем мире гения воспалило фантазию Колы и утвердило его во всех его мечтаниях. Он приказал прочесть письмо Петрарки в парламенте, где оно произвело глубокое впечатление. Это была счастливейшая пора Колы, когда он блистательно царил перед лицом всего света на Капитолии.

Трибун подчинил себе всех непокорных магнатов. Часть людей из дома Орсини даже поступила на службу республике. Не покорился лишь префект города и тиран Тусции Иоанн де Вико, ставший в 1338 году через братоубийство еще и тираном Витербо. Кола объявил его вне закона, лишил префектуры, парламентским постановлением назначил префектом себя и стал готовиться к войне. Иоанн де Вико полагался на свое могущество и на ломбардские наемные войска. Трибун же обратился за помощью к Флоренции.

Союзная помощь от Флоренции и Сиены прибыла слишком поздно, но Перуджия, Тоди и Нарни усилили римскую милицию до 1000 всадников и 6000 пехотинцев. Этим войском командовал Николай Орсини из замка Сант Анджело, и оно с конца июня опустошало край Витербо. Префект пал духом, 16 июля прибыл в Рим, смиренно повергся перед Колой, присягнул законам республики и получил от нее префектуру как вассал. Так эта знаменитая должность, сначала жалуемая императором, а затем папой, теперь стала леном народа.

кола ди риенци
Кола ди Риенци на Капитолии

Зрелище могущественного тирана Тусции в публичном парламенте у своих ног внушило Коле чувство королевской власти. Он как император воздал хвалу триумфально вступившему на Капитолий войску. Достигнутые успехи были действительно велики, поскольку распространили власть республики на всю римскую Тусцию, и под их влиянием Кола начал издавать ряд смелых декретов для возвращения городу Риму его прежних прав. Причем декреты эти оказались направленными не только против знати, но и против церкви и империи.

Все истинные и поддельные привилегии Святого престола, начиная с дара Константина, равно как и все титулы и права императорской власти, были тем самым признаны недействительными, и лишь один римский народ объявлен источником власти. Не столько, конечно, вследствие этих декретов, сколько под впечатлением покорности префекта часть замков римского герцогства немедленно сдалась трибуну и признала себя вассалами римского народа. Мечты превращались в реальную силу.

Приближалось 1 августа, дата, назначенная Колой для национального парламента, и в Рим уже прибыли посольства из 25 городов. Идея объединения Италии была достойна великого государственного деятеля и вполне могла осуществиться на практике, если бы Кола действительно оказался таким деятелем. Дело в том, что для объединения в то время сложились весьма благоприятные обстоятельства. Папа и император находились далеко, империя практически прекратила свое существование, Неаполь после смерти Роберта пребывал в анархии, а римская знать подавлена. При этом воодушевление свободой, подъем самосознания нации и престиж Рима распространились на самые отдаленные районы.

Кола ди Риенци, однако, не был великим государственником. Он был логичен в своих теориях, но весьма непрактичен при столкновении с реальной жизнью. Его программа оказалась слишком смелой для него самого. Кроме того, рассудком Колы завладело тщеславие. В результате целью созыва парламента было объявлено коронование трибуна и возведение его в рыцари.

Вечером 1 августа трибун со своей свитой вступил в крестильную часовню Латеранской базилики и там погрузился в античную ванну, в которой, по легенде, крестился император Константин. После омовения он, в белых одеждах, возлег на приготовленное ложе и предался сну. Утром, переодевшись в парчу, Кола занял юбилейную ложу базилики. Здесь синдик от народа и представители магнатов опоясали его мечом и поясом и надели на него золотые шпоры. Отныне Кола стал именоваться кандидатом Святого Духа, рыцарем Николаем, строгим и милостивым освободителем города, ревнителем Италии, доброхотом земного шара, трибуном Августом.

После краткого обращения к народу трибун приказал нотариусу Капитолия прочесть с ложи заранее приготовленный декрет — изумительную фантазию гениального безумия. Декрет гласил, что Кола, приняв омовение в ванне достославного императора Константина во славу Бога Отца, Сына и Святого Духа, князя-апостола и Святого Иоанна, в честь церкви и папы, на благо Рима, святой Италии и мира, движимый желанием излить дар Святого Духа на город и на Италию и подражать великодушию прежних императоров, объявляет следующее:

народ римский, согласно уже объявленному судейскому постановлению, оказывается в полном еще обладании юрисдикцией над земным шаром, как и в древности, а все, произведенные в ущерб этого авторитета привилегии уже отменены;

в силу дарованной ему диктатуры провозглашает он, чтобы не утаивать дар милости Духа Святого, город Рим столицей мира и основанием христианства и вместе с тем дарует всем городам Италии свободу и права римского гражданства;

имперская монархия и избрание императора принадлежат городу Риму и итальянскому народу; согласно сему он вызывает всех прелатов, избранных императоров, курфюрстов, королей, герцогов, принцев, графов, маркграфов, народы и города, изъявлявших какие-либо притязания на вышеуказанное избрание, впредь до наступающего Троицына дня, явиться в святом Латеране перед ним и перед уполномоченным папы и римского народа с доказательством их прав, иначе он поступит против них по пути права и наития Святого Духа.

кола ди риенци
Памятник Кола ди Риенци на Капитолии. Джироламо Мазини, 1887

Римляне, привыкшие к любым зрелищам, преподносившимся им императорами, папами и магистратами, не способные уже отличить высокое от смешного и проникнутые догматом вечного мирового владычества Рима, не находили ничего смешного ни в этом эдикте, ни в фигуре больного трибуна. Напротив, они неистовым ревом выражали ему свое одобрение. Лишь викарий папы был поражен. Прослушав эдикт, озадаченный епископ стоял, по выражению наивного биографа Колы, как деревянный столб. Он приказал от имени папы выставить протест, но грохот литавр заглушил голос протестовавшего нотариуса.

Дневные торжества закончились роскошным банкетом в Латеране, где епископ Раймунд, пируя возле того самого трибуна, против безрассудства которого только что протестовал, осквернил тем мраморный стол папы. Чужеземные посланники, магнаты и граждане пировали за другими столами, а народ ликовал перед Латераном. Народные зрелища и турниры продолжались и на следующий день, и Рим с давних времен не переживал подобного празднества. Послы привезли трибуну драгоценные дары и даже бароны и римские граждане поднесли ему подарки.

2 августа Кола отпраздновал день единения Италии на Капитолии. Послам городов, в знак обручения их с Римом, были надеты на палец золотые кольца и розданы знамена с эмблемами. Приняты эти символы были лишь под условием сохранения прав республик. После этого были отправлены гонцы к папе, королям и германским князьям. Все эти символические, почти театральные, сцены заменили собой отсутствие каких-либо практических результатов парламента.

Еще некоторое время после своего стремительного взлета Кола ди Риенци, не совершивший ни великих деяний, ни военных подвигов, продолжал пользоваться непреодолимым престижем имени Рима и принимать посольства от итальянских республик и европейских королей. Один лишь страх удерживал его от провозглашения себя римским императором. Но изобретательность подсказала ему другую идею — короноваться шестью коронами, как, по его мнению, короновались народные трибуны древнего Рима. Причем часть предназначенных для этой церемонии венков он приказал сплести из кустов, росших на триумфальной арке Константина.

Приор Латерана подал ему первую корону из дубовых листьев и сказал: «Возьми этот дубовый венок, поскольку ты освободил от смерти граждан». Приор Святого Петра дал ему корону из плюща и сказал: «Возьми плющ, поскольку ты любишь религию». Миртовую корону подал декан Святого Павла со словами: «Прими мирт, поскольку ты уважал службу и науку и презирал скупость». С подобными же словами возложил на него корону из лавра аббат Святого Лаврентия. Пятую корону, из оливковых ветвей, подал Коле приор Санта Мария Маджоре и сказал: «Сын смирения, прими оливковый венец, поскольку ты кротостью преодолел гордыню». Шестая корона была серебряная. Ее и скипетр поднес трибуну приор Святого Духа со словами: «Светлейший трибун, получи дары Святого Духа вместе с короной и скипетром и прими также и духовную корону».

Тщеславие лишило Колу рассудка. Он стал казаться себе великим как античный герой и не стеснялся уподоблять себя Христу поскольку, подобно ему, на 33-м году жизни совершил свои подвиги и освободил Рим от тиранов. Один праведный монах, услышав святотатственное хвастовство человека, которого до того сам чтил, как посланника неба, скорбно посмотрел на него из-за угла церкви и горько заплакал.

кола ди риенци
Денарий 1347 года. Трибунат Колы ди Риенци

Трибун возвестил о новых законах, воспрещающим императорам и князьям вооруженный доступ в страну без дозволения папы и римского народа и отменяющих употребление ненавистных названий партий гвельфов и гибеллинов. Вот только как он мог добиться их исполнения? Не имея ни малейшего таланта полководца, он был вынужден обращаться к аристократии, которой совершенно не доверял.

Трибун знал, что аристократия составила против него заговор и пришел к мысли одним ударом покончить со знатнейшими ее представителями. 14 сентября они явились на банкет в Капитолии по приглашению Колы. Здесь эти гости, пять Орсини и двое Колонн, были закованы и отведены в темницу. Наутро монахи из Санта Мария ин Арачели начали готовить кающихся узников к смерти. Волнующийся народ ожидал казни знатнейших аристократов города, но благоразумные граждане удержали Колу от крайностей.

Мечтатель, от мановения руки которого зависели жизнь и смерть Колонн и Орсини, взошел на кафедру и объявил собравшемуся народу, что милует раскаивающихся баронов, после чего они присягнули законам республики. 17 сентября они разъехались по своим замкам, убитые смертельным страхом и стыдом и полные желания отомстить плебею, сыгравшему с ними столь унизительную шутку. Трибун не запятнал себя бесполезным пролитием крови, но в глазах одних заслужил себе ненависть, а других — презрение.

Теперь против Колы решил выступить и папа. Титул трибуна, посвящение плебея в рыцари, приглашение городов на торжество коронования, взимаемая с папских патримоний дань, идеи единства и братства Италии и величества римского народа вывели из себя Климента VI. Все кардиналы, особенно родственники Орсини и Колонн, при авиньонском дворе требовали процесса против Колы ди Риенци, совершенно вытеснившего папского викария Раймунда.

Уже 7 октября легату Бертран де Дё, находившийся в то время в Неаполе, получил полномочия сместить Колу и назначить новых сенаторов. Римлянам же он должен был дать срок для отречения от Колы под страхом интердикта. Более 70 римских аристократов получили письма, приглашавшие их во всем повиноваться уполномоченному легату.

кола ди риенци
Кола ди Риенци

Услышав о враждебном настроении в Авиньоне, Кола отправил Клименту VI послание, в котором перечислял все свои заслуги, оправдывал свои действия и жаловался на намерение папы наградить его добрые дела уголовными процессами, когда было достаточно одного гонца, чтобы побудить его к сложению своей должности.

Первыми за оружие взялись жаждущие мести бароны. Оба Орсини, Ринальдо и Иордан, перебрались в замок Марино и назначили его сборным пунктом противников Колы. Трибун объявил их вне закона и велел нарисовать на Капитолии вниз головами как изменников. Орсини ответили набегами до ворот Рима. Тогда в октябре Кола с 800 всадниками и 20 000 пехотинцев выступил на Марино и подверг окружающую замок местность жестокому опустошению.

В это время легат Бертран прибыл в Рим и потребовал явки к нему Колы. Трибун утопил в местной реке обоих Орсини, снял осаду замка и направился в город. Здесь он приказал снести дворец Орсини у Сан Цельсо и вместе со своими всадниками въехал в Ватикан. С головы до ног закованный в латы, с серебряной короной трибуна на голове, он появился перед Бертраном и спросил, чем может служить? Легат ответил, что имеет от папы некоторые поручения. Повысив голос, Кола поинтересовался, в чем заключаются эти поручения, и легат замолчал. Тогда трибун презрительно повернулся к папскому посланнику спиной, вскочил на коня и снова отправился к Марино.

К своему несчастью, замок он взять не смог. Народ снова был истощен нуждой и военными потерями, а часть кавалеротти, не получая жалованья и недовольная Колой, уже вела тайные переговоры с аристократией. Стефан Колонна со своей семьей и друзьями при содействии папского легата собрали 600 всадников и 4000 пехотинцев. Коле 300 всадников прислал Людовик Венгерский.

Битва разгорелась утром 20 ноября 1347 года у ворот Святого Лаврентия. Прорвавшиеся было в город бароны получили жестокий отпор. Более 80 великих и знаменитых сеньоров, среди них и Стефан Колонна, не пережили это утро. Власть великих родов, долго управлявших республикой, была сломлена навсегда. Трибун, испытавший жуткий страх при виде первого блеска оружия, теперь с триумфом провел свои дружины на Капитолий. Он сочинил фантастические известия о победе, и гонцы понесли их по городам Италии.

И вот теперь, вместо того чтобы вслед за победой быстро появиться перед Марино, Кола начал устраивать зрелища и триумфы. На следующий день после битвы он привел своего сына Лоренцо на место, где пал Стефан Колонна, и в кровавой луже посвятил его в рыцари. Этот поступок вызвал презрение окружающих. Рыцари отказались служить трибуну, а знать покинула его двор. Выходец из народа превратился в распутного тирана. Он начал вымогать деньги и расточать их. Народ роптал, и Кола больше не решался созывать его.

Во главе аристократии теперь встали Лука Савелли и Счиаретта Колонна. Их поддержал легат Бертран, призывавший на помощь города Умбрии и Тосканы. Когда же легат пригрозил Коле отлучением и процессом за ересь, трибун окончательно утратил мужество. Он снова принял папского викария в сотоварищи и объявил о своей покорности папе, отменив все свои декреты о римском величии и вызов имперских князей.

кола ди риенци
Сцена из оперы Вагнера «Риенци». Лейпциг, 2007

Однако римляне уже не хотели подчиняться папскому правлению. Увидевший себя в опасности викарий удалился из города 11 декабря, и Кола снова оказался единодержавным регентом. Вопрос решился приближавшимся юбилейным годом. Папа мог лишить римлян этого праздника, и им пришлось делать выбор между жертвенной свободой и изобильной покорностью. Больное воображение теряющего рассудок Колы уже видело восставший город.

Он сложил знаки своего трибуната, серебряный венок и стальной скипетр, на алтарь Санта Мария ин Арачели и простился с друзьями. Никто не удерживал бывшего трибуна. С вооруженным конвоем он спустился с Капитолия и заперся в замке Святого Ангела. Весь Рим был глубоко поражен. Неожиданный и бесшумный конец семимесячного правления Колы состоялся 15 декабря 1347 года. Среди глубокой заброшенности народный трибун устроил римлянам классический карнавальный спектакль и в блестящем триумфальном кортеже нарисовал перед ними величие античного мира. Спектакль закончился, и пришло время возвращения жаждущей мести аристократии.

кола ди риенциОднако отъезд Колы с Капитолия стал для баронов настолько неожиданным, что они просто усомнились в нем и решились вступить в город только три дня спустя. Следует отдать им должное — они не стали преследовать родственников бывшего трибуна и осаждать укрывший его замок. После них в город въехал Бертран де Дё, вступивший в обладание Римом от имени папы. Он отменил все декреты трибуна, восстановил прежний образ правления и поставил сенаторами Бертольда Орсини и Луку Савелли.

Организовав городское управление, легат отбыл в Монтефиасконе, объявил Колу вне закона, как еретика и мятежника, и вызвал его на свой трибунал. Тем не менее, друзья Колы были еще многочисленны, а знать не успела оправиться от потерь, и трибуну долгое время удавалось скрывать свое местонахождение, то исчезая из замка, то снова появляясь в нем. В начале марта 1348 года он и вовсе покинул Рим, направившись в Неполь, куда в январе вступили войска венгерского короля, бывшего союзником Колы. Далее след беглеца на некоторое время совершенно потерялся.

Далее: Средневековье. 14 век. 1348-1354. Юбилейный год и «второе пришествие» Колы ди Риенци.
Назад: Средневековье. 14 век. 1313-1342. Иоанн XXII и Людовик Баварский. Петрарка в Риме.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 14 век. 1313-1342. Иоанн XXII и Людовик Баварский. Петрарка в Риме.

Находясь вдали от Италии в полной зависимости от Филиппа Французского, Климент V всецело поддерживал Роберта Неаполитанского и осенью 1313 года сделал его римским сенатором. Власть в городе после неудавшегося похода Генриха VII принадлежала Орсини, и один из них, Понцелло Орсини, стал представителем Роберта в качестве вице-короля. Самого же Роберта папа назначил имперским вице-королем Италии. Такое поведение Климента стало логическим следствием всех предшествующих посягательств пап на имперскую власть.

Роберт Неаполитанский

20 апреля 1314 года Климент V умер. Его не оплакивал никто, кроме фаворитов, а современники обвиняли в том, что он отдался французскому королю как слуга и перенес папство из Рима во французское пленение. Еще более тяжким упреком было обвинение в непотизме, корысти и злоупотреблениях, принесенных в церковь. Ему же принадлежит изданный под давлением Филиппа декрет об упразднении ордена Тамплиеров.

Конклав для избрания нового папы собрался в Карпентрасе, где находился двор Климента V. Первый же произошедший на нем процесс увенчался сценами дикого насилия и снял с римлян упрек в том, что лишь они творили подобные непотребства. 24 июля ставленники Климента с толпой гасконцев напали на конклав. Они подожгли и дворец и сам город, и итальянские кардиналы лишь чудом спаслись от смерти. Новые выборы затянулись, и король Филипп до них не дожил. Он умер 29 ноября 1314 года.

Не преуспел в проведении выборов и преемник Филиппа, его сын Людовик X, скончавшийся 5 июля 1316 года. Лишь 7 августа миру был явлен новый папа, фаворит Роберта Неаполитанского, гасконец Жак Дюэз. Нерешительных кардиналов подкупило золото Роберта. Жак Дюэз взошел на престол под именем Иоанна XXII и избрал своей резиденцией Авиньон.

иоанн xxii
Иоанн XXII

Рим оставался погруженным в фамильные междоусобицы, которые не могли остановить ни папа, ни вице-король Роберт. Все более и более давало о себе знать отсутствие в городе папского двора, поскольку источники благосостояния иссякали. В запустение пришли церкви, дворцы и улицы. Обычным явлением стала кровная месть. Не обращая внимания на запреты Иоанна, привычные к грабежу бароны захватывали опустевшие жилища кардиналов. Не отставали от них и клирики, безнаказанно совершавшие преступления, поскольку находились вне юрисдикции светского суда.

Германскую империю в это время тоже раздирали глубокие распри. После смерти Генриха VII две группировки имперских князей с разницей в один день избрали в римские короли двух претендентов — Людовика Баварского и Фридриха Австрийского. Иоанн XXII не спешил высказаться в пользу кого-либо из них, но, напротив, объявил трон империи вакантным и подтвердил назначение Роберта Неаполитанского вице-королем Италии и сделал его генерал-капитаном церковной области. А 31 марта 1317 года он издал буллу, в которой заявлял, что папа, которому Бог в лице апостола Петра вручил власть одновременно и на земле и на небе, есть законный правитель империи во время ее вакантности.

Притязания авиньонского папы на управление империей не встретило серьезного сопротивления в Германии, поскольку ни Людовик, ни Фридрих не имели достаточно сил, чтобы выступить против него. Иначе обстояли дела в Италии. Там гибеллинские вожди сумели оказать достойное сопротивление появившемуся в Ломбардии Роберту.

28 сентября 1322 года раскол в империи решился, наконец, в пользу Людовика Баварского. Иоанн XXII не признал этого факта, и между ним и римским королем немедленно началась распря. Призванный в апреле 1323 года гибеллинами Ломбардии, Людовик потребовал прекращения войны против городов империи. Когда же этого не последовало, он отправил в Италию 800 всадников, после чего была снята осада Милана, и освобожденный город поклонился ему как римскому королю.

Людовик Баварский

Иоанн впал в безрассудный гнев. 8 октября 1323 года он объявил, что Людовик самовольно присвоил себе титул и права римского короля и потребовал от последнего отречения от управления империей и отмены всех своих актов. Самой империи папа повелел не признавать Людовика римским королем. А 13 июня, после поражения папского войска под Ваврио, последовало и отлучение.

Теперь вышел из себя Людовик. Он собирал парламенты во Франкфурте и Регенсбурге и апеллировал к Вселенскому собору на этого папу, узурпатора империи, завзятого еретика, поносителя народного права. Имперские князья сделали дело своего короля своим собственным. Провозглашение отлучительной буллы было запрещено под страхом объявления вне закона, действительно постигшего архиепископа зальцбургского.

Умиротворение Германии дало Людовику возможность самолично отправиться в Италию, куда его призывали гибеллины и влекла потребность наперекор папе принять корону империи. В марте 1325 года он примирился со своим соперником Фридрихом, занявшим место со-регента, а в феврале 1327 года собрал в Триенте парламент, на который явились послы Фридриха Сицилийского и гибеллинских городов Италии. Они обещали уплатить королю 150 000 гульденов золотом, как только он прибудет в Милан, и убеждали его немедля проследовать в этот город для принятия железной короны. Триентский парламент одновременно носил и характер собора, поскольку на нем присутствовали отпавшие епископы. Против папы был проведен процесс, на котором его обвинили в ортодоксии и объявили еретиком.

15 марта 1327 года Людовик спустился в Ломбардию, где нашел своих союзников достаточно многочисленными. Лишь Генуя и Пиза были теперь гвельфскими, а Рим — колеблющимся. Однако, город роптал на отсутствие папы, и гибеллины не без основания заверили короля, что и в Риме он получит поддержку. Иоанн XXII сыпал отлучениями, но ломбардские города поклонились Людовику, явившемуся без средств и всего с 600 всадников. По прибытии в Милан его вместе с супругой короновали короной ломбардии. При этом присутствовали и римские послы, приглашавшие Людовика к императорскому коронованию.

Людовик не стал повторять ошибку Генриха VII и в августе, не задерживаясь на осаду городов, быстро проследовал через Ломбардию и вторгся в область близ Лукки, где еще усилил свое войско. Рим начал проявлять сильное беспокойство. Гонцы за гонцами отправлялись к Иоанну в Авиньон, однако этот папа был не из тех, кто решился бы покинуть безопасное место, чтобы подвергнуться осаде у Святого Петра со стороны жаждущего мести германского императора. Город же еще не забыл бедствий от похода Генриха и теперь многие стали требовать беспрепятственно впустить Людовика для предотвращения гибели.

Обманутый уже двумя авиньонскими папами и подкупленный золотом народ выгнал из Рима приверженцев Роберта Неаполитанского, овладел замком Святого Ангела и издал декрет о закрытии города для сторонников папы. Были изгнаны и вожди обеих партий, Наполеон Орсини и Стефан Колонна, поскольку оба получили свои посты от Роберта. Начальником городской милиции был назначен Счиарра Колонна. Этот переворот очистил Людовику дорогу в Рим, где его уже провозгласили императором.

Папа обратился с призывом занять город к Иоанну Ахайскому, стоявшему с войсками в Аквиле и уже успешно сыгравшему эту роль при Генрихе VII. Иоанн, назначенный Робертом своим наместником, потребовал от римлян впустить его в город, но получил отказ. Тогда он отправился в Витербо, но и там получил отпор, после чего разорил принадлежавшую этому городу территорию. В это же время в устье Тибра вошли генуэзские суда и 5 августа овладели Остией. Произведшие вылазку римляне были отбиты, а Остия сожжена. Рим начал готовиться к обороне.

Счиарра Колонна, Иаков Савелли и Тибальд де Сан Евстафио распределили милицию между 25 капитанами, расставили часовых и закрыли ворота. В ночь на 27 сентября враги появились перед Римом и через пролом в стене проникли в Ватикан, где возвели баррикады. На Капитолии загудел набатный колокол, и милиция поспешила на сборные пункты. Граждане шести кварталов встали на оборону ворот Святого Себастьяна, Святого Иоанна и Маджоре, а остальные во главе с Счиаррой отправились на штурм Ватикана. Наступило утро. После ожесточенного штурма баррикад захватчики были выбиты из ватиканского Борго, а 29 сентября Орсини с неаполитанцами понесли большие потери при попытке прорваться через ворота Святого Себастьяна.

Осажденная Людовиком Пиза сдалась 8 октября. Флоренция, скорее всего, пережила бы осаду, и на нее Людовик не стал тратить время. Вместо этого он 15 декабря двинулся на Рим и уже 2 января 1328 года был доброжелательно принят в Витербо. Здесь он стал дожидаться римского посольства. Однако Счиарра, Тибальд и Савелли посоветовали королю не обращать на посольство из Капитолия внимания и без разговоров идти на Рим. Послы с условиями римского народа были вежливо задержаны в лагере, пути оцеплены часовыми, и авангард войска Людовика отправился в Рим. 5 января выступил и сам король.

7 января он с 5000 всадников и многочисленной пехотой расположился на Нероновом поле и был торжественно встречен гражданами и аристократией. Колонна, Конти, Анибальди, Папарески, Савелли под предводительством Счиарры проводили короля к Святому Петру, где тот поселился в папском дворце.

Римское духовенство не приветствовало Людовика и большей частью бежало из города. Многие церкви и монастыри опустели. Тем не менее Людовик имел при себе достаточно священников, даже нескольких епископов, презиравших отлучение Иоанна XXII и отправлявших богослужение. И если сторонники папы отшатывались от въезда императора как от нашествия еретиков, то римляне с радостными криками встречали его в своем, покинутом папами, городе.

Вскоре Людовик перебрался в свою резиденцию во дворце Санта Мария Маджоре, поскольку мог свободно проследовать по всему Риму. 11 января он созвал парламент на Капитолии. Никакие обеты не связывали его с папой, что давало ему полную свободу действий. Собрание встретило Людовика бурными криками одобрения, возгласило многолетие цезаря и вручило ему на год сеньорию Рима как сенатору и капитану римского народа. Этот же парламент через плебисцит присудил ему императорскую корону и назначил коронацию на следующее воскресенье.

Римляне объявили, что и сам Карл Великий лишь тогда получил корону, когда ему присудил ее весь римский народ. Старинные права республики на избрание императора никогда не забывались в Риме, даже после того как папы устранили их путем введения процедуры миропомазания. Со времени восстановления сената в 1143 году народ снова придал этим правам вес через приглашение на коронацию римского короля, а иногда и через непризнание его. Теперь же, когда папы находились в Авиньоне и не совершали коронование лично, сознание этих прав только усилилось.

Новая, демократическая, впервые за много веков не одобренная папой коронация составила великолепное зрелище. Утром 17 января 1328 года Людовик с супругой в белых атласных одеяниях в сопровождении необъятной процессии выехал на белом коне из Санта Мария Маджоре к Святому Петру. Процессию открывали 56 знаменосцев и множество иноземных рыцарей. Один из судей нес перед королем книгу имперских законов, а городской префект — обнаженный меч. Коня вели коронационные синдики, среди них — Счиарра Колонна и Иаков Савелли, все в золотых одеждах. За ними следовали корпорации Рима, схизматическое духовенство, бароны и послы от городов.

Помазание совершил епископ Иаков Альберти Венецианский, примкнувший к Людовику еще в Пизе. После этого Счиарра Колонна, в то время первый человек в Риме, возложил на королевскую голову корону. Затем, для выказывания своего благочестия, Людовик повелел зачитать три эдикта: о католической вере, о почитании духовенства и о защите вдов и сирот. После мессы император совершил коронационный въезд не в Латеран, а в Капитолий, как и подобало «милостью народа» императору.

Римляне напутствовали первого ими избранного и венчанного императора криками радости: «Хвала Богу и императору! Мы избавлены от чумы, голода и войны, мы свободны от тирании папы!» Не ранее вечера процессия достигла Капитолия, где во дворце и на площади для знати и народа был приготовлен банкет. Ночь императорская чета провела во дворце сенаторов. На следующее утро Людовик с большой толпой переехал в избранный им резиденцией Латеран, а сенаторами назначил Счиарру Колонна и Иакова Савелли.

Однако нужда в деньгах неминуемо привела императора к насилию. Римляне жаловались, что он за деньги впускал в город изгнанных за убийство, а его солдаты забирали, не платя, продукты с рынков. 4 марта дело дошло даже до открытого восстания. Людовик усилил гарнизон замка Святого Ангела и расположил войска в Ватиканском Борго. Начавшиеся казни только усилили ропот. Худшим же стало то, что Людовик, подобно Генриху VII, оказался вынужден наложить принудительный налог. По 10 000 флоринов золотом должны были внести иудеи, духовенство и миряне. Это еще более ожесточило народ.

Иоанн XXII, со своей стороны, устраивал череду процессов против Людовика. Он объявил недействительным и коронование и возведение его в ранг сенатора. Римляне были призываемы покориться церкви и изгнать Баварца из города. Людовик отвечал религиозными гонениями. Отказывавшиеся служить мессу священники подвергались истязаниям, а папа был объявлен еретиком. Был запущен слух, что Иоанн задумал передать империю Франции и началась подготовка к его отстранению.

Предстояло поставить папу, который вернул бы церкви мир, а Риму — Святой Престол. Этот вопрос Людовик отдал на волю сената и народа. Сходки духовенства и мирян постановили, что Иоанн XXII – еретик, а к императору была обращена настоятельная просьба выступить против этого еретика. 18 апреля император собрал парламент, на котором один францисканский монах трижды вопросил с ораторской кафедры: «Имеется ли здесь человек, желающий принять на себя защиту священника Иакова Кагорского, именующего себя папой Иоанном XXII?» Собравшиеся безмолвствовали. Тогда с этой же кафедры немецкий аббат прочел императорскую сентенцию, объявлявшую Иакова Кагорского еретиком и мистическим антихристом, лишенным всех его санов. Этот акт стал зеркальным ответом Людовика на его собственное низложение папой.

Людовик заявил, что делает это под давлением со стороны синдиков, клира и народа в силу их решений, выступает против Иакова Кагорского как еретика и по примеру Оттона и прочих императоров дарует Риму законного папу. Акт Людовика явился фактическим применением теорий монархистов и реформаторов, выставивших основной принцип о судимости и наказуемости папы, о том, что судьями его являются собор и император и что отступивший от правоверия папа, как лишившийся через то власти ключей, может быть низлагаем не только духовенством, но и мирянами.

Каноники базилик Святого Петра, Латеранской, Санта Мария Маджоре и многие другие не присутствовали при низложении, поскольку давно покинули Рим. Поэтому приговор вызвал сомнения у людей разумных, а ликование выражали лишь явно заинтересованные или неадекватные лица. Чернь же пронесла по улицам города соломенное чучело и сожгла его на костре под именем Иоанна XXII. На самом деле, не за свои греховные деяния Иоанн предстал в глазах римлян еретиком. Для них его вина состояла в презрении Римом, святым городом, заключавшим в себе, согласно гибеллинской доктрине, избранный Богом народ, среди которого должна вечно находиться резиденция священства и императорства.

23 апреля Людовик созвал в Ватикан магистратов, военачальников и представителей народа. Это собрание постановило, что отныне каждый папа обязан жить в Риме, не должен покидать город более чем на три летних месяца, не удаляться более двухсуточного переезда, всегда с дозволения римского народа. Если же папа нарушит запрет и не вернется при троекратном приглашении от римского клира и народа, он лишается своего сана. А 28 апреля император, находясь в великом ожесточении, даже изрек над Иоанном XXII смертный приговор.

Францисканцы потребовали избрать новым папой кого-либо из их среды, последователя нищеты, каким был Целестин V. Тиару предложили одному из братьев ордена, но тот устрашился и сбежал. Другой монах, Петр Райналуччи, согласился, и на избирательном собрании духовенства и мирян был выбран папой. 12 мая на площади Святого Петра при стечении народа император провозгласил Петра папой под именем Николая V, надел ему на палец перстень рыбака, облачил в мантию и усадил с правой от себя стороны. В этот день изумленные римляне увидели перед собой самими ими венчанного императора и самими ими избранного папу.

Сразу за возведением на престол анти-папы Роберт Неаполитанский по воле Иоанна XXII вторгся в Кампанью. Его галеры дошли по Тибру до базилики Святого Павла, что произвело на римлян тяжелое впечатление. Людовик возобновил опалу Генриха VII против Роберта, а Николай V подтвердил все процессы против Иоанна XXII, над которым, как над еретиком, изрек осуждение, а всех не признающих его самого папой повелел привлекать к инквизиции и карать смертью. Тем не менее анти-папство встречало сопротивление не только среди римлян, но и в самом лагере Людовика. Фридрих Сицилийский не признавал Николая V, и даже некоторые гибеллинские города ничего не хотели знать про него.

Людовик IV намеревался серьезно выступить против Неаполя при поддержке сицилийского флота. Ближайшей же задачей представлялось очищение Лациума, где Роберт с помощью гвельфов занял важные позиции. В конце мая император отправился в Веллетри, а другой его воинский отряд был командирован в Нарни и Тори, чтобы противостоять наступлению оттуда гвельфов. Недостаток жизненных припасов заставил, однако, римлян вернуться назад, а самого императора отступить к Тиволи. Настроение в войске, не получавшем жалованья, стремительно падало. Наконец, 20 июля, император также вернулся в Рим.

Здесь он был встречен мрачными лицами и громким ропотом. Орсини производили набеги до самых ворот и отрезали подвоз продуктов. Разграбленных анти-папой церковных сокровищ не хватало для удовлетворения потребностей Людовика. Обещанные генуэзцами войска и сицилийский флот не появлялись. Теперь непостоянные римляне уже грозили прогнать императора и издевались над Николаем V. В результате, император вместе с анти-папой 4 августа покинули Рим, причем их отъезд больше походил на бегство.

Буквально через несколько часов после этого от радикального переворота в Риме не осталось и следа. В ту же ночь в город с гвельфским отрядом вторгся Бертольд Орсини, а на следующий день явился Стефан Колонна. Народ немедленно сделал их сенаторами, Счиарра Колонна и Иаков Савелли бежали, не помышляя о сопротивлении. Теперь разрушались дворцы и конфисковались имения гибеллинов.

8 августа в город въехал кардинал Иоанн, вступивший в права обладания городом от имени церкви. Он утвердил новых сенаторов, а они созвали народный парламент, отменивший все акты Людовика и публично сжегший его эдикты. Чернь, совсем недавно сжигавшая чучело Иоанна XXII, теперь выкапывала из могил тела немецких воинов и бросала их в Тибр. 18 августа в Рим вошли неаполитанцы, и таким образом владычество церкви и правительство Роберта были восстановлены безо всякого сопротивления.

Италия в 14 веке

Еще год пробыл Людовик в Италии, с переменным успехом ведя военные действия в Ломбардии, пока известия из Германии о планах выставить нового короля не заставили его вернуться на родину. Оставленный им в Пизе Николай V в августе 1330 года был выдан Иоанну XXII. Прибыв в Авиньон, он с обвитой вокруг шеи веревкой бросился к ногам Иоанна, жалобно исповедался в своих прегрешениях, великодушно получил отпущение и стал содержаться здесь как простой узник. Через три года этот самый жалкий из всех анти-пап скончался.

Подчинение Рима папе было достигнуто очень быстро. Под давлением неаполитанского оружия римляне обратились к милосердию церкви и просили прощения за тягчайшие в ее глазах проступки — возвращение себе исконных прав избрания папы и императора. На Капитолии парламент от имени народа, а магнаты за самих себя клялись перед кардиналом-легатом в послушании законному папе. 13 января 1330 года три уполномоченных духовных лица именем народа публично объявили, что Рим отрекается от Людовика и признает единодержавное пожизненное владычество Иоанна XXII.

В течение всего 1330 года в Авиньон являлись с поклоном и покаянием послы от князей и городов Италии. Отреклись от Людовика Иаков Савелли и Тибальд. Единственным наказанием для них стало изгнание из Рима на один год. Сам Людовик искал примирения с папой. Он предлагал отменить все свои акты, направленные против церкви, и признать, что заслужил отлучение в обмен на утверждение себя законным императором. Однако Иоанн XXII не принял предложенный ему договор.

Рим в отсутствии папы все более и более погружался в бедность, унылость и мрак, разбавляемые лишь помпезными выездами сенаторов и боями буйволов в Колизее, устраиваемыми старой аристократией. Наряду со зрелищем руин древности, покинутые и разваливающиеся церкви возвещали и о гибели христианского мирового величия. И при всем этом ни на день не прекращалась дикая, кровавая вражда родов, боровшихся за пурпур сенаторской мантии. Враждующие дома Колонна и Орсини раздирали Рим, как гвельфы и гибеллины — прочие города. Они насчитывали равное количество приверженцев, владели крепостями и замками во всех римских провинциях и имели союзников даже в Умбрии и Тоскане. Ни одна партия не могла одолеть другую.

В 1332 году усобицы разгорелись настолько, что папа командировал в Рим двух нунциев, Филиппа де Камбарльяка и Иоанна Орсини и даже сделал вид, что сам намеревается прибыть в Италию, для чего велел привести в порядок дворец и сады Ватикана. Римляне писали папе отчаянные письма и еще раз вручили ему всю городскую власть. Но Иоанн XXII так и не появился в Риме.

Анархическое состояние Италии вызвало новый подъем движения флагеллантов. Около Рождества 1333 года доминиканец Фра Вентурино Бергамский проповедовал покаяние в Ломбардии. К нему пристали тысячи людей. Этих кающихся называли «голубями» по знаку белого голубя с ветвью маслины на груди. Под знамя монаха охотно приходили фанатики, авантюристы и преступники. Эти банды двинулись на Флоренцию, а оттуда, приняв к себе новых сторонников, через Перуджию на Рим.

В Риме Фра Вентурино со своим воинством в количестве более 10 000 человек появился в пост 1334 года. Монах поселился на жительство в доминиканском монастыре Святого Сикста на Аппиевой дороге. Назначив народное собрание на Капитолии, он намеревался проповедовать покаяние. Пришедшие римляне сначала слушали Вентурино в полной тишине, а потом начали смеяться. Когда же горожаном было предложено отдать деньги на благотворительные цели, они закричали, что он дурак, и попросту удалились.

Когда пророк остался на Капитолии один, он воскликнул, что никогда не видел на земле более испорченного народа. Вентурино отправился в Авиньон к папе, где обвинен был в ереси, но после оправдан и приговорен к вечной ссылке в отдаленные места.

4 декабря 1334 года Иоанн XXII скончался будучи 90 лет от роду. В его казне нашли невероятные суммы: 18 миллионов гульденов чеканного золота и 7 миллионов драгоценностями — сокровища, добытые жадностью и корыстью, путем позорных новоустановленных сборов и продажи церковных должностей.

20 декабря 1334 года в Авиньоне в папы был выбран Жак Фурнье, кардинал церкви Санта Приска, ученый монашеского духа, жесткий и суровый, но справедливый и чуждый корыстолюбия и страсти к раздорам и войне. 8 января 1335 года он принял посвящение под именем Бенедикта XII.

Бенедикт XII

Едва Бенедикт стал папой, он тут же поспешил успокоить Италию и умиротворить бедствующий от усобиц Рим. Римляне же стали торжественно звать его в город. Папа вроде бы искренне соглашался исполнить их просьбу, но, едва его намерение обнаружилось, как французский король выказал свой протест. Бенедикту XII ничего не оставалось, кроме как покориться и лишь делать заявления, что Святой престол осужден пребывать в пленении у Франции.

А в Риме продолжались сражения родов с родами, народа с магнатами и друг с другом. Стефан Колонна занял четыре моста, Иаков Савелли со своими приверженцами — остальные. 3 сентября 1335 года Орсини разрушил мост Понте Молло. Война разлилась до самого Тиволи, где Стефан Колонна провозгласил себя синьором.

13 января 1336 года при посредничестве архиепископа Бертрана д’Эмбрен было заключено перемирие. Члены и родственники дома Орсини с одной стороны и Стефан Колонна с сыновьями и с прочими свойственниками своего дома — с другой съехались в монастыре Санта Мария ин Арачели. Здесь эти свирепые враги, неоднократно пролившие кровь друг друга, со скрытым ропотом и полными ненависти глазами протянули друг другу руки и поклялись в двухгодичном мире.

В то время неподалеку от Рима, в имении своего приятеля графа Орсо д’Ангвильяра, гостил Петрарка, с ужасом взиравший на прекрасную страну, кишащую враждебными шайками и разбойниками. Когда поэту захотелось совершить поездку в Рим, он вынужден был воспользоваться конвоем из 100 всадников, поскольку иначе нельзя было гарантировать ему безопасный проезд через отряды Орсини.

С восшествием на престол Бенедикта XII прекратилась городская власть короля Роберта Неаполитанского, а взамен установлено народное представительство из 13 капитанов кварталов. Однако неразбериха была такова, что еще в начале 1337 года Роберт мог назначать викариев. Этот режим был крайне непрочным, пока в июне 1337 года уставший народ не добился решения о предоставлении Бенедикту синьории. Римляне назначили папу пожизненным сенатором и капитаном, все еще надеясь на его возвращение. Бенедикт с признательностью принял предложенную власть, но, в отличие от своего предшественника, не стал передавать ее Роберту, а назначил двух сенаторов.

Это ни в коей мере не повлияло на вражду аристократов. Иаков Савелли устроил штурм церкви Сант Анджело, в которой кардиналом служил Иоанн Колонна, и разрушил его дворец. Папа снова потребовал возобновить мир, а окружным городам повелел не посылать в Рим никаких войск и не вмешиваться в партийные распри. 2 октября 1338 года он назначил сенаторами Матфея Орсини и Петра Колонну, которые обнародовали амнистию, но так и не успокоили город. В июне 1339 года народ штурмом взял Капитолий, прогнал одного сенатора, отправил в темницу другого и поставил управляющими городом Иордана Орсини и Стефана Колонну.

По просьбе римлян, уповавших на установление порядка в своей республике, процветающая Флоренция отправила к ним двух испытанных государственных деятелей для обучения «родительского города» искусству народного управления. Однако, папа воспротивился нововведениям. Он велел управляющим сложить свою власть, назначил временных вице-королей, а 1 марта 1340 года поставил сенаторами Тибальдо де Сант Евстафио и Мартина Стефанески. Для успокоения же голодающего народа Бенедикт послал в Рим для раздачи 5000 гульденов золотом.

Как уже упоминалось, в январе 1337 года Рим впервые посетил Петрарка. Он бродил по городу в сопровождении Иоанна де Сант Вито из семейства Колонна, отличавшегося любовью к древнему городу и знанием его истории. Поэт был поражен глубоким невежеством римлян и нашел, что Рим нигде не был известен менее, чем в самом Риме. Короткое пребывание в городе вдохновило Петрарку на поэтическое послание к Бенедикту XII с призывом вернуться в запустелый город, увиденный теперь им самим в беспредельном бедствии.

30 августа 1340 года поэт получил приглашение публично принять лавровый венец одновременно от Парижского университета и от римского сената. После недолгого колебания он предпочел погрязший в невежестве Капитолий знаменитой школе наук. Известно, что поэты были венчаемы на пятилетних Капитолийских играх, учрежденных Нероном и возобновленных Домицианом, но исчезнувших с падением Римской империи. Старый обычай возродился в ряде итальянских городов в конце 13 века.

6 апреля 1341 года Петрарка прибыл в Рим. Сенаторами в это время были Иордан Орсини и друг поэта Орсо д’Ангвильяра. Самое мирное из всех виденных Римом коронований было назначено на 8 апреля. Впервые более чем за тысячу лет Капитолий украсился сценой, посвященной культу гения. К традиционным для города коронациям императоров и пап присоединилось совершенно новое венчание поэта. Желая принять лавры поэта лишь на Капитолии, Петрарка показывал, что этот, будто забытый историей, Рим есть священный алтарь, от которого Запад зажег свет своей цивилизации.

Действие открылось входом в зал лауреата, сопровождаемым звуком труб. 12 одетых в пурпур пажей, выбранных из сыновей патрицианских родов, декламировали стихи Петрарки, посвященные римскому народу. Затем явились шестеро граждан, одетых в зеленое, с венками различных цветов, а за ними — сенатор Орсо с лавровым венком на голове, окруженный множеством синьоров. Когда сенатор опустился в кресло, герольд возгласил имя Петрарки, и поэт произнес короткую речь к римскому народу, завершив ее словами: «Да здравствует римский народ и сенатор! Да хранит Бог их свободу!»

После этого Петрарка опустился перед графом Орсо на колени, а сенатор обратился к нему с несколькими словами о его славе, снял со своей головы лавровый венок и увенчал им поэта, добавив: «Прими венец, он есть награда добродетели». Петрарка отблагодарил сонетом в честь древних римлян, а Стефан Колонна ответил на это хвалебной речью в честь поэта. Приветствие народа выразилось в крике: «Да здравствует Капитолий и поэт!»

Франческо Петрарка

Из Капитолия торжественная процессия проследовала к базилике Святого Петра, где лауреат смиренно возложил свой венок на алтарь апостола. Стефан Колонна дал в его честь блестящий банкет в своем дворце у церкви Санти Апостоли. Этим торжество закончилось, и уже через несколько дней поэт столкнулся с римской реальностью. Едва он оставил городские стены, как тут же попал в руки разбойников, вынудивших его бежать назад в Рим. Лишь на другой день, получив более сильный эскорт, он смог проследовать по дороге в Пизу.

Не в последнюю очередь благодаря Петрарке, Рим все более проникался сознанием того, что является колыбелью западной культуры и источником обеих властей, императорства и папства, и должен приложить усилия к возвращению себе мирового господства. Однако Бенедикта XII не слишком интересовало, что думает о себе Рим. К огромному огорчению как римлян, так и всех патриотов, он выстроил в Авиньоне папскую резиденцию столь колоссальных размеров, будто пребывание папства здесь предполагалось вечным.

25 апреля 1342 года Бенедикт XII скончался. 7 мая его преемником был избран кардинал Петр, принявший при посвящении 19 мая имя Климента VI. Римский народ, снова исполнившись обманчивыми надеждами, немедленно постановил вручить Клименту сенаторскую власть и привлечь его в Рим. В Авиньон под предводительством Стефано Колонна направилось торжественное посольство из 18 римлян, представлявших три сословия — высшее дворянство, богатых горожан и простолюдинов. Однако, ни важные доводы Рима, ни стихи Петрарки не убедили Климента VI в необходимости для него поездки в Рим.

Далее: Средневековье. 14 век. 1343-1347. Кола ди Риенци.
Назад: Средневековье. 14 век. 1301-1313. Начало Авиньонского пленения и император Генрих VII.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 14 век. 1301-1313. Начало Авиньонского пленения и император Генрих VII.

Закончившаяся в 13 веке борьба между церковной и светской властями лишила пап глобальной политической задачи, а достигнутая ими абсолютная власть оказалась направленной на разрушение самой церкви.

В 1302 году амбиции Бонифация VIII, возросшие после проведения первого юбилейного года, подтолкнули его к изданию буллы «Unam Sanctam», в которой папа изложил концепцию своего верховенства над любой светской властью. Согласно этой концепции короли должны были служить церкви по первому приказанию папы и могли караться им за любую ошибку, при этом сам папа не подчинялся никому из людей. В ответ французский король Филипп IV созвал Генеральные штаты, которые обвинили папу в симонии и ереси и потребовали, чтобы Бонифаций предстал перед судом церковного собора.

Филипп послал в Италию своего приближенного с отрядом, чтобы схватить Бонифация и доставить его во Францию. 7 сентября 1303 года французское войско осадило резиденцию папы в Ананьи и захватило понтифика. Однако через три дня заключения Бонифаций VIII был освобожден своими земляками, но уже 11 ноября умер. Его поражение ознаменовало крах политических амбиций папства, после чего наступил период их авиньонского пленения с полным подчинением французской монархии.

22 октября папой был избран кардинал Никколо Бакассини де Тревизо, принявший имя Бенедикта XI. Он снял отлучение с Филиппа IV, которое успел наложить на короля Бенедикт VIII, но отлучил всех участников захвата последнего. Понтификат Бенедикта продлился всего восемь месяцев, и есть подозрение, что его смерть наступила в результате отравления, совершенного по приказу Филиппа, желавшего иметь на троне «своего» папу.

Следующий папа был избран только в июне 1305 года из-за споров между итальянскими и французскими кардиналами, которых в конклаве было почти поровну. Преемником Бенедикта XI стал Бертран, архиепископ Бордо, принявший имя Климента V. Есть сведения, что его избранию посодействовал Филипп IV, которому Бертран обещал полную покорность и уступку на пять лет церковных доходов во Франции. Коронация состоялась 14 ноября, но не в Риме, а, по настоянию самого Климента, в Лионе.

климент v
Климент V

Удаление папства из Рима снова повергло город в анархию, в очередной раз превращая его из центра власти в почетное, почти мифологическое имя. Столица христианского мира и источник европейской цивилизации в который раз оказалась на пути к забвению. Четыре главных рода боролись в ней за власть, терзая всю Кампанью.

В 1305 году в целях защиты от тирании враждующей знати граждане Рима выбрали народное правительство «13 делегатов» и назначили капитаном болонца Иоанна Иджиано. В качестве сенатора же был призван миланец Паганино Торри. Целый год они совместно управляли городом, пока местному дворянству не удалось снова завладеть сенатом. Это произошло после того, как папой стал Климент V. По приказу Филиппа IV он восстановил во всех правах род Колонна, ставший теперь еще могущественнее. Временно примирившись с Орсини, они сообща заняли сенат. После этого и Климент без труда восстановил право своих предшественников на пожизненное сенаторство с возможностью заменять себя в нем. Капитолийская республика вернулась к прежней системе.

Для Рима это был не худший вариант, поскольку он создавал некоторые преграды дворянству, уменьшая опасность тирании. Сами римляне все еще надеялись увидеть папу в его законной резиденции, Латеране, не подозревая насколько долгим окажется «изгнание». Однако гасконец Климент V так ни разу и не появился в городе, предоставив его духовные и светские дела своим викариям. Более того, в 1308 году он формально перенес курию в Авиньон, принадлежавший в то время неаполитанскому королю.

Перенос курии произвел на город самое мрачное действие. В ночь на 6 мая 1308 года была уничтожена пожаром Латеранская базилика. Рухнувшие балки раздробили ее античные колоннады, а многочисленные мраморные памятники перегорели в известь. Гибель этой «матери христианских церквей», казалось, служила предвозвестием Страшного суда. С жалобными воплями по скорбному городу следовали духовные процессии. Враги бросали оружие и примирялись. Люди прилагали усилия для уборки мусора и сбора средств на строительные материалы. Климент V учредил конгрегацию кардиналов для отстройки церкви заново, и велась она весьма ревностно, но была закончена уже при его преемнике.

Страх перед громами небесными быстро улегся, римляне забыли принесенные обеты, и вражда между Колонна и Орсини вспыхнула с новой силой, поскольку в отсутствие папы эти роды возомнили себя господами Рима. Их наемники бродили по дорогам, грабя путешественников и паломников, оставляя места поклонения пустыми. Жизнь в городе замерла. Лишь изредка здесь появлялся какой-нибудь кардинал, но и тот стремился как можно скорее покинуть неприветливый город.

Для обуздания разрастающейся анархии Климент V в 1310 году отправил в Рим монаха-минорита в качестве своего нунция. Этот монах обнаружил город в глубоком запустении, а сенаторов Фортебраччио Орсини и Иоанна Анибальди — непригодными для исполнения своих обязанностей. Народные представители обратились с жалобами к папе, но француз Климент, совершенно незнакомый с римскими делами, оказался поставлен в затруднение. В результате он сместил сенаторов и предоставил избрание правительства самим гражданам, не обмолвившись ни одним словом о дворянстве и его привилегиях.

1 мая 1308 года в Германии был убит Альбрехт Габсбургский, номинальный король Рима, и корона империи стала вакантной. В самой Германии она не представляла ни для кого особого интереса, зато соблазнила Филиппа IV, если не сесть на трон империи самому, то хотя бы посадить на него своего брата, Карла Валуа. Король начал переговоры с папой. Однако, хотя Климент V и был французом, он не желал, чтобы Филипп, уже получивший в свои владения папскую резиденцию, теперь приобрел бы еще и императорскую корону, став, таким образом, абсолютным повелителем Европы.

Разрушили замыслы Филиппа германские курфюрсты. Они единодушно избрали своим королем безобидного Генриха Люксембургского, который, после коронации в Аахене, 6 января 1309 года вступил на германский трон под именем Генриха VII. 26 июля королевские послы в Авиньоне подтвердили обеты своего государя, а папа, в свою очередь, немедленно утвердил избрание Генриха королем римским и изъявил согласие на императорскую коронацию, назначив для нее двухлетний срок.

Генрих VII

Если Рудольф и Альбрехт Габсбургские относились к своей императорской короне, реально не украшавшей ни одной головы властителя со времен Фридриха II, с равнодушием, то Генрих Люксембургский воспринимал ее совершенно иначе. Не обладая никаким могуществом собственного рода, а значит и никаким престижем и влиянием в Германии, он вообразил, что сама по себе императорская корона доставит ему все это, и надеялся снова соединить Италию с Германией и возродить старую империю Гогенштауфенов. Надежды эти питались и призывами Генриха в Италию самими римлянами, уставшими от хаоса и беззакония, творимых местной аристократией.

И папа, и имперские князья поддержали Генриха в его намерениях. Осенью 1310 года он прибыл в Лозанну, откуда и должен был начаться римский поход. Сюда же с богатыми дарами явились депутации почти от всех итальянских городов. Генрих перед легатом папы принес клятву быть покровителем церкви и не отправлять никакой юрисдикции в церковной области. Однако, когда он произвел смотр своих вооруженных сил, уверенности у короля поубавилось. Все его собравшееся в Лозанне войско состояло из 5000 человек, большая часть которых была наемниками и откровенным сбродом. Оставалось лишь рассчитывать на усиление армии после прибытия в Италию.

23 октября 1310 года король переправился в Италию, а 30 октября вступил в Турин. Шестьдесят полных событий лет прошло с тех пор, как Ломбардия видела последний римский поход германцев, и теперь она глубоко встревожилась. Этот король, в отличие от своих предшественников, явился для освобождения народов от их тиранов почти безоружным, но потребность Ломбардии в покое оказалась настолько высока, что надежда на его беспристрастие не позволила даже гвельфам задержать это шествие. Напротив, они, как и гибеллины, увидели в нем решающего судью. За несколько дней в Турине под знамена Генриха собралось 12 000 воинов.

1 ноября явилось и посольство от римлян, возглавляемое предводителями римских партий Колонна, Орсини и Анибальди. Его целью было как пригласить Генриха на императорскую коронацию, так и убедить папу вернуться в Рим и лично короновать нового императора. Здесь же было решено, что Людовик Савойский, вернейший приверженец и родственник Генриха, отправится в Рим сенатором, что он и сделал в конце 1310 года и был на год принят римским народом и утвержден папой.

Генрих VII обладал личными качествами, производившими благоприятное впечатление на окружающих вне зависимости от их статуса и был принят с одинаковым уважением и гвельфами и гибеллинами. Все города Ломбардии покорились римскому королю и получили императорских наместников. 6 января 1311 года Генрих принял ломбардскую железную корону у церкви Святого Амброзия из рук миланского архиепископа. При этом событии присутствовали депутации практически от всех значимых городов Италии, за исключением Венеции, Генуи и Флоренции. Казалось, возрождается старое королевство Италии, но Генриха подвела бедность.

Не имея достаточных собственных средств, король потребовал с Милана крупные суммы для своей императорской коронации и для содержания имперского наместника. Возник ропот, а Генрих еще и потребовал в залог мира 50 сыновей знатных домов обеих партий под предлогом сопровождения его в Рим. Могущественный гвельфский род Торри поднял восстание, и кровь впервые омрачила величие благородного короля.

Разбитые Торри бежали из города, а их дворцы были сожжены. Быстрое падение столь значительного гвельфского дома взволновало Ломбардию и уничтожило образ короля-миротворца. Лоди, Кремона, Крема и Брешия отпали от Генриха, что заставило его теперь, по примеру своих предшественников, подчинять города силой, теряя время и людей и меняя первоначальные планы.

Кремона покорилась снова, но разгневанный король впервые не выказал жалости. Город был разграблен, его стены срыты, а граждане брошены в тюрьмы. Эти обстоятельства вынудили Брешию сопротивляться до последней возможности. И если бы Генрих не терял время на осаду этого города, а сразу направился бы в Рим, ему бы сдались Болонья, Флоренция, Сиена, сам Рим и даже Неаполь. Во всяком случае так считали современники событий. Однако король решил во что бы то ни стало овладеть Брешией и потерял на этом четыре месяца, половину своего войска и существенные денежные средства.

Брешия, когда-то мужественно отбившая штурмы Фридриха II, и сейчас сопротивлялась геройски, но была, наконец, сломлена голодом и чумой. 18 сентября город сдался. Его стены снесли, но гражданам оставили жизнь. Городские ворота Генрих приказал отвезти в Рим в качестве трофея. Климент V, в силу ряда обстоятельств, не мог лично присутствовать на будущей коронации и назначил своими заместителями нескольких кардиналов. В их сопровождении Генрих 21 октября въехал в Геную, назначенную сборным пунктом для римского похода.

В Риме сенатор Людовик всячески старался расположить город на сторону короля, но был отозван Генрихом в Брешию. Тут же возобновилась вражда между Орсини и Колонна. Орсини обратились к Роберту Неаполитанскому с просьбой прибыть в Рим и воспрепятствовать намеченной коронации Генриха. Роберт отправил в Рим своего брата Иоанна с 400 воинами, которые заняли Ватикан, замок Святого Ангела и Трастевере. Город снова разделился на враждующие стороны, засевшие по замкам и ожесточенно сражавшиеся друг с другом.

Когда отправленный назад Людовик в ноябре 1311 года снова вошел в Рим в сопровождении людей Колонна, он обнаружил, что Орсини овладели большей частью крепостей, а его собственные наместники больше не повинуются ему. Более того, они соглашались вернуть Людовику оставленные им для защиты Капитолий и башню Милиции только за деньги. Сенатор поселился в Латеране, а мирный въезд Генриха на коронацию становился маловероятным.

16 февраля 1312 года король в сопровождении кардиналов и небольшого войска отплыл из Генуи и из-за шторма лишь 6 марта высадился в дружественной Пизе. Эта верная союзница германских императоров встретила его с ликованием и предоставила изобильные денежные средства. Сюда же начали стекаться гибеллины Романьи и Тосканы, в то время как отпадающие города Ломбардии уже прогоняли его наместников, а гонцы из Рима доносили, что в город прибывают свежие боевые силы гвельфов, сторонники императора теснимы, и единственный свободный проход по мосту Понте Молле находится в опасности.

Понте Молле. Джованни Баттиста Пиранези, 1762

23 апреля Генрих выдвинулся из Пизы с 2000 всадников и некоторым количеством пехоты. Не наткнувшись по дороге на гвельфов, это войско 1 мая достигло Витербо, принявший короля с почестями, откуда 6 мая в боевом порядке выступило на Рим. Мост Понте Молле уже год как был занят родом Колонна, и по нему войско Генриха свободно перешло к городской стене, где расположилось лагерем на ночь.

На следующее утро король въехал в Рим через ворота Порта дель Пополо и был встречен гибеллинским дворянством, духовенством и толпой народа. Избегая гвельфских кварталов они проследовали в Латеран через Марсово поле и базилику Санта Мария Маджоре. На всем этом пути Генрих видел баррикады, окопанные башни, лежащие в руинах дома и вооруженный народ. Особенно печальное зрелище представляла собой еще полуразрушенная Латеранская базилика. Обломки окружали короля, и среди обломков же он произнес свои первые молитвы.

С изумлением обозревал Генрих из Латеранского дворца наводящие ужас городские лабиринты, через которые ему предстояло добираться до собора Святого Петра. Церковь, оспаривавшая императорскую корону у большинства его предшественников, теперь сама охотно ее ему предоставляла, но коронации мешали несколько римских магнатов и безызвестный принц Иоанн, завладевший Ватиканом. Весь город разделился на две враждебные территории — средоточием гибеллинов был Латеран, а гвельфов — Ватикан.

Помимо Ватикана во власти Иоанна и дома Орсини находились замок Святого Ангела, район Трастевере со всеми своими мостами, Монте Джордано, Кампо ди Фиори, Сопра Минерва и множество других монументов и башен, свыше половины населенных частей Рима. Гибеллинам под руководством Стефана Колонна принадлежали кварталы Монти и Латеран, базилика Санта Мария Маджоре, Пантеон, Мавзолей Августа, ворота Порта дель Пополо и мост Понте Молле.

Капитолий и башня Милиции были в руках бывших наместников Людовика, Ричарда Орсини и Иоанна Анибальди, не определившихся на чьей они стороне. Правда, вскоре по прибытии Генриха, Капитолий они продали Иоанну. Графская башня принадлежала Конти, Колизей — Анибальди, Палатин — Франджипани, Театр Марцелла — Савелли. К башням и стенам домов были примкнуты деревянные и каменные баррикады с гарнизонами по 30 — 100 человек.

Глядя на все это, уже 10 мая Генрих VII попросил кардиналов устроить ему свободный проход в собор Святого Петра или, в случае невозможности такого прохода, провести коронацию в Латеране. Просьба была отклонена, и Генрих, не видя возможности быстрого прорыва, решился покорять Рим шаг за шагом. Первой, 13 мая, пала башня Трипицон. После нее король взялся за Капитолий, для овладения которым ему пришлось прибегнуть к хитрости.

Башня Милиции за рынком Траяна

На устроенный в Латеране пир явились явные друзья и скрытые враги Генриха: Колонна, Савелли, Конти, Анибальди и Тибальдески. Король сказал речь о цели своего прибытия в Италию, в конце которой потребовал от собравшихся определиться, на чьей они стороне. Стефан Колонна прямодушно подтвердил свою приверженность Генриху и предоставил в его распоряжение все свои замки, после чего был отпущен. Остальные присутствующие выказали свое повиновение, но с оговорками. Тогда разгневанный король под страхом смерти заставил их выдать ему свои городские замки. Так в руках Генриха оказались башня Милиции, башня Сан Марко, Графская башня, Авентин и Колизей, что позволило ему теснее охватить Капитолий.

21 мая на помощь Иоанну двинулись гвельфы из Флоренции, Лукки, Сиены и Перуджии, что заставило Генриха поторопиться со штурмом. 25 мая имперцы под предводительством Людовика Савойского взяли монастырь Санта Мария ин Арачели, после чего им сдался и гарнизон Капитолия. На следующий день имперцы приступили к штурму укреплений на Марсовом поле и в кварталах Понте и Парионе, чтобы расчистить путь к базилике Святого Петра. Как и в темные века, вместе со всеми сражались и закованные в панцири епископы и прочие священнослужители.

Орсини бежали, а их разграбленные дворцы горели. Войска Генриха уже достигли моста Сант Анджело, с другой стороны которого, в замке, находился Иоанн с предводителями гвельфов, но были отброшены назад, в квартал Колонна. К вечеру противники разошлись по своим позициям и наступило затишье. Прорыв к Святому Петру не удался, что не лучшим образом подействовало на императорскую партию. В то же время и флот Генриха, снаряженный пизанцами, был захвачен и уведен в Неаполь.

Ежедневная уличная война, опустошение города, недостаток во всем, беспрерывное возведение баррикад истощали терпение римлян. Генрих оказался вынужденным прибегнуть к милости народа. Он созвал парламент, и на площадь перед Капитолием явилось свыше 10 000 граждан. Здесь были объявлены вне закона все римляне, которые до назначенного срока не изъявят покорности, и, наоборот, покорным была обещана амнистия. Народное собрание утвердило эдикт и потребовало немедленного возобновления борьбы.

Однако Генрих не стал спешить. Предварительно он озаботился предоставлением себе через сенат права отправлять в Риме юрисдикцию, от чего ранее отказался в договоре с папой. Теперь его герольды потребовали на императорский трибунал трастеверинцев. Повиновались немногие, но, против ожидания, среди них оказались некоторые выдающиеся дворяне из противной партии, такие как юный Орсо, Петр де Монте Нигро и Анибальд, не желавший со времени сдачи башни Милиции возвращаться к брату. Это оживило надежды гибеллинов и изумило самоуверенных гвельфов.

Снова была предпринята попытка штурма замка Святого Ангела и снова она окончилась неудачей. Уставший Генрих требовал у кардиналов коронования в Латеране подобно тому, как оно однажды уже было совершено в подобных обстоятельствах 4 июня 1133 года над Лотарем. Папские легаты противились, ссылаясь на то, что их полномочия не предусматривали такую ситуацию. Чтобы сломить оппозицию кардиналов, имперцы сослались на волю народа, поскольку римляне утверждали, что подача голоса насчет коронации составляла их исконное право.

Сенат и народ вынесли парламентское решение, по которому коронация должна была состояться в Латеране, и кардиналы должны были совершить ее по воле народа. Однако легаты объявили, что должны сначала сделать донесение папе и дождаться его ответа. Так, среди ежедневных вылазок и стычек протекли две недели, и нетерпеливый народ наконец восстал. 22 июня толпа хлынула к башне Милиции и стала угрожать легатам смертью. После этого легаты пообещали провести коронацию, если в течение восьми дней от папы не будет получено никаких известий. Ожидание оказалось напрасным и коронацию назначили на день святых Петра и Павла.

Утром 29 июня на белом коне и в белых одеждах Генрих VII двинулся от Авентина к Большому Цирку, где, по обычаю, поклялся поддерживать римскую республику и ее законы. На пути его встречали духовные процессии, а два камергера бросали в народ золотые и серебряные монеты. В Латеране кардиналы провели коронационную церемонию, сделав оговорку, что были не уполномочены на это папой, а принуждены народом.

Все торжество носило поспешный характер и совсем не ободрило душу нового императора. Оно состоялось не в базилике Святого Петра, а среди обломков еще отстраивающегося Латерана, и впервые за все время существования империи при этом акте отсутствовал папа, который, по людским понятиям, только один и мог придать действию легитимность.

Император рвался домой. Еще больше этого желали его спутники, считавшие цель римского похода достигнутой. Иоанн не шел ни на какие соглашения, и тогда сенатор Бонсиньоре собрал перед Капитолием народный парламент и объявил римлянам, что итальянские неурядицы и невыносимая для немцев жара вынуждают императора покинуть Рим. Народ воспротивился с криком: сначала столица империи должна быть успокоена, император же может проводить лето с вельможами в близком Тиволи, воздух которого здоров и целебен. Опасавшийся восстания Генрих выразил готовность остаться и снова поселился в башне Милиции.

Вскоре летний зной действительно вынудил императора перебраться в Тиволи. А тем временем его боевые силы убывали. Под различными предлогами, а некоторые и тайно, его рыцари отбывали в Германию, и теперь, в Тиволи, с Генрихом оставались всего 900 человек. Силы же гвельфов наоборот прирастали подкреплениями из Тосканы, и уже Анибальди и Иоанн Савелли перед воротами Тиволи вызывали императора на бой.

Только сейчас, наконец, прибыли из Авиньона папские гонцы с письмами, в которых излагались условия коронации Генриха. С изумлением читал император послания Климента V, в которых тот не только не отлучил от церкви захватчика собора Святого Петра, но и требовал от Генриха заключить перемирие с Робертом Неаполитанским, покинуть Церковную область сразу после коронации и никоим образом не притеснять гвельфскую партию, а также вернуть римские замки их владельцам.

Собрав своих советников и римских юристов, Генрих немедленно опротестовал притязания папы на его императорскую власть. Непомерные требования Климента V, рабски повиновавшегося французскому королю, но желавшего повелевать императором, заставили Генриха, как во времена Гогенштауфенов, усомниться в праве папы вмешиваться в мирскую сферу. 9 августа он покинул Тиволи, чтобы через Рим, где у него и ранее не было желания оставаться, направиться в Тоскану.

Отъезд императора вызвал в Риме перемены. 20 августа тосканские гвельфы покинули город, чтобы вернуться на подвергшуюся опасности родину. Иоанн удалился в Неаполь. Однако война партий не прекратилась, поскольку ни Колонна, ни Орсини не желали сдавать своих позиций. Лишь после осознания явной бесцельности этой войны, ведущей к разорению города, побудило их, наконец, заключить договор. Через своих послов они пришли к соглашению отказаться от всяких общественных и личных усобиц, породниться путем взаимных браков и наконец вернуться к старой системе, по которой от обеих партий выбирались два сенатора.

Покинутые императором граждане снова оказались во власти аристократов, пекшихся лишь о собственных выгодах. Установив между собою мир, римляне отказались от всяких партий и в осознании своего бедствия взялись за оружие. Депутация предъявила знати ультиматум народа, потребовавшего участия в правлении городом выбранных им капитана и апцианов. После отклонения ультиматума граждане столь яростно бросились на Капитолий, что сенаторы бежали, не оказав сопротивления. За Капитолием сдались замок Святого Ангела, замок Милиции и Тибрский остров.

После этого капитаном провозгласили Иакова Арлотти из дома Стефанески. Его с триумфом проводили в Капитолий, а в помощь учредили общинный совет из 26 человек. Арлотти потребовал к себе предводителей аристократии, которые явились с безмолвным послушанием. Те же люди, которые безнаказанно глумились над императором, теперь с трепетом стояли перед капитаном римского народа. Как злоумышленники перед народом, они были закованы и брошены в темницы Капитолия, откуда их выпустили лишь после долгих уговоров и поручительств и выслали из города в поместья под страхом смерти в случае нарушения приговора. Ликующий народ приступом брал дворцы своих бывших угнетателей, и в это время, в который раз, было разрушено немало из еще чудом сохранившихся древних монументов.

После совершившегося переворота римский народ не придумал ничего лучшего, как обратиться за защитой к императору. Плебесцитом Рим был объявлен императорским городом, а Генрих VII получил приглашение вернуться на Капитолий и основать там свою резиденцию. Император должен был лишь признать, что принял свою власть от римского народа. Искусная легенда рассказывала про императора Константина, почтительно удалившегося в уголок империи на Босфоре, чтобы предоставить Рим одному папе, а теперь, как естественно могли рассуждать римляне, преемник Константина мог вполне удобно вернуться в свою законную резиденцию, после того как папа удалился на край Запада.

Генрих VII никогда серьезно не помышлял снова сделать Рим политической главой империи. Все прекрасно понимали, что однажды папа вернется, ибо лишь находясь в Риме он мог считаться главой христианского мира, а вдвоем с императором им не ужиться в одном городе. Если бы Генриху удалось овладеть Тосканой, то свою императорскую резиденцию он основал бы именно здесь, в Пизе или во Флоренции. Однако, предложение было важным для восстановления авторитета императора.

Климент V поспешил признать переворот, чтобы не настраивать против себя римский народ, и утвердил капитана в его должности, добавив к ней и сенаторство. К тому же, папе было выгодно ослабление родовой аристократии. Изгнанные же магнаты не оставляли помыслов о низвержении установившейся демократии, и когда одна из побед гвельфов отдала Лациум во власть Роберта Неаполитанского, они воспользовались предоставившейся возможностью. В сумерках они проникли в город, захватили Капитолий и бросили капитана в темницу. Правление Арлотти исчезло без следа, а Капитолий снова заняли изгнанные сенаторы Франциск Орсини и Счиарра Колонна.

В это время Генрих VII безуспешно пытался взять Флоренцию, а его армия таяла на глазах. Сняв, в конце концов, осаду, в начале марта 1313 года он отправился в верную Пизу, где был принят уже весьма сдержанно. Здесь Генрих провел несколько месяцев, готовясь к продолжению войны. Императорским указом он низложил Роберта Неаполитанского как врага империи и мятежника и приговорил его к смерти от руки палача. Роберт ответил публичным манифестом с объявлением войны преемнику Гогенштауфенов.

Пиза, Генуя, Фридрих Сицилийский и гибеллинская лига Италии снаряжали свои флоты и войска, чтобы по одному общему плану напасть войной на Неаполь. Германская империя также изъявила готовность поддержать своего императора. Но Климент V, опасаясь свержения анжуйской династии, поспешил отвратить гибель от короля Роберта. 12 июня он издал буллу, которой предавал отлучению всех, кто пойдет войной на неаполитанского короля и посмеет напасть на эту вассальную церкви область.

Тем не менее решение Генриха оставалось непреклонным. Наученный собственными ошибками, он более не собирался тратить силы на осаду попутных городов, а сразу обрушиться на Неаполь, завоевание которого сделало бы его безусловным повелителем Италии. Собрав достаточно сил и не дожидаясь прибытия подкрепления из Германии, 8 августа император выступил на Рим. Здесь он намеревался встретить гибеллинов Умбрии и Тосканы, после чего проследовать в Террачину на соединение с сицилийцами и генуэзцами.

План был хорош и имел высокую вероятность реализации, но он не учитывал смертельную болезнь императора. Напряжение похода, стоянки в открытом поле, нездоровый августовский воздух, возбуждение и разочарования подкосили силы Генриха, которые закончились у обложенной блокадой Сиены. В двух милях от города, в маленьком местечке Буонконвенто, император принял причастие из рук монаха доминиканца, простился со своими воинами и 24 августа 1313 года скончался. Экспедиция против Неаполя закончилась, едва начавшись.

Далее: Средневековье. 14 век. 1313-1342. Иоанн XXII и Людовик Баварский. Петрарка в Риме.
Назад: Город Рим в 13 веке

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Папское коронационное шествие в 13 веке

Уже в 11 веке вошло в обычай, чтобы папа, получивший посвящение у Святого Петра, в торжественном шествии возвращался в свою резиденцию в Латеран, а с 13 века стало принято, чтобы эта процессия в виде триумфального коронационного поезда двигалась через центр Рима по дороге, которая стала называться Виа Сакра или Виа Папае.

Принимая в свое владение базилику Святого Петра, папа отмечал и свое вступление в светское управление Римом и Церковной областью. Сразу после его посвящения епископами Остии, Альбано и Порто он садился в кресло на платформе лестницы базилики. Архидиакон снимал с его головы епископскую митру и при приветственных криках народа надевал ему царственную Regnum, круглую заостренную тиару, легендарную корону, будто бы принесенную Константином в дар папе Сильвестру. Изначально тиара была сделана из белых павлиньих перьев, но потом ее украсили драгоценными камнями и золотым обручем, а позднее окружили тремя диадемами. Вершина тиары была украшена карбункулом.

Коронация Целестина V

Коронуя папу, архидиакон произносил: «Прими эту тиару и знай, что отныне ты отец князей и королей, правитель мира, наместник на земле Спасителя нашего Иисуса Христа, Ему же честь и слава во веки веков». Христос и странствовавшие с босыми ногами апостолы были бы чрезвычайно удивлены при виде их преемника, облаченного в великолепные, блестящие золотом и драгоценными камнями одежды, который, встав с трона с короной на голове, как папа-король, садился на коня, покрытого алым чепраком. Если при этом присутствовали император или короли, то они держали ему стремя и некоторое время шли, держась за повод. Если же их не было, эту обязанность исполняли римские сенаторы и аристократы.

Все участники процессии садились на своих лошадей, потому что шествие было конное. Оно двигалось в следующем порядке: первой шла богато убранная лошадь папы без всадника, затем крестоносец на коне, двенадцать конных знаменосцев с красными знаменами в руках, два других всадника с золотыми херувимами на копьях, два морских префекта, скриниарии, адвокаты, судьи в длинных черных рясах, певческая капелла, диаконы, знатнейшие аббаты, епископы, архиепископы, аббаты двадцати римских аббатств, патриархи и кардиналы-епископы, кардиналы-пресвитеры, кардиналы-диаконы, все на конях, на которых иные старики едва могли держаться.

За ними следовал папа верхом на белом иноходце, которого справа и слева вели за узду сенаторы и аристократы. Возле него ехали протодиаконы и городской префект в сопровождении судейских коллегий. За ними следовали городские корпорации, милиция, рыцари и римская знать, в блестящих латах, с их фамильными гербами и цветами. Продолжавшееся несколько часов шествие этих духовных и светских владык, торжественное пение, звон колоколов, крики народа, разнообразие одежд, смешение церковного со светским — все это представляло удивительное зрелище, выражавшее в одной картине всю сущность папства.

Город был украшен венками. По пути папского шествия возвышались воздвигнутые мирянами триумфальные ворота, и при проходе под ними раздавались деньги. Пройдя через триумфальную арку императоров Грациана, Феодосия и Валентиниана, процессия направлялась в квартал Парионе, где папа подъезжал к башне Стефана Петри для выслушивания приветствия еврейской общины. Здесь стояла делегация детей Израиля, непоколебимых исповедников чистого, неподдельного монотеизма, с раввином синагоги во главе, державшим на плече завернутый в покрывало свиток Пятикнижия.

Римские евреи должны были приветствовать каждого нового папу в качестве главы государства, который милостиво давал им убежище в Риме, подобно тому как их предки ранее выражали свое верноподданство при вступлении на престол императоров. В суровом или благосклонном взгляде нового папы они читали свою будущую судьбу, в то время как раввин в знак верности подносил наместнику Христа книгу закона Моисея. Папа бросал на него лишь беглый взгляд, возвращал свиток назад раввину и говорил со снисходительной строгостью: «Мы признаем закон, но мы осуждаем мнения иудеев, ибо закон уже исполнен Христом, тогда как слепой народ иудин все еще ждет Мессии».

Евреи удалялись, сопровождаемые насмешливыми криками римской черни, а процессия продолжала двигаться через Марсово поле, причем в разных местах клир приветствовал папу пением гимнов, а народ, предаваясь карнавальному веселью, оглашал воздух радостными песнями. Чтобы умерить натиск толпы, а может и вспоминая древние обычаи, камерарии в пяти определенных местах разбрасывали деньги.

Пройдя по Форуму через триумфальные арки Септимия Севера и Тита, мимо Колизея и церкви Святого Климента, процессия достигала Латеранской площади. Здесь папу с торжественным пением встречал Латеранский клир. Понтифика провожали к портику, где он садился на древнее мраморное кресло, sella stercoraria. Символическая церемония глубочайшего унижения верховного главы христианства, сидевшего на стуле с таким названием, есть, может быть, самый странный из средневековых обычаев.

Подходившие кардиналы поднимали святого отца с унизительного седалища, произнося утешительные слова Писания: «Он воздвигает бессильного из праха и бедного из грязи». Продолжая стоять, папа брал у одного из камерариев три пригоршни золота, серебра и меди и бросал в народ, говоря при этом: «Золото и серебро не для меня; но что имею, то даю тебе». Затем он молился в Латеране, принимал, сидя на троне за алтарем, выражение преданности от капитула базилики, проходил через дворец, который принимал в свое владение, присаживался и переходил с места на место, затем опускался в лежачем положении на древнее порфировое ложе напротив часовни Святого Сильвестра, где настоятель Латерана вручал ему пастырский жезл и ключи от церкви и от дворца.

Потом папа садился на другое порфировое кресло и возвращал настоятелю эти знаки власти. Его опоясывали красным шелковым поясом, на котором был подвешен кошелек, заключавший в себе мускус и двенадцать печатей из драгоценных камней, символов апостольской власти и христианской добродетели. В это время все дворцовые служащие допускались к целованию ноги папы. Он три раза бросал в народ серебряные денары, говоря: «Он рассыпал и давал бедным; правосудие Его пребывает вовеки». Далее папа молился в теперь своей домовой часовне Sancta Sanctorum перед мощами святых, и отдыхал на троне в часовне Святого Сильвестра, держа в руках открытую митру, в которую он складывал обычные денежные приношения, в то время как целый ряд кардиналов и прелатов преклонял перед ним колена.

Затем следовало принесение присяги римским сенатом в Латеране и, наконец, банкет в столовой зале. Папа сидел один за столом, уставленным драгоценной посудой, а прелаты и знать, сенаторы и префект с судьями занимали места за другими столами. Самые благородные сановники служили ему. Присутствовавшие на пиру короли подносили первые блюда и затем скромно занимали свои места за столом кардиналов.

Таковы основные черты больших папских коронационных процессий, сохранявшиеся до начала 16 века.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Город Рим в 13 веке

13 век стал для Рима эпохой партийной борьбы, изгнания пап и сенаторов и дальнейшего разорения города, что, конечно, не способствовало созданию или хотя бы сохранению памятников гражданской архитектуры. Магнаты строили только башни, папы — госпитали и резиденции, сенаторы исправляли городские стены. В это время не находится почти ни одного известия об общегородских постройках. Совершенное молчание касается состояния водопроводов, и только один раз говорится о том, что Григорий IX (1227-1241) велел вычистить сточные трубы и отстроить мост Святой Марии.

Рим был погружен в развалины. Ни одно общественное учреждение не наблюдало за сохранностью памятников. Землетрясения, наводнения, городские войны, постройка дворянских башен, реставрация церквей, нужда в мраморе для мраморщиков и спрос на него со стороны чужестранных покупателей — все это вело к разрушению памятников, и мусор все плотнее и плотнее накрывал древний город. В глубине как бы потонули многие произведения искусства. Спрятанные от современников, продолжавших свою дикую борьбу, они вновь появились на свет лишь в позднейшее время как свидетели классического прошлого.

Рельеф города в 13 веке представлял собой самую удивительную картину. Рим того времени был похож на обширное, обнесенное покрытыми мхом стенами поле, с холмами и долинами, с пустыми и встроенными земельными участками, из которых выдавались темные башни или замки, серые, разрушающиеся базилики и монастыри, окруженные растительностью монументы колоссальной величины, разрушенные водопроводы, ряды колонн от храмов и отдельные колонны, триумфальные арки с надстроенными на них башнями.

Среди развалин лежала запутанная сеть узких улиц, прерываемых грудами мусора. Желтый Тибр тек среди этого запустения под частично обвалившимися каменными мостами. Внутри древних стен Аврелиана находились пространства или под пустырями, или под земледельческой обработкой, равные по величине целым поместьям, с выдающимися развалинами. Виноградники и огороды были разбросаны, как оазисы, по всему городу, даже в центральной части нынешнего Рима, около Пантеона. Спуск от Капитолия к Форуму, на мусоре которого стояли башни, был покрыт виноградниками точно также, как и Палатин. Термы и цирк заросли травой и кое-где были совсем заболочены.

Всюду, куда обращался взгляд, были видны мрачные укрепленные башни с зубцами, выстроенные из древних памятников, укрепления самой оригинальной формы, сложенные из кусков мрамора и кирпича замки и дворцы гвельфской или гибеллинской аристократии, сидевшей на классических холмах, среди развалин, и опьяненной взаимной враждой, будто Рим был не городом, а земельным участком, оспариваемым посредством ежедневной войны. В то время в Риме не было человека «благородного» происхождения, который не владел бы башней. Отдельные роды жили в мрачных, огражденных тяжелыми цепями жилищах со своей родней и слугами, время от времени выходя оттуда, чтобы воевать со своими наследственными врагами.

В Трастевере стояли башни родов Папа и Романи, Нормании и Стефанески, к которым позднее присоединилась крепость рода Ангвильяра. На Тибрском острове возвышались башни Франджипани, которые в середине 13 века принадлежали префекту Вико. Сейчас из мостовых башен осталась только одна.

Ватиканским кварталом, где вокруг базилики Святого Петра стояли маленькие дома, а также замком Святого Ангела с середины 13 века владели Орсини, и уже поэтому Николай III составил план постройки своей Ватиканской резиденции, которая находилась в округе его собственного рода. Владея крепостью Святого Ангела, Орсини господствовали над подступами и к Ватикану, и к городу, где они занимали по эту сторону реки еще и местностями Понте и Парионе. Их дворцы находились на Монте Джиордано и в развалинах театра Помпея на Кампо ди Фиоре, где теперь расположен дворец Пио.

Вдоль городского берега реки, в кварталах Понте, Париони, Регола и Сант Анджело до Капитолия возвышались башни многих родов. Массими уже жили там, где находится их нынешний дворец. Маргани и Стации выстроились в цирке Фламиния. Бонфилии, Аматески, Калицуки, Боккападули и Буккамаца жили в соседних кварталах. В театре Марцелла еще держались Пьерлеони, хотя сила этого рода в 13 веке уже стала настолько ничтожной, что их имя почти не появляется в городской истории, однако их главный замок, находившийся в Марцелловом театре, дворец Пьерлеони, перешел к Савелли только в следующем веке.

Театр Марцелла

Большое Марсово поле хотя и представляло много развалин, годных для постройки, но из-за своего расположения не отличалось достаточной безопасностью. Этот квартал был подвержен наводнениям от разливов Тибра, а потому был мало заселен и большей частью находился под огородами, редко становясь театром городских войн. Здесь находились главные замки рода Колонна — Мавзолей Августа и Монте Читорио. Кроме того, этому роду принадлежала часть города от от Порта дель Пополо до Квиринала.

Мавзолей Августа сегодня

Миллини и Сангвиньи построили свои башни на развалинах стадиона Домициана, а Синибальди и Кресченци владели укрепленными дворцами в квартале Пантеона. Но самые большие дворянские замки находились в настоящем Древнем Риме, на холмах, спускавшихся к Форуму и Большому Цирку. Эта местность представляла собой арену средневековой истории Рима с тех пор, как городская община расположилась в Капитолии. Запустевшие холмы получили новую жизнь и отчасти снова заселились, несмотря на недостаток в воде.

На Целии и Палатине властвовали Франджипани, хотя Анибальди из Латеранского квартала уже оспаривали у них владение Колизеем, значительная часть которого обрушилась во время землетрясения бывшего 1 июня 1231 года. Септизониум на Палатине, башня Картулария, триумфальные арки Тита и Константина, арка Януса и башни в Большом Цирке также принадлежали Франджипани.

Палатин с его императорскими дворцами находился в совершенном упадке и был заселен только монахами, духовенством и служащими Франджипани, хотя сведущий человек, вероятно, еще мог различить в нем дворцы Августа, Тиберия, Калигулы, Нерона и Домициана. Целий был более населен, потому что еще в 1289 году там находилась древняя улица, называвшаяся Caput Africae. Квартал вокруг Колизея и по направлению к Латерану был тоже местами заселен. В служебнике Ченчиуса у Колизея обозначены 23 дома, в том числе принадлежащие фамилиям Манчини, Райнучи, Булгарелли и Красси.

Императорские дворцы на Палатине

Авентин был занят родом Савелли, давно владевшим дворцом около Санта Сабины. Принадлежавший к этому роду Гонорий IV (1285-1287) хотел вновь заселить опустевший после времен императора Оттона III холм и приглашал римлян строиться там, но недостаток воды не дал развиться этому району. Значительно многолюднее были склоны Эсквилина, поскольку здесь находилась такая значимая церковь, как Санта Мария Маджоре, а вот Виминал покрывали пустыри и виноградники. Развалины отдаленных терм Диоклетиана не привлекли к себе ни одной благородной фамилии для постройки там своего замка.

Зато склонами Квиринала вблизи Форума владели могущественные роды. В 13 веке именно эта местность была главной ареной борьбы партий, так как здесь жили Пандульфи из Субуры, Капоччи, поселившиеся в термах Траяна, и Конти, а вблизи, в термах Константина, находился четвертый замок Колонна, древнее местопребывание графов Тускуланских. Еще и теперь на этих склонах стоят гигантские остатки двух башен той эпохи. В то время как другие дворянские замки погибли, «графская башня» и «башня милиции» сохранились в виде значительных остатков, столь же несокрушимых, как и постройки античного Рима.

«Графская башня», или башня Конти, относится к эпохе могущества рода Иннокентия III (1198-1216). Честолюбивый Рихард Конти построил ее на средства своего брата папы на древнем форуме Нервы, и отсюда его род вел борьбу против республиканской свободы Рима. Гигантские развалины форумов Августа, Нервы и Цезаря были превращены в крепость, и Конти воздвигли ее в виде господствующей над городом цитадели, которая могла держать в страхе и Капитолий, и башни Франджипани. Ее основанием послужили туфовые четырехугольные плиты, а стены были сложены из обожженного кирпича.

Башня Конти за императорскими форумами

Она была четырехугольная и сверх громадного основания состояла из трех суживающихся ярусов с тройной зубчатой надстройкой, которая, казалось, уходила за облака. Она считалась самой великолепной из всех городских башен, даже чудом строительного искусства, но отличалась лишь своей колоссальной величиной, а вовсе не архитектурной красотой. Землетрясение 1348 года разрушило лишь верхний ее этаж, и только Урбан VIII (1623-1644) велел разломать башню до размеров ее сегодняшних остатков.

Двойником башни Конти была еще более величественная по своему высокому положению башня Милиции. Римляне припоминали, что сады Мецената и дом поэта Вергилия находились в этой местности. Башня стоит на склоне Квиринала, над форумом Траяна. В Средние века этот квартал назывался Бибератика и простирался от Квиринала через Магнанаполи до Форума Траяна и церкви Санти Апостоли. Сама башня дала название улице Контрата Милициарум. Время ее постройки неизвестно, но архитектурный стиль и способ постройки стен, сходный с графской башней, указывают на Иннокентия III или Григория IX (1227-1241). Возможно, раньше на ее месте стояла более древняя башня.

Башня Милиции за рынком Траяна

Башня милиции возвышалась на своем широком и высоком основании в виде четырехугольного с зубцами колосса. На нижнем этаже находилась вторая, менее широкая надстройка, тоже четырехугольная и разделенная мощными пилястрами. Наконец, на ее зубчатой платформе возвышалась плоская сверху четырехугольная башня еще меньшего размера. Все сооружение соединялось с зубчатым укреплением и вместе с ним составляло целый замок. Во второй половине 13 века башня принадлежала Анибальди, от которых перешла к Гаэтани. Обладание ею считалось столь важным, что ее владельцы получали особый титул — Dominus Miliciarum Urbus (господин городской милиции) — и, вероятно, право содержать в этой городской крепости войско.

Когда обе эти башни стояли в законченном виде неподалеку одна от другой, они должны были производить сильное впечатление .Они возвышались над всем Римом и были видны уже за несколько миль от города. Эти колоссы дают самое ясное понятие о сущности римского характера в Средние века. Здесь не видно ни понимания формы, ни чувства прекрасного, но видна мрачная и величественная сила.

Под постоянной угрозой от всех этих ближайших дворянских замков на Капитолии стояло здание Сената, в котором располагалось и жило правительство республики. Тот факт, что торжественные государственные акты совершились при Карле Анжуйском в монастыре Санта Мария ин Арачели, говорит лишь о том, что здание сената не было для этого достаточно вместительным.

Первоначальный вид сенаторского дворца в 12 и 13 веках остается неясным. На городском плане времени Иннокентия III дворец имеет вид четырехугольника с зубцами и боковой башней, а фасад содержит лишь два полукруглых окна и входную дверь без лестницы. Однако этот рисунок очень груб и неточен. Около 1299 года, вероятно по случаю юбилея, этот дворец был перестроен сенаторами Пьетро ди Стефано и Андреа де Норманни, чьи подписи сохранились в списках. При них была выстроена поддерживаемая колоннами открытая зала, предназначенная для заседаний суда. Запись 1300 года говорит об opus marmoreum, присоединенным ко дворцу сенаторами Риккардо Анибальди и Джентиле Урсини. В это же время была пристроена и наружная лестница. Нет сомнений, что все эти новые постройки сопровождались разграблением руин Капитолия.

Дворец Сенаторов

Сенаторский дворец был удивительным зданием, наполовину античным, наполовину варварским, стоявшим на памятниках древних римлян и окруженным развалинами величия Капитолия, когда-то господствовавшего над миром. Эмблемой римской республики в то время был лев, и в Капитолии в клетке держали живого льва. А над одной из дверей дворца был изображен лев, кротко смотрящий на своего львенка. Каждый сенатор при своем вступлении в должность подводился к этой картине, чтобы проникнуться смыслом написанного там двустишия, призывавшего к великодушию.

13 веку принадлежит первый дошедший до нас план средневекового Рима. Изображение на нем грубое, но очень ценное, поскольку пытается воспроизвести город, каким он был при Иннокентии III. На плане присутствуют главнейшие объекты Рима, как античного, так и средневекового. В основании, как рисунка, так и названий, очевидно лежит Mirabilia.

В заметках на полях плана сказано: «Рим был обращен в пепел при герцоге Бренне, затем он оплакивал свой пожар при Аларихе и младшем сыне короля Галаона Британского. Он печалился о ежедневном уничтожении своих развалин. Как обессиленный старец, он едва может держаться прямо, опираясь на чужой посох. Старость его ни за что не заслуживает почтения, кроме мусорных куч античных камней и покрытых развалинами следов прошлого. Святой Бенедикт, епископ Канузии, сказал, когда Рим был разрушен Тотилой: «Рим не будет уничтожен народами, но будет потрясен бурями, молниями, ураганами и землетрясениями и истлеет сам собой»».

Далее: Средневековье. 14 век. 1301-1313. Начало Авиньонского пленения и император Генрих VII.
Назад: Средневековье. 13 век. 1280 — 1300 гг

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Культура Рима в 13 веке

В 13 веке знание, наконец, начало брать верх над варварством. И хотя сам Рим в этом процессе не находился в первых рядах, из 18 пап, правивших с 1198 по 1303 годы, большинство были людьми учеными. Прогрессивный век требовал, чтобы папский престол занимали не святые, а люди науки, в особенности науки права. Поскольку в Вечном Городе к этому времени еще не было ни одного высшего учебного заведения, благородные римляне посылали своих сыновей в Париж и Болонью, где они изучали схоластику и получали академическую степень магистра. С 1222 года стала блистать своей высшей школой Падуя, а с 1224 года — Неаполь.

Отсутствие университета в Риме можно объяснить лишь тем, что сами папы противились его учреждению. По всей вероятности им казалось опасным как возрастание образованности вообще, так и возбуждение умов вследствие скопления в городе многочисленной молодежи.

Однако, учение в чужих краях было для римлян дорого и затруднительно, а потребность в ученых-законоведах для курии и городских трибуналов неуклонно росла. Появилась и настоятельная потребность собрать и привести в порядок законы, изданные папами. Это побудило Иннокентия IV (вероятно, он сам был профессором в Болонье) издать указ об учреждении общественного училища правоведения, состоящего в связи с папским дворцовым училищем.

В 1261 году по приглашению Урбана IV в Рим прибыл Фома Аквинский. Великий схоластик преподавал в дворцовой школе философию и мораль до 1269 года. Фома скоро убедился, что схоластика здесь не имела под собой никакой почвы. Рим никогда не был отечеством философии — отвлеченное мышление оставалось чуждым людям права и практической деятельности. Даже талантливые римляне не находили в Риме места для своей деятельности и предпочитали преподавать в иностранных университетах. Напротив, при папском дворе находились ученые-иностранцы, которые занимались философией, астрономией, математикой и медициной и переводили на латинский язык греческие и арабские сочинения.

Помимо правоведения большое развитие в Италии получила историография. И снова мы замечаем, что и в этой области Рим все еще находился на последних ролях, а лучшие сведения о римской городской истории можно почерпнуть лишь из английских (!) хроник. Римским сенаторам даже не пришла мысль поручить какому-нибудь писцу ведение летописи, и ни один римлянин не вздумал написать историю своего родного города. Не существует никакой городской хроники 13 века, и ее отсутствие не может быть восполнено документами городского архива, потому что и их нет. Лишь в небольшой части история Рима может быть дополнена из «Liber Pontificalis (жизнеописаний пап)».

Начавшая проникать в Италию поэзия также не нашла отклика в римлянах. Старинная рукопись, хранящаяся в Ватикане и заключающая в себе поэтические произведения первых веков народного творчества, не называет ни одного римского имени, кроме дона Энрико, римского сенатора и инфанта Кастилии. Народный язык Италии, употреблявшийся в поэзии, не нашел для себя культуры в Риме. Римляне относились к нему с явным пренебрежением. Данте же, напротив, с обидным презрением называл их городское наречие «жалким языком римлян», грубым и неприятным, как и их нравы.

Однако мы все же имеем латинские стихи римлянина времен Бонифация VIII, кардинала Иакова из старинного транстеверинского рода Стефанески. Он с чувством удовлетворения рассказывает, что в Париже изучал свободные науки, в Болонье — право, а сам для себя — Лукана и Вергилия, чтобы воспользоваться ими как образцами. Иаков Стефанески воспел в трех стихотворениях бесславную жизнь Целестина V и вступление на престол Бонифация VIII, которому он был обязан кардинальским званием и память которого мужественно защищал.

Церковная архитектура Рима 13 века ограничилась реставрацией старых базилик. Особой щедростью здесь отличился папа Иннокентий III (1198-1216). В длинном списке его даров не забыта почти ни одна римская церковь. В базилике Святого Петра он украсил трибуны мозаикой и восстановил притвор, разоренный Фридрихом Барбароссой. Эту реставрацию довершили Гонорий III (1216-1227) и Григорий IX (1227-1241). Последний украсил фасад собора мозаичной картиной, изображавшей Христа между Богоматерью и Святым Петром, четырех евангелистов и его самого у ног Спасителя.

В Ватиканском дворце Иннокентий III продолжил начатое его предшественниками, воздвигнув более обширное здание и обнеся его стенами с башенными воротами. Беспорядки в Риме, где Латеран был ареной свирепой междоусобной войны, сделали необходимым для пап иметь укрепленное место жительства около базилики Святого Петра. Николай III (1277-1280) освободил от построек подступы к Ватикану и положил начало его садам, которые тоже обнес стенами с башнями. В первый раз после многих столетий Рим увидел создание парка.

Николай III отреставрировал также Латеранскую базилику и Латеранский дворец. Грациозная новая постройка Николая III, Sancta Sanctorum, или домовая часовня пап, обложенная внутри мрамором, украшенная витыми колоннами под готическим фронтоном, мозаикой и живописью, представляет собой единственный сохранившийся до сих пор остаток старинного Латеранского дворца.

Деятельность пап не обошла стороной благотворительные учреждения. Иннокентий III основал больницу и воспитательный дом Сан Спирито, к чему его побудили насмешки римлян, осуждавших его за построение в честолюбивых целях своего дома гигантской башни Конти. Это заведение было расширено последующими папами.

Госпиталь Сан Спирито сегодня

Несколькими годами ранее возник госпиталь Святого Фомы на Целии, около арки Долабеллы, получивший название ин Формис от проходившего рядом водопровода. Иннокентий III передал его уроженцу Ниццы Иоанну де Мата, основавшему орден тринитариев с целью выкупа христианских невольников. Маленькая церковь в измененном виде существует до сих пор, но от госпиталя сохранился лишь остаток древнего портала при входе на виллу Маттеи. Третью больницу основал в 1216 году в Латеране кардинал Иоанн Колонна, четвертую, Сан Антонио Аббате при базилике Санта Мария Маджоре, учредил кардинал Петр Капоччи.

С середины 13 века в Рим проникает готический стиль, который мы впервые встречаем в часовне Sancta Sanctorum. Он был принесен нищенствующими монахами из Северной Франции и приспособлен к итальянскому пониманию искусства. Однако сама по себе готическая архитектура не получила развития в классическом Риме, за исключением церкви Санта Мария сопра Минерва, постройка которой была начата по распоряжению Николая III в 1280 году. Эта наполовину готическая церковь в течение долгих столетий оставалась единственной сколько-нибудь значительной новой постройкой в столице христианского мира.

Только в реликвариях над алтарями и в надгробных памятниках преобладала в Риме в конце этого столетия готическая форма, соединенная с римскими мозаичными украшениями. Многие из этих произведений искусства, принадлежащие к наиболее интересным памятникам Средневековья, до сих пор сохранились в римских церквях.

Поскольку Рим был усыпан драгоценными мраморными обломками, здесь возникло специальное искусство мозаики из кусков мрамора. Отламывали мраморные плиты от античных зданий, распиливали великолепные колонны, чтобы получить материал для декоративных украшений, особенно для полов в церквях, которые искусно выкладывались кусками порфира, серпентина, джиалло, белого и черного мрамора. Мозаикой украшались реликварии, амвоны, алтари, надгробные памятники, епископские престолы, пасхальные канделябры, колонны, арки и фризы в монастырских дворах.

Все эти работы, особенно полы в церквях, свидетельствуют о постоянном разграблении великолепия античного Рима. Изобилием мрамора пользовались ежедневно, но так и не могли его истощить. Мраморщики грабили для своих надобностей и катакомбы, вследствие чего погибло множество надписей.

Из среды таких римских каменщиков в конце 12 века выделился замечательный род Космато, имевший большое значение для местного искусства. Эта семья, деятельность которой наполняет целое столетие, происходила от некоего мастера Лаврентия, который вместе со своим сыном Иаковом впервые появляется около 1180 года. Семья процветала в их детях и внуках в течение многих поколений, носивших имена Козьмы, Иоанна, Луки, Деодата. И хотя имя Козьмы встречается в этой семье лишь один раз, она вся, по какой-то причине, была названа по этому имени.

Работа Космато возвысила Рим, дав ему оригинальный художественный стиль под названием Косматеско, и наполнила Лациум, Тусцию и даже Умбрию произведениями, которые по своей природе соединяли в себе архитектуру, скульптуру и мозаичную живопись. Род и школа Космато угасли в Риме в то самое время когда папство, которое начало покровительствовать искусству, удалилось из Рима во Францию. Их самих и их деятельность поглотила тьма римского запустения, последовавшего за Авиньонским пленением.

Пол, оформленный в стиле Косматеско

Еще с 8 века умерших пап и кардиналов стали хоронить в церквях. Долгое время место погребения обозначалось только плитой в полу с именем, датой смерти и словами: «Да покоится в мире душа его». Позднее рядом с надписью стали вырезать на камне изображение свечи. Теперь же, начиная с 13 века, на надгробии стали изображать самого умершего или рельефно, или в виде очертания, покоящегося на подушке, со сложенными крестообразно на груди руками, с фамильными гербами по бокам головы и латинской надписью по краю плиты.

Статуя Карла Анжуйского. Арнольфо ди Камбио, 1277

Изобразительное искусство того времени развивалось только в церкви и состояло на ее службе. Существовало лишь одно единственное исключение — сооружение в Капитолии по постановлению сената статуи, изображающей Карла Анжуйского в натуральную величину. В древнем Капитолии, где римляне когда-то воздвигли в честь своих героев и тиранов столько статуй, что их разбитые части еще валялись кругом в пыли, позднейшие потомки поставили грубо и безискусно сделанное мраморное изображение галльского завоевателя, их сенатора.

Образцом для статуи Карла Анжуйского могла быть сходная с ней статуя великого Фридриха, однако и сам король Карл служил моделью для своей статуи, так что она есть настоящий портрет с натуры. Статуя является неоценимым памятником средневекового Рима, отделенным веками варварства от мраморных статуй античности. Она полна энергии и выразительна в своей грубой реальности. Резец несовершенного художника 13 века передал натуру Карла, не идеализировав ее.

Большее значение, чем скульптура, получила в Риме живопись, имевшая свои зачатки в древних базиликах. Наиболее старые из сохранившихся картин 13 века находятся в базилике Сан Лоренцо и относятся ко времени Гонория III. По его приказанию притвор и интерьер церкви были расписаны фресками. В них виден грубый, но живой характер неразвитого искусства, и они свидетельствуют о применении фресковой живописи на больших поверхностях стен уже в начале 13 века.

Джотто. Бонифаций VIII

Во второй половине 13 века наступило время Чимабуэ и Джотто. Как памятник пребывания Чимабуэ в Риме можно рассматривать изображения римских монументов и план города, находящийся в церкви Святого Франциска в Ассизи. Джотто писал в Риме между 1298 и 1300 годами. Его фрески в базилике Святого Петра и в Латеранской юбилейной ложе Бонифация VIII, к несчастью, погибли. Только обломок фрески работы Джотто, изображающий Бонифация VIII с портретно правильными чертами, объявляющего из ложи о наступлении юбилейного года, можно видеть и теперь под стеклом в Латеране.

Мозаичная живопись, римское национальное искусство, пришла в упадок после 6 века и стала вновь пробуждаться в 12 веке. В 13 веке тосканское влияние поспособствовало ее мощному развитию, не изменив при этом ее римско-христианского идеала. В конце 13 века в Риме процветала школа мозаистов, во главе которой навеки прославился Джакопо делла Туррита со своим товарищем Иаковом де Камерино. Полагают, что оба они были монахами ордена миноритов.

Туррита исполнил скульптурную работу Латеранской трибуны при Николае IV (1288-1292) в виде ряда изображений святых и символов с таким богатством живописи, какого Рим не видел уже несколько столетий. Центральным пунктом всей композиции является сверкающий драгоценными камнями крест под более древним поясным изображением Спасителя. Оба новых святых, Франциск и Антонии, помещены здесь точно под апостолами, но в качестве вновь принятых — в самом скромном виде.

Лучшее произведение Туррита было создано им в базилике Санта Мария Маджоре, где Николай IV и кардинал Иаков Колонна поручили художнику покрыть мозаикой трибуну. Главное место здесь занимает группа коронования девы Марии Спасителем — большая картина на лазурно-голубом фоне. Сонм ангелов парит кругом. Заказчики Николай IV и кардинал изображены коленопреклоненными в уменьшенном масштабе. Напротив, оба новых героя церкви, Франциск и Антоний, изображены во весь рост, в таком же виде, как и апостолы.

Перед этой же базиликой в ее большой внешней лоджии видна мозаика, выполненная в конце столетия Филиппом Риссути по заказу кардиналов Иакова и Петра Колонна. Это Христос на троне между святыми, а также сцены, относящиеся к легенде о постройке базилики.

базилика святого петраРаботал с мозаикой и Джотто. Кардинал Иаков Стефанески поручил ему исполнение знаменитой мозаики, известной под названием «Навичелла», украшавшей ранее преддверие базилики Святого Петра, а теперь вделанной в стену над входом в притвор. К сожалению, это произведение потеряло свою первоначальную прелесть вследствие позднейшей реставрации. Мозаика изображает церковь в виде плывущего в бурю по морю корабля Святого Петра, в то время как верховный апостол идет ко Христу по волнам Галилейского моря.

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 13 век. 1280 — 1300 гг

Смерть папы Николая III привела к очередным беспорядкам в городе. Против поднявшихся высоко Орсини восстали Анибальди, причем на сторону последних встал и народ. Сенаторов прогнали, а на их место назначили новых, из разных партий, — Петра Конти и Джентилиса Орсини. Выборы же папы оказались куда более бурными, с захватами кардиналов и побоями. Победу одержала партия Карла Анжуйского, и 22 февраля 1281 года папой был провозглашен француз Симон, кардинал церкви Святой Чечилии. Он занял Святой престол под именем Мартина IV.

Мартин IV

Упрямые римляне не позволили Мартину принять сан у собора Святого Петра, и папа отправился в Орвието, наложив отлучение на Витербо за совершенное во время выборов насилие. Однако, через некоторое время беспорядки улеглись, и 10 марта посланники римского народа на коленях поднесли Мартину документ, назначающий его пожизненным сенатором. Будучи ставленником Карла, Мартин IV «пришел к заключению», что настоящим устроителем мира в Риме может быть только король, и 30 апреля, к полному удовольствию последнего, передал сенаторство Карлу Анжуйскому на время собственной его, папы, жизни.

Карл снова принял звание, только что отнятое у него Николаем III, а в Капитолии после короткого перерыва опять управляли французы. Наместники Карла являлись туда со всей пышностью сенаторской власти, в красных одеждах с меховой опушкой, подобных тем, какие носили государи. Ежедневно они получали на свое содержание унцию золота и имели при себе одного рыцаря в качестве заместителя и второго в качестве маршала с сорока кавалеристами. В их распоряжении находились восемь капитолийских судей, двенадцать нотариусов, герольды, привратники, трубачи, врач, капеллан, от тридцати до пятидесяти караульных на башнях, сторож при льве, которого в виде эмблемы держали в клетке в Капитолии, и другие служащие.

Могущество Карла, а с ним и всей гвельфской партии мгновенно выросло по всей Италии. Его еще раз признали защитником церкви, а Мартин IV настолько находился под его властью, что все важнейшие должности от Сицилии до реки По были отданы французам. Тем не менее, 29 марта 1282 года на Сицилии вспыхнуло восстание, известное как Сицилийская вечерня. Жители острова перебили всех французов и обратились к защите церкви. Испуганный Мартин оттолкнул их от себя, и тогда эта геройская нация дала первый победоносный пример отказа целой страны от ленной связи с церковью.

Петр Арагонский

В конце августа Петр, король Арагонский, вступил в Палермо, где принял от народа корону Сицилии. Будучи зятем Манфреда, он явился наследником и представителем прав Гогенштауфенов, в третий раз выведя этот швабский род на арену истории. Карл поспешил вернуться в свое королевство, но потерпел поражение. Воодушевленные гибеллины взялись за оружие в итальянских республиках; от папы отпала Перуджия.

Как всегда, Рим не остался в стороне. Злейшие враги Карла Орсини организовали сопротивление в Палестрине. Сами римляне снова отказались повиноваться и королю, и папе. Даже голод, возникший осенью 1283 года, только усилил всеобщее возбуждение, а 22 января 1284 года Орсини взяли верх, захватив Капитолий и перебив занимавших его французов. Сенаторскую власть Карла объявили уничтоженной и установили народное управление. Городским военачальником и защитником республики был выбран Малабранка, родственник Орсини.

Мартин IV заявил жалобу на нарушение его прав, но вскоре уступил. Он утвердил Джованни Цинтия в звании капитана города Рима на шесть месяцев, признал совет старшин, избранных ремесленными гильдиями, и согласился на то, чтобы римляне назначили просенатора, который должен был вместе с капитаном управлять в Капитолии. Благоразумная уступчивость папы успокоила мятеж. Состоялось публичное примирение партий, было признано устранение наместничества Карла, и народ охотно принял двух папских наместников с сенаторской властью — Анибальда, сына Петра Анибальда, и могущественного Пандульфа Савелли.

В следующем, 1285 году умерли и Карл Анжуйский, и Мартин IV. Король умер 7 января в Фоджии, а папа — 28 марта в Перуджии, которая снова подчинилась церкви.

Гонорий IV

Одним из последствий освобождения церкви от долгого протектората Карла стало возведение на папский престол римлянина. Это произошло 2 апреля 1285 года в Перуджии, а 15 мая, уже в Риме, Иаков Савелли, кардинал церкви Санта Мария ин Космедин, брат сенатора Пандульфа Савелли, принял посвящение под именем Гонория IV. Римляне, уже по традиции, передали ему на пожизненный срок сенаторскую власть, а он, в свою очередь, утвердил в сенаторском звании Пандульфа.

Оба брата были разбиты параличом, но обладали здоровым духом, благоразумием и энергией. Гонорий не мог ни стоять, ни ходить без опоры, а Пандульфа носили на стуле, однако правили они так строго, что Рим наслаждался спокойствием. Улицы стали безопасны, поскольку разбойников просто перевешали, а буйная знать не осмеливалась производить беспорядки. Гонорий снял с Витербо наложенный Мартином IV интердикт, но город должен был срыть свои стены и передать Орсини ряд своих укреплений.

Правление Гонория IV оказалось непродолжительным. 3 апреля 1287 года он умер в своем дворце на Авентине, оставив свой род богатым и уважаемым. Кардиналы собрались на конклав в доме умершего папы, но не могли прийти к определенному решению о выборе нового, и почти год Святой престол оставался незанятым. Когда наступил жаркий август, шестеро кардиналов умерли от обычной для этого времени года лихорадки, а остальные бежали из Рима. Лишь кардинал-епископ Пренесте в одиночестве перенес испытание жарой, за что и был удостоен тиары.

Вернувшиеся зимой на Авентин кардиналы возвели его на папский престол 22 февраля 1288 года под именем Николая IV, а римляне уже по традиции предоставили ему пожизненную сенаторскую власть. Первый год прошел спокойно, но весной 1289 года Николай был вынужден перебраться в Риети из-за вновь вспыхнувших партийных раздоров. Здесь, 29 мая, он короновал Карла II, сына Карла Анжуйского, в короли Сицилии.

Николай IV

Гвельфский дом Савелли и родственные ему Орсини за последние 50 лет стали самыми влиятельными членами римской аристократии, и вытеснив господствовавших когда-то Анибальди. Новый папа сначала дружественно относился к Орсини, но довольно скоро перешел на сторону гибеллинов и семьи Колонна. Этой фамилии начал покровительствовать еще Николай III, чтобы ослабить все тех же Анибальди, а Николай IV придал их дому новый блеск. Возможно он был обязан их влиянию папской тиарой, и теперь, сделавшись папой, из признательности осыпал их почестями.

После того как Пандульф Савелли сложил свое сенаторское звание, Николай IV, тогда еще сохранявший благосклонность к Орсини, назначил сенаторами сначала Урсуса, а потом Бертольда Орсини. Но уже в 1290 году новым фаворитам папы удалось свергнуть своих соперников, и сенатором стал Иоанн Колонна. Народ провез его с триумфом на колеснице в Капитолий и провозгласил Цезарем, чтобы под его предводительством идти в поход против Витербо и других городов.

Николай IV, практически не живший в Риме, не имел никакой реальной власти над городом и был вынужден допустить, чтобы римляне вели в июне и августе ожесточенную войну с Витербо, отказавшимся от вассальной службы Риму. Папа явился лишь посредником при заключении мира. Заключил же мир от имени римского народа Иоанн Колонна. 3 мая 1291 года в Капитолии уполномоченные от граждан Витербо возобновили вассальную присягу городу Риму и обязались уплатить большое вознаграждение за убытки, поскольку во время войны взяли в плен или убили множество знатных римлян. Этот торжественный государственный акт указывает на то, что под управлением могущественного Иоанна Колонна республика в Капитолии была такой же суверенной властью, как и во время Бранкалеоне.

Николай IV умер 4 апреля 1292 года во дворце, построенном им для себя у базилики Санта Мария Маджоре. 12 кардиналов-избирателей разделились на партии сторонников Орсини и Колонна и избрание папы никак не могло состояться. В летнюю жару неримские кардиналы удалились в Риети и вернулись только в сентябре. Спор продолжался и перетек в 1293 год. Наконец, после вторичного разъезда из страха перед возможностью раскола, было решено собраться 18 октября в Перуджии.

Все это время в Риме шла борьба за избрание сенатора, сопровождавшаяся дикой анархией. Разрушались дворцы, убивали паломников и грабили церкви. Борьба за власть между партиями Колонны и Орсини с этих пор стала характерной чертой римской истории. На Пасху 1293 года сенаторами были выбраны Агапит Колонна и Урсус Орсини, скорая смерть которого стала причиной новых раздоров.

Карл II Анжуйский

Капитолий оставался без сенатора, а Латеран без папы. Смута становилась невыносимой, и только в октябре удалось установить порядок. Сенаторами назначили двух нейтральных человек — старика Петра из рода Стефанески и молодого римлянина Оддо. В это же время кардиналы собрались в Перуджии, но зима прошла, а результата так и не было. Жестокие партийные раздоры не позволяли кардиналам остановиться на человеке из своей среды, следствием чего стал, наконец, выбор, несчастнее которого сложно что-то представить.

Случайное упоминание о видениях одного благочестивого отшельника по имени Петр навело кардинала Латинуса, лично знавшего и почитавшего этого святого, на мысль предложить его в папы. Это предложение не показалось никому дурной шуткой. Напротив, беспомощные кардиналы ухватились за него как за соломинку и 5 июля единогласно избрали папой упомянутого пустынника. Декрет об избрании был изготовлен, и три епископа повезли его к святому.

Слух о таком необычайном происшествия привлек бесчисленные толпы народа. Когда посланники добрались до места, они увидели перед собой грубую хижину с решетчатым окном, а человек с всклокоченной бородой, бледным изнуренным лицом, закутанный в лохматую рясу, испуганно смотрел на пришедших. Последние благоговейно обнажили головы и пали перед ним ниц. Говорят, что бедный пустынник пытался убежать, и только горячие просьбы, в особенности монахов его ордена, заставили его принять декрет об избрании.

Толпы народа, духовенство, бароны и король Карл II со своим сыном спешили приветствовать нового избранника, и на дикой горе Мурроне происходила одна из самых странных сцен, когда-либо виденных историей. Шествие направилось в город Аквилу. Папа-отшельник ехал в своей бедной рясе на осле, которого два короля с заботливым почтением вели под уздцы, в то время как ряды блестящих рыцарей и хоры духовенства, поющие гимны, шли впереди, а пестрые толпы народа следовали позади или с благоговением стояли на коленях вдоль дороги.

Карл II тотчас завладел новым избранником и уже не выпустил его из своих рук. Кардиналы звали Петра в Перуджию, а он звал их к Аквилу, потому что так приказал Карл. Они явились неохотно и с удивлением смотрели на нового папу, который выступил перед ними как робкий лесовик, слабый, не имеющий ни дара слова, ни достоинства, ни умения держать себя.

Целестин V

Петр принял посвящение 24 августа 1294 года в церкви, находившейся перед стенами Аквилы, приняв имя Целестина V. При этом, как утверждает очевидец, присутствовало до 200 000 народу. Свой въезд в город новый папа совершил уже на богато украшенном белом иноходце, в тиаре, со всей пышностью. Как слуга Карла, он тотчас же назначил новых кардиналов, указанных королем. Хитрые придворные получали от него печать и подпись для всего, чего им хотелось. Действия этого сына природы казались безумными и заслуживающими порицания.

Вместо того чтобы самому ехать в Рим, как того добивались кардиналы, Целестин послушался короля и отправился в Неаполь. Курия с ропотом последовала за ним. Поручив все дела трем кардиналам, папа затворился на время Рождественского поста в новом королевском замке в Неаполе, где ему приготовили келью, в которой он мог вспоминать о своей пещере на горе Мурроне. Голод, жажда и тяжелое умерщвление плоти были радостным ежедневным делом для святого, привыкшего к общению со своими фантазиями.

Очутившись на высшем из земных престолов, окруженный князьями и знатью, теснимый сотней хитрых людей и призванный к тому, чтобы управлять миром и двигаться в лабиринте интриг, бывший отшельник в реальности не имел способностей даже к простейшей работе нотариуса. Его желание отречься приобрело в Неаполе твердость окончательного решения. Говорят, что поспособствовал этому кардинал Бенедикт Гаэтани, который, подражая «голосу Неба», через переговорную трубу приказал Целестину отречься от папства. Такое событие не имело примеров в истории церкви, но Карл II дал согласие на отречение папы и одобрил возвышение кардинала Гаэтани.

13 декабря 1294 года после прочтения буллы, оправдывавшей отречение вескими причинами, Целестин V заявил о сложении с себя папского сана. А уже 24 декабря папскую тиару с согласия Карла получил Гаэтани, принявший имя Бонифация VIII. Надежда Карла удержать папскую резиденцию в Неаполе не сбылась. Тем не менее, хоть и не состоя друг с другом в дружеских отношениях, и папа и король нуждались друг в друге. Первым делом Бонифаций обещал Карлу Сицилийскую корону, а Карл, в свою очередь, пожертвовал Целестином для спокойствия Бонифация.

Оставить на свободе святого человека, побывавшего, к тому же, папой, означало дать в руки врагов Бонифация опасное оружие. Поэтому с согласия короля Целестин был отправлен под конвоем в Рим. По пути святому удалось бежать, и Карлу пришлось отправить за ним погоню.

бонифаций viii
Бонифаций VIII

В первых числах января 1295 года Бонифаций VIII в сопровождении Карла оставил Неаполь. Сначала он направился в свой родной Ананьи, где был встречен римскими послами, передавшими ему сенаторскую власть. По прибытии в Рим папа назначил сенатором уважаемого человека Уголино де Рубенс из Пармы.

Въезд и коронация, произошедшая 23 января в соборе Святого Петра, были отпразднованы с неслыханной пышностью. Папство, которое только было облеклось в одежду апостольской нищеты, теперь намеренно украсило себя величием торжествующего миродержавия. Римские аристократы — Орсини, Колонна, Савелли, Конти и Анибальди — явились в рыцарском великолепии, а бароны и подесты Церковной области и свита неаполитанского короля еще усилили блеск торжества. Сам Бонифаций восседал на белоснежном иноходце, покрытом попоной из кипрских перьев, облаченный в торжественные папские одежды и с короной Святого Сильвестра на голове.

Все это время Целестин бежал от своих преследователей и через несколько недель достиг берега моря. Здесь он сел на барку, чтобы добраться до Далмации, где надеялся скрыться, но море выбросило святого на берег. Граждане Висты узнали чудотворца и приветствовали его с большим почтением, а приверженцы потребовали, чтобы он снова объявил себя папой. Вместо этого Целестин без сопротивления позволил местному подесте выдать себя преследователям.

Добродушному отшельнику внушили, что долг благочестия повелевает ему отречься от свободы также, как он отрекся от тиары. Его осыпали уверением в любви и наконец отправили в заточение в замок Фумоне на крутой горе возле Алатри, с древних времен служивший государственной тюрьмой, в башнях которой закончили свою жизнь многие мятежники и даже один папа. Говорят, что Целестин V содержался там в заключении, но прилично, однако другие полагают, что его тюрьма была теснее его кельи на горе Мурроне. Здесь он вскоре умер. Его судьба дала повод смотреть на него как на мученика, а на Бонифация как на убийцу. Тем не менее смерть Целестина безусловно укрепила положение Бонифация.

Ближайшей заботой папы стало приобретение Сицилии для Анжуйского дома. Сицилийцы, не желавшие быть предметом торга пап и королей, нашли своего национального главу во Фридрихе, внуке Манфреда. 25 марта 1296 года он короновался сицилийской короной в Палермо согласно воле народа. Напротив, мать Фридриха, Констанца, страстно желавшая примирения с церковью, прибыла в Рим в конце марта 1297 года вместе со своим вторым сыном Иаковом, который по договору с церковью вынужден был сражаться против своего брата. На войну с Фридрихом Бонифаций VIII выделил средства из церковной десятины.

Сторону Фридриха приняли не одобрявшие политику Бонифация кардиналы из рода Колонна — дядя и племянник — Иаков и Петр, вокруг которых собралась оппозиция, видевшая в Бонифации узурпатора. Когда связь кардиналов с Сицилией стала известна, Бонифаций потребовал постановки папских гарнизонов в Палестрине и других укрепленных местах, принадлежавших Колонна, на что последние, конечно, не согласились. А после того как на Петра Колонна указали как на автора речей о незаконности папства Бонифация, разгневанный понтифик созвал церковный совет и отнял у обоих кардиналов их звания.

Колонна приняли вызов и составили манифест о том, что Бонифация VIII не следует признавать папой, так как Целестин V не имел права отречься, а само его отречение стало результатом лживых интриг. Они распорядились публично объявить свой манифест в Риме и положить его на алтарь собора Святого Петра, после чего скрылись в Палестрине.

Бонифаций отлучил Иакова и Петра, а так же ряд других членов семьи Колонна от церкви и объявил против них крестовый поход с обещанием отпущения грехов для участников. Колонна остались в одиночестве и скоро были побеждены. Король Фридрих не прислал никакой помощи, а гибеллины в Церковной области не восстали. Римляне, возившие когда-то брата кардинала Иакова на триумфальной колеснице, остались нейтральными, поскольку горожане радовались ослаблению аристократического рода, а Савелли и Орсини воспользовались случаем навредить своим соперникам, имениями которых они были потом награждены от папы.

В сентябре 1298 года оба кардинала появились в Риети в траурных одеждах и с веревкой на шее и упали к ногам папы. Бонифаций VIII помиловал их и назначил срок для полного окончания спора, до которого они должны были оставаться под надзором в Тиволи. Палестрина и все укрепленные места, принадлежавшие Колонна, были сданы. Ненависть папы к мятежникам, покусившимся на его духовную власть, была безгранична. Наказание, к которому он немедленно присудил Палестрину, обнаружило его намерение уничтожить род Колонна. Бонифаций отдал своему викарию в Риме приказ разрушить Палестрину до основания. Город со множеством античных памятников, заботливо собранных и сохраненных семьей Колонна, погиб за несколько дней.

Наступил 1300 год. В античном Риме Столетний юбилей сопровождался блестящими играми, но воспоминания об этом исчезли, и нет никаких упоминаний о том, чтобы в Риме христианском по этому поводу проводились какие-либо торжества. Во время крестовых походов прекратились и массовые паломничества к могиле Святого Петра, но теперь люди снова потянулись к местам захоронений апостолов. Бонифаций VIII воспользовался возрождением интереса к христианским святыням и дал официальную санкцию усиливающемуся движению, обнародовав 22 февраля 1300 года юбилейную буллу, обещавшую полное прощение грехов всем, кто в течение года посетит базилики святых Петра и Павла. Прощение не касалось Фридриха Сицилийского, Колонна и их сторонников, а также всех христиан, имевших торговые сношения с сарацинами.

сан джованни ин латерано
Фрагмент фрески Джотто. Бонифаций VIII дает свое благословение

Прилив паломников был беспримерный. Днем и ночью Рим представлял собой зрелище армии входящих и выходящих богомольцев. С юга и севера, с востока и запада по старинным римским дорогам шли, как во время переселения народов, толпы людей, отечество которых было затруднительно определить. Встречались столетние старики, сопровождаемые их внуками, и юноши, которые, как Эней, несли в Рим на плечах отца или мать. Италия предоставила странникам свободу передвижения по дорогам и установила Божий мир.

Целый год Рим представлял из себя паломнический лагерь, кишащий народом. Говорят, что ежедневно в него входили и из него выходили 30 000 богомольцев и каждый день в городе находилось 200 000 чужестранцев. Площадь, занимаемая Римом, впервые после долгого времени снова была вся заселена. Год оказался плодородным, и провизия доставлялась в изобилии и была дешева.

Дорога, которая вела из города через мост Ангела к базилике Святого Петра была слишком узка, и поэтому в стене недалеко от древнего надгробного памятника Meta Romuli проделали новый выход к реке. Для предупреждения несчастных случаев было установлено, чтобы идущие вперед шли по одной стороне моста, а возвращавшиеся — по другой. Сам мост в то время был застроен лавками и разделялся вдоль на две половины. Процессии к базиликам Святого Петра и Святого Павла шли безостановочно.

Каждый богомолец клал жертвенный дар на алтарь апостолов, и один хроникер утверждает, как очевидец, что у алтаря Святого Павла днем и ночью стояли два клирика с граблями в руках, которыми они сгребали неисчислимое количество денег. Сказочный вид духовных лиц, которые с улыбкой гребли деньги, как сено, давал повод гибеллинам утверждать, что папа учредил юбилейный год только для денежной прибыли. Однако, хотя Бонифацию и действительно нужны были средства для войны с Сицилией, эти горы денег состояли большей частью из мелкой монеты, пожертвованной бедными богомольцами. Тем не менее доходы оказались достаточными для того, чтобы папа купил имения обеим базиликам.

Римляне тоже получили хорошую прибыль от продажи товаров, и юбилейный год стал для них золотым. По этой причине они весьма любезно относились к паломникам и не чинили им никакого насилия. Можно себе представить, какая масса реликвий, амулетов и изображений святых была продана за это время в Риме, а также как много остатков древности, монет, гемм, колец, скульптурных вещей, мраморных обломков и рукописей было унесено пилигримами на свою родину.

Для Бонифация VIII юбилей стал настоящей победой. Прилив народа из всех стран в Рим показал ему, что вера человечества еще видела в этом городе священный храм связующий весь мир. Величественный праздник казался потоком благодати, пролившимся на его собственное прошлое и потопившим в забвении ненавистные воспоминания о Целестине V, о войне с Колонна и все обвинения, возведенные на него врагами. В эти дни он мог чувствовать такую полноту почти божеской власти, как едва ли какой-нибудь из бывших до него пап.

Он занимал высший престол Западной Европы, украшенный добычей, взятой у империи; он был «наместником Бога» на земле, догматическим верховным главой мира, державшим в своих руках ключи благословения и проклятия. Он видел тысячи людей приходящих издалека к его трону и повергающихся перед ним в прах, как перед высшим существом. Он не видел только королей. Ни один монарх не явился в Рим, чтобы в качестве верующего получить прощение грехов. Вера, давшая когда-то победу в битвах Александру III и Иннокентию III, иссякла при королевских дворах.

Бонифаций VIII окончил торжества в Рождественский сочельник 1300 года, и этот год составил эпоху в истории папства и Рима.

Далее: Город Рим в 13 веке
Назад: Средневековье. 1266 — 1280. Достижение мира между церковью и империей

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 1266 — 1280. Достижение мира между церковью и империей

Церковное государство восстало из своего долгого угнетения. В конце мая 1266 года Карл Анжуйский объявил римлянам, что он слагает свой сан, чтобы не обидеть церковь, которая признает себя имеющей право на сенаторство. Однако Рим не торопился с передачей сенаторской власти Клименту IV. Римляне считали права папы прекратившимися, а Карл, несмотря на договор, не озаботился их защитой. В итоге, когда настало время замещения должности, римляне выбрали двух сенаторов по старой системе.

климент IV
Климент IV

Многие приверженцы Манфреда покорились папе лишь для виду, и теперь они стали тайно организовываться в союзы. В то же время высокомерие гвельфской аристократии в очередной раз ожесточило римский народ, и в первой половине 1267 года он восстал, установил демократическое правление из 26 человек и назначил своим военачальником Анджело Капоччи, принадлежавшего к партии гибеллинов. Климент IV был вынужден признать переворот и даже послал в Рим (сам он находился в Витербо) двух епископов для установления мира.

Капоччи, которому римский народ поручил назначение сенатора, обратил свое внимание на испанского инфанта дона Энрико, сына Фердинанда III Кастильского и младшего брата Альфонса Мудрого (носившего титул римского короля), талантливого авантюриста, поучаствовавшего во множестве вооруженных конфликтов в Европе и в Северной Африке. Деньги инфанта открыли ему доступ в Капитолий. Римляне охотно взяли себе в сенаторы кастильского принца, отличавшегося военной славой и богатством, от которого они ожидали могущественной защиты против заносчивости аристократии и притязаний папы. Назначение состоялось в июне 1267 года.

Как только дон Энрико принял городское управление, сразу начались его разногласия с папой. Сенатор хотел подчинить Капитолию всю Кампанью, отнять судебную власть у духовенства и сломить гордость аристократии. Папа протестовал, но сенатор не обратил на это внимания. Народ уважал принца, который сначала был одинаково справедлив к гвельфам и к гибеллинам, однако его старая ненависть к Карлу и неожиданные события вскоре побудили Энрико открыто объявить себя врагом церковной партии.

Сицилийское королевство стонало под игом своего нового правителя. Угнетенное французскими сборщиками податей, судьями и управителями, лишенное Карлом Анжуйским всех прав и свобод, оно находилось в состоянии, по сравнению с которым правление Манфреда являлось золотым веком. Даже Климент IV в письме Карлу под видом отеческого увещевания и благожелательных советов изображает его в образе ненавистного тирана.

Апулийские изгнанники бежали в Тоскану, где собрались сторонники Манфреда и Швабского дома, и рассказывали там, что Сицилийское королевство готово к восстанию. Надежды оказались обращены на Конрадина, последнего законного наследника Сицилии, которого гвельфы когда-то звали в Италию против узурпатора Манфреда. Сын Конрада IV, родившийся 25 марта 1252 года в замке Вольфштейн, близ Ландсгута, носил бессмысленный титул короля Иерусалимского и владел небольшим Швабским герцогством. Сюда и прибыли в 1266 году послы гибеллинов, довольно быстро сумевшие убедить внука великого Фридриха идти в Италию, свергнуть с престола тирана Карла и снова восстановить швабское владычество.

конрадин
Конрадин

Конрадин послал в Италию и в Рим письма и манифесты, в которых называл себя королем Сицилии и объявлял, что придет для восстановления прав своих предков. В ответ папа в Витербо начал против него процесс: он обнародовал эти документы и вместе с ними буллу, в которой запрещал курфюрстам Германии избирать Конрадина в римские короли и угрожал отлучением всем его приверженцам. 14 апреля 1267 года Климент IV послал Конрадину вызов с требованием явиться к нему на суд.

Гибеллины стали проявлять бурную активность. Пиза и Сиена были согласны помогать смелому предприятию. Участники заговора в Апулии и Сицилии стояли наготове, и римляне, по-видимому, также были настроены благожелательно. Несколько сотен приверженцев Манфреда в начале сентября высадились на Сицилии, после чего большая часть острова восстала и провозгласила королем Конрадина. Восстание перекинулось и в Апулию, где сарацины подняли швабское знамя и с нетерпением ожидали внука Фридриха.

В начале октября до Рима дошел слух, что Конрадин вступил в Италию. И действительно, юный государь продал свои родовые имения, с трудом организовал войско и выступил в поход через Тироль. Он выступил из Баварии в сентябре 1267 года и 21 октября с 3000 рыцарей и другим войском вступил в гибеллинскую Верону. А двумя днями раньше дядя Манфреда Гальван Ланчиа вошел в Рим со знаменами Швабского дома в качестве уполномоченного Конрадина, чтобы заключить союз с городом.

Гибеллины встретили этого представителя Гогенштауфенской империи с ликованием; сенатор приветствовал его, воздавая ему публичный почет, отвел ему помещение в Латеране и на торжественном заседании в Капитолии принял от него послание Конрадина. Папа же, услышав об этих событиях, пришел в сильный гнев и велел послать Гальвану вызов к суду церкви.

Чтобы заставить умолкнуть голоса противников, сенатор решил одним ударом избавиться от всех гвельфских вождей. В середине ноября он пригласил этих магнатов на совещание в Капитолий, где они тотчас были арестованы. Ужас охватил гвельфов. Многие убежали в свои замки, но Рим оставался спокойным и послушным сенатору. Папа протестовал, поставил заключенных, их родственников-кардиналов и их имения под защиту церкви, и потребовал, правда осторожно, удовлетворения от сенатора.

Дон Энрико изгнал и семьи этих магнатов, частично разрушил их дома и укрепил Ватикан, в котором разместил немецкое войско. В Капитолии был публично провозглашен союз города с Конрадином, а сам он приглашен в Рим. Храбрый воин и вместе с тем трубадур, дон Энрико обратился к Конрадину стихами, полными силы, и может быть именно в эти дни написал канцону, которая сохранилась до сих пор. Он ободрял Конрадина и побуждал его овладеть прекрасным садом Сицилии и смелым, достойным римлянина деянием взять корону империи.

Послы из Пизы и Сиены и от гибеллинского союза Тосканы прибыли в Рим для заключения формального союза с городом. 18 ноября в базилике Санта Мария ин Арачели собрались большой и малый советы, купеческие консулы и старшины цехов. В тот же день папа объявил отлучение от церкви Конрадина, Пизы, Сиены и гибеллинов Тосканы и послал этот приговор для сведения римскому духовенству. Но он не осмелился ни наложить интердикт на Рим, ни подвергнуть отлучению сенатора.

1 декабря во дворце четырех цезарей, в котором в это время жил сенатор, был заключен союзный договор, наступательный и оборонительный, между Римом, Пизой, Сиеной и гибеллинской партией Тосканы. Этот договор, в котором были оговорены права Конрадина, имел своей главной целью уничтожение Карла и его власти в Тоскане.

Дон Энрико нуждался в деньгах для снаряжения Конрадина и взял вклады из римских монастырей, в которые по очень древнему обычаю не только римляне, но и иногородние отдавали на сохранение свои драгоценности. Сенатор взломал сокровищницы множества церквей и похитил их ризы и сосуды. Когда прошел слух, что дон Энрико хочет с вооруженной силой напасть на Апулию, папа потребовал немедленного возвращения Карла, а сам решил перебраться из Витербо в Умбрию.

Тем временем Конрадин в Вероне изыскивал средства для прокормления своего войска, старался заключить союзы с городами и сделать возможным поход в Тоскану. Недостаток средств у него был не меньше, чем когда-то у Карла, и часть его войска, не получавшего жалованья, вернулась в Германию. Твердость, с которой Конрадин преодолел столь большие затруднения, показывает, что он был достоин своих предков. Вопреки всем ожиданиям ему удалось совершить поход через вражескую страну также, как раньше сухопутному войску Карла удалось пройти через всю Италию. 20 января 1268 года Конрадин достиг Павии и оставался здесь до 22 марта, столь же беспомощный, как и раньше.

4 апреля Карл прибыл к папе в Витербо. Здесь Климент IV повторил отлучение Конрадина и всех вождей гибеллинов. Он распространил отлучение даже на все страны и города, которые приняли к себе врага или должны были принять. Пиза, Сиена, Верона и Павия подверглись интердикту, дон Энрико, должностные лица в Капитолии, все римляне, принимавшие послов Конрадина, подверглись отлучению. Интердикт грозил и самому Риму, а римляне были освобождены от присяги, данной ими своему сенатору. Карл получил полномочия, если сенатор не покорится в месячный срок, снова взять на себя управление городом на 10 лет.

Карл попытался из Витербо неожиданно напасть на Рим. Часть его войск с изгнанными гвельфами даже ворвалась в город, но сенатор выгнал их оттуда, и это заставило Карла отступить от Рима. 30 октября он покинул Витербо, получив от папы назначение быть имперским наместником в Тусции. Конрадин же с пятьюстами рыцарей в это время добрался на кораблях до Пизы, которая огласилась многотысячными ликующими криками. Послы из Капитолия призывали его в Рим, обещая верное увеличение его сил.

В Церковной области происходило брожение. Еще один решительный успех, и большая часть Италии перешла бы на сторону Конрадина. Победа у Понте а Валле 25 июня открыла ему дорогу на Рим, куда он с 5000 хорошо вооруженных всадников двинулся по Виа Кассиа через Сутри и древние Веи. Сенатор приготовил Конрадину встречу, достойную императора, а римляне, хотя и часто и упорно боролись с германскими императорами, приняли внука великого Фридриха как законного представителя имперской власти с подобающим почетом.

Идея империи продолжала оказывать на римлян свое волшебное действие. Все горожане, способные носить оружие, ожидали Конрадина на Нероновом поле с венками на шлемах, а остальной народ размахивал цветами и оглашал воздух радостными песнями. Когда 24 июля Конрадин совершил свой въезд через замковые ворота и мост Святого Ангела, он нашел Рим превращенным в арену торжественного триумфа. Вдоль наполненных народом улиц от дома к дому были протянуты канаты, с которых свешивались ковры, редкие одежды и драгоценные украшения, а римлянки танцевали под звуки цитр и литавр. Конрадина привели в Капитолий и приветствовали как будущего императора.

Военный совет в Риме решил, что нужно идти в Абруццы через Валерию, откуда дойти до Сульмоны, соединиться в Лучерии с сарацинами и всеми силами атаковать находящегося близ нее неприятеля. Выступление хорошо снаряженного войска из 10 000 человек состоялось 18 августа 1268 года. Вся городская милиция хотела участвовать в походе, но Конрадин отправил ее назад после двух дней пути, оставив с собой лишь вождей гибеллинов с их лучшими воинами.

Между тем, Карл не стал дожидаться Конрадина у Лучерии. Он снял осаду и отправился навстречу противнику, встретив того 22 августа на холмах у Мальяно, неподалеку от Альбы. Следующее утро началось с атаки дона Энрико на провансальцев. Войска Конрадина опрокинули первые ряды французов и прорвали линию рыцарей. Французы обратились в бегство, а немцы и тосканцы бросились грабить неприятельский лагерь. Это мародерство и решило исход сражения. 800 рыцарей Карла, ожидавших в засаде и еще не участвовавших в битве, рассеяли и уничтожили разбредшееся войско Конрадина. Жестокость победителя не знала предела. Многим пленным римлянам он велел отрубить ноги, а когда ему заметили, что вид изувеченных может возбудить большую ненависть, велел собрать их всех в одном здании и сжечь.

Конрадину с 500 всадниками удалось бежать. 28 августа он появился в Риме, до которого уже дошло известие о его поражении. Капитолий отказался принять беглеца, и друзья Конрадина признали, что ему не следует оставаться в городе. 31 августа он отправился на побережье, надеясь морем достичь Пизы, но был схвачен Иоанном Франджипане, членом семьи, ставшей врагами Манфреда и перешедшей на сторону папы. После этого неудачливый претендент на сицилийскую корону был выдан Карлу и заключен в замок Сан Пьетро над Палестриной.

конрадин
Конрадин и Фридрих Баденский в ожидании приговора. Иоганн Генрих Вильгельм Тишбейн, 1785 г. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.

Карл прибыл в Рим 15 сентября и был избран пожизненным сенатором. Установив своих управителей в Капитолии, в начале октября он вернулся в замок Сан Пьетро, чтобы оттуда отправить пленных в Неаполь и там казнить. Голова последнего Гогенштауфена упала в Неаполе 29 октября 1268 года. Казнь Конрадина и его благородных друзей была единогласно заклеймена приговором современников и потомства как нечестивое действие тиранической боязни и скоро была отомщена историей. Были голоса, обвинявшие Климента IV в соучастии. Действительно, хорошо зная характер Карла, он предвидел кровавую развязку и не захотел удержать топор палача. Папа желал смерти последнего внука Фридриха II и одобрял ее, поскольку она навсегда положила бы конец всем притязаниям Гогенштауфенского дома. Ровно через месяц после казни, 29 ноября, Климент IV умер в Витербо.

Карл I Анжуйский

Карл десять лет управлял как сенатор городом Римом через своих наместников, которых он посылал в Капитолий в сопровождении судей и других должностных лиц. Его жесткой рукой было восстановлено уважение к закону. С этого времени на римских монетах ставилось имя Карла. Эти монеты и статуя остались единственными памятниками его сенаторского правления, которое оказалось продолжительнее правления любого другого сенатора. В зале сенаторского дворца еще и сейчас можно видеть мраморное изображение средневекового короля с короной на голове, сидящего в кресле, украшенном львиными головами, со скипетром в руке, одетого в римские одежды. Это статуя, поставленная в честь Карла Анжуйского.

Карл снова прибыл в Рим в марте 1271 года в сопровождении своего племянника Филиппа, ставшего к этому времени королем Франции Филиппом III. Он счел благоразумным амнистировать некоторых предводителей из числа приверженцев Конрадина и в то же время издал распоряжение о вознаграждении гвельфов за вред, нанесенный им во время сенаторства дона Энрико. Привело же Карла в Рим желание повлиять на выбор нового папы.

После смерти Климента IV собравшиеся в Витербо 18 кардиналов уже три года не могли прийти к единодушному решению. Одиннадцать из них хотели иметь папой итальянца и через него восстановить империю, тогда как остальные желали выбрать француза. Уставшие граждане Витербо даже разобрали крышу архиепископского дворца, чтобы заставить прелатов-избирателей сделать какой-нибудь выбор.

С Карлом в Витербо прибыл молодой Генрих, сын Ричарда Корнваллийского, возвращавшийся из Туниса. Сюда же явился и Гвидо де Монфор, наместник Карла в Тоскане. Вид английского принца привел последнего в бешенство и навел его на мысль отомстить английскому королевскому дому, которым когда-то был убит в сражении его великий отец Симон Лейчестер-Монфор и после смерти подвергнут поруганию. Гвидо убил ни в чем не виноватого Генриха у алтаря в церкви, протащил труп за волосы и бросил на церковную лестницу.

Возможно, это злодеяние вывело кардиналов из их сонного состояния, поскольку 1 сентября 1271 года они дали полномочие шестерым избирателям назначить папу. К неудовольствию Карла, на которого просто не обратили внимания, выбор пал на итальянца, Тедальда Висконти, находившегося в это время в Акке при английском крестоносце Эдуарде и узнавшем о выпавшем на его долю жребии с величайшим удивлением.

1 января 1272 года избранник высадился в Бриндизи. Карл встретил его в Беневенте с величайшими почестями и дал ему конвой для дальнейшего следования. Посольство от римлян приветствовало его в Чепрано, но Тедальд сначала направился в Витербо и уже оттуда приехал в Рим. 13 марта он совершил свой въезд в город в сопровождении короля Карла. Это зрелище стало новым для многих римлян, поскольку оба предшественника Тедальда, вступили на Святой престол и сошли с него в могилу, ни разу не посетив Рима. Теперь же итальянец вернул папство в его привычное местопребывание. 27 марта Тедальд Висконти принял посвящение в базилике Святого Петра под именем Григория X.

Григорий X

Новый папа получил в свое ведение новый мир в законченном состоянии. На ступени верховного алтаря взошел священник, который мог поднять свою незапятнанную руку на благословение миру. Борьба с империей была окончена, а ее главные действующие лица — мертвы. Вступив на папский престол, Григорий X нашел цель своих предшественников вполне достигнутой: церковное государство было восстановлено, Сицилия снова стала папским леном, гогенштауфены сошли со сцены.

Головокружительная высота, на которую вознесли папство принципы Иннокентия III и его преемников, сделала Григория X совершенно одиноким. Возле него не было ни одного друга из сильных мира сего, и эту пустоту следовало заполнить. Империю, без которой церковь чувствовала себя лишенной опоры, необходимо было восстановить. По понятию того времени, лишь император мог дать гарантию церковному государству.

Попытка передать корону Швабов иностранному государю наткнулась на сопротивление Германии. После долгих колебаний немецкие князья по инициативе архиепископа Вернера Майнцского 29 сентября 1273 года во Франкфурте единогласно выбрали римским королем графа Рудольфа Габсбургского. Таким образом, после двадцати двух лет междуцарствия империя снова получила своего верховного главу. О своем избрании он известил Григория X в письме, тон которого ясно показывал изменившееся положение вещей: «Я крепко утверждаю свою надежду на Вас и припадаю к ногам Вашего Святейшества, смиренно умоляя, чтобы Вы с милостивой благосклонностью помогли мне во взятой мной на себя обязанности и милостиво передали мне императорскую диадему». 24 октября Рудольф был коронован в Аахене.

Весной 1273 года Григорий X отправился в Лион, где он созвал Великий собор, главной целью которого было планирование очередного крестового похода. Собор открылся 7 мая 1274 года и продолжался до 17 июля. На нем впервые была установлена строгая форма конклава при избрании папы, которая, по сути, сохранилась и доныне. Прибывшие от Рудольфа Габсбургского посланники были приняты с честью. Его канцлер утвердил церковное государство, отказался от старинных императорских прав, от власти в Риме, от притязаний на Сицилию и от мести Карлу Анжуйскому, которого он соглашался признать папским ленным королем в этой стране, навсегда отделенной от империи. Вслед за этим Григорий признал Габсбурга римским королем и выказал свое нетерпение короновать Рудольфа императором, как только тот приедет в Рим.

Довольный сложившимся положением вещей папа вернулся в Италию. Однако, едва достигнув Ареццо, он заболел и 10 января 1276 года умер. 21 января здесь же, в Ареццо, папой выбрали Петра, кардинала-епископа Остии. Он поспешил в Рим, где 23 февраля получил посвящение, приняв имя Иннокентия V. Будучи ставленником Карла Анжуйского, новый папа тут же утвердил его в звании римского сенатора и даже в звании имперского наместника в Тоскане, чем нанес обиду Рудольфу Габсбургскому. Римский король дал понять свое глубокое неудовольствие, и его уполномоченные послы явились в Романью требовать присяги на верность империи.

Иннокентий потребовал от Рудольфа не приближаться к границам Италии до тех пор, пока тот не исполнит своих обязательств и в особенности не передаст церкви Романью. В этой провинции, обещанной, но еще не переданной Святому престолу (со времен Оттонов она всегда принадлежала империи), Рудольф хотел временно сохранить имперские права, чтобы иметь в руках средство угрожать папе, так как понтифик продолжал предоставлять Карлу управление имперскими делами в Тоскане. Вопрос остался открытым, поскольку Иннокентий V неожиданно умер 22 июня в Риме.

После ожесточенных споров в отрезанном от внешнего мира помещении конклав кардиналов избрал итальянца Отобонуса де Фиеско, кардинала церкви Святого Адриана. 24 июля его провозгласили папой под именем Адриана V. Уже через 39 дней он скончался в Витербо, даже не успев получить посвящения. Новый конклав, теперь в Витербо, собранный в самом тесном помещении, 17 сентября выбрал папой Петра Гиспануса Юлиани, кардинала-епископа Тускуланского, португальца по рождению. После избрания он принял имя Иоанна XXI. Не успев проявить себя на Святом престоле, Петр умер 16 мая 1277 года, придавленный обрушившимся потолком комнаты своего дворца в Витербо.

Шесть месяцев Святой престол оставался пустым, а всеми делами управляли из Витербо кардиналы. Наконец, уставшие от ожидания жители Витербо заперли избирателей в городской ратуше, и 25 ноября под именем Николая III папой был провозглашен самый влиятельный из кардиналов, Иоанн Гаэтани Орсини. Этот талантливый, научно образованный и опытный во всех светских делах человек служил при восьми папах и участвовал в семи папских выборах. Его знатный римский род занимал высшие посты в церкви и в республике начиная с конца прошлого столетия.

Николай III

Иоанн Гаэтани Орсини стал первым римлянином взошедшим на папский престол со времен Гонория III. Посвящение он получил 26 декабря 1277 года. В сущности, это был римский магнат полный силы и величия, копивший богатства, не задумываясь о способах их приобретения, совершенно по-светски настроенный, полный любви к своему родному городу, имевший патриотические чувства к своему отечеству и ненавидевший распоряжавшихся в нем чужестранцев. Фактически, будучи кардиналом, он считал себя на положении владетельного князя, но, сделавшись папой, погряз в непотизме, перешедшем всякие границы.

Высшей целью Николая III стало устроение церковного государства на правовых началах. Он потребовал от Рудольфа возобновления договоров и документального определения состава городов, входящих в церковное государство. Из папских архивов были подняты древние пергаменты, чтобы по ним письменно изложить права церкви на Романью и Пентаполис. Самым ранним земельным даром папам был дар Пипина, состоявший из Экзархата и Пентаполиса, но папы не смогли осуществить своих претензий на эти провинции, поскольку уже со времен Оттонов они были прочно присоединены к империи, и ни один папа никогда не заявлял против этого никакого серьезного протеста.

Рудольф тоже неохотно отказывался от этих земель, но уступил решительной воле Николая III, который лишь под этим условием передавал ему имперские права в Тоскане, которыми Карл распоряжался в качестве наместника. Папы весьма ловко пользовались и Рудольфом, и Карлом Анжуйским для того, чтобы ограничивать одного посредством другого. 30 июня 1278 года в Витербо германский посол передал в руки папы документ об уступке спорных земель. Николай III тут же поспешил наделить приобретенными землями своих родственников. Так Романья перешла к папам. Тем не менее, привыкшие к свободе города этого региона постоянно поднимали восстания и остались по отношению к церкви только на положении покровительствуемых.

По договору с Рудольфом папа лишил Карла имперского наместничества в Тоскане, а также принудил его отказаться и от сенаторского звания. По поводу этих важных дел Карл прибыл в Рим, где с начала мая до 15 июня вел переговоры с Николаем и римлянами и в конце концов был вынужден покориться воле папы. После этого Николай уехал в Витербо, оставив в Риме своих уполномоченных, которым определенно высказал, что сам он не претендует на выбор его сенатором и не желает присваивать себе права на это звание, так как подобное вмешательство было бы опасно и для него, и для церкви.

18 июля 1278 года Николай III издал закон, ограждающий сенатскую власть от рук иностранных правителей. В этом законе он выводил право пап на Рим от Константина, который передал им верховную власть над городом, чтобы папство было независимо. Николай указывал на все вредные последствия, какие имела сенаторская власть иноземцев: разрушение стен, наполнение города безобразными развалинами, разграбление частного и церковного имущества, постыдная переменчивость, доказательством которой был прием Конрадина.

Это правило, благоприятствующее римлянам, должно было вознаградить их за важные права, переданные городским парламентом папе. Оно казалось многим патриотичным, но стало источником постоянной опасности, поскольку эдикт Николая III возбудил честолюбие родовой знати, которая стала стремиться к новому возвышению. С этого времени Орсини, Колонна, Анибальди и Савелли направили свои усилия на получение сенаторской власти и пытались, подобно другим фамилиям в других городах, сделаться тиранами в Риме. Лишь постоянная зависимость города от пап и разделение аристократии на партии, удерживавшие друг друга в равновесии, помешали тому, чтобы тот или другой род захватил наследственное господство над Римом, как во времена Тускуланских графов.

Римская знать, господствовавшая в народном парламенте, охотно согласилась на требования Николая III и передала ему пожизненную власть в городе, но не как папе, а как римлянину Орсини. В дальнейшем многие папы назначались римским народом сенаторами лично, а не в качестве пап. Поскольку они принимали такое избрание с сохранением папских прав, из этого возникало странное соединение в личности папы суверенной власти с должностью по назначению от республики.

Карл, в качестве компенсации за ущерб своей власти, в 1280 году получил от папы мир с Рудольфом Габсбургским. Римский король признал короля Сицилийского и отдал последнему в ленное владение Прованс и Форкалькье. Так благоразумие Николая III привело церковь к миру с империей и к светской власти в Риме. Дальнейшим планом папы было превращение Италии (за исключением Церковной области) в три королевства: Сицилию, Ломбардию и Тоскану, причем королями в двух последних он намеревался поставить своих родственников. Этому плану не суждено было осуществиться — Николай умер от удара 22 августа 1280 года в личном поместье в Суриано, возле Витербо.

Далее: Средневековье. 13 век. 1280 — 1300 гг
Назад: Средневековье. 1254 — 1266. Конец германской империи

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0

Средневековье. 1254 — 1266. Конец германской империи

Смерть Иннокентия IV, победа Манфреда при Фоджии и потеря войска, остатки которого кардинал Фиески привел в Неаполь, шокировали кардиналов. Говорили, что сарацины уже приближаются, чтобы захватить священную коллегию. Только Фиески помешал постыдному бегству и заставил кардиналов провести новые выборы.

Александр IV

12 декабря 1254 года папой был избран толстый, добродушный и богобоязненный, но слабохарактерный и жадный до денег человек, епископ Остии и Веллетри, член дома Конти и племянник Григория IX, Реджинальд. 27 декабря он принял посвящение под именем Александра IV. Не одаренный большими талантами, новый папа попытался идти дальше по опасному пути, проложенному Иннокентием IV. Посылая в Германию письма, удостоверявшие его благоволение к маленькому Конрадину, Александр уже 9 апреля 1255 года отправил в Англию буллу, утверждавшую ленное право наследников Генриха III на Сицилию.

Данный Генрихом обет крестового похода новый папа бессовестно обратил в обязанность завоевания Сицилии, однако английский король, обещая все, не исполнял ничего. И когда Александр IV потерял надежду отнять Сицилийское королевство у Манфреда, признанного регентом опекунами Конрадина, он покинул Неаполь и в июле отправился в Ананьи, а в конце ноября 1255 года прибыл в Рим, где в это время происходили важные события.

Уже три года городом управлял сенатор Бранкалеоне, сумевший добиться подчинения себе надменной аристократии. Силой оружия была восстановлена юрисдикция Капитолия как в окрестной области, так и в замках баронов. Сенатор обложил налогами духовенство, подчинил его гражданскому суду, а так же перевел часть церковного имущества в городское финансовое управление. Рим начал превращаться в настоящий вольный город, свободный от папы и императора, а римский народ увидел в Бранкалеоне своего защитника.

Однако трехлетний срок правления Бранкалеоне истек, и на очередных выборах аристократия и духовенство обвинили его в иноземной тирании (сенатор был родом из Болоньи) и при поддержке своей партии взяли штурмом Капитолий. Бранкалеоне был посажен в башню Пассерано и остался жив лишь благодаря тому, что Болонья удерживала у себя римских заложников. В разгар этих событий и прибыл в Рим новоизбранный папа Александр IV. На его требование безоговорочного освобождения заложников Болонья ответила отказом, после чего на нее был наложен интердикт. Победившая же партия выбрала нового сенатора (тоже иноземца, родом из Брешии) Эммануэля де Мадио.

Благодаря твердости болонцев летом 1256 года Бранкалеоне был освобожден и, покрытый славой, вернулся в родной город. С Болоньи, после выдачи ей заложников, был снят интердикт. Правление же де Мадио оказалось бурным и несчастливым. Своей слабостью и приверженностью исключительно партийным интересам новый сенатор ожесточил против себя народ. Власть в городе захватили магнаты, и старая смута вспыхнула с новой силой. Народ поднял восстание, сделавшееся к весне 1257 года всеобщим. Разрозненные цехи объединились, Эммануэль был убит, часть аристократов изгнана из города, а папа скрылся в Витербо. Римляне снова призвали Бранкалеоне и вручили ему сенаторскую должность еще на три года.

Второе правление Бранкалеоне началось со строгостью, необходимой ввиду плачевного состояния города. Гвельфская знать была либо изгнана, либо брошена в тюрьму, либо казнена. С Манфредом, готовым возложить на себя корону Сицилийского королевства, был заключен союз против гвельфской партии. Александр IV отлучил Бранкалеоне и его советников, чем вызвал лишь ответные насмешки и заявление сенатора об отсутствии у папы права на отлучение римских должностных лиц. Гражданская власть папы в Риме тем более не признавалась.

После этого Бранкалеоне взялся за магнатов. Он приказал разрушить дворянские замки, служившие темницами для должников и вертепами насилия и разврата. По списку 1257 года должны были быть уничтожены более 140 укрепленных башен, что дает некоторое представление об их общем количестве. Судя по всему Рим того периода представлял собой воинственную картину с несколькими сотнями вздымавшихся к небу башен.

Поскольку многие из этих башен, составлявших значительную часть баронских дворцов, были воздвигнуты на древних постройках, такое систематическое их истребление послужило причиной гибели и многих памятников древности. Поэтому Бранкалеоне считается одним из худших врагов римских монументов, и с него началась новая эпоха разрушения античного города. Предназначенные к уничтожению дворцы были в то же время отданы на разграбление, при котором погибло множество фамильных архивов вместе с хранившимися в них документами.

Вид, который город приобрел после этого акта правосудия, должен был быть ужасен, но Рим уже давно привык к подобным разрушениям. Граждане того времени постоянно ходили среди развалин и почти каждый день видели, как их количество растет. Варварское разрушение домов было совершенно обычным делом. Средневековые города находились в состоянии постоянной революции, и как только народ где-нибудь поднимал восстание, он тут же разрушал дома врагов. Когда один род воевал с другим, разрушались дворцы побежденной стороны; когда государственная власть изгоняла виновных, их жилища подвергались разорению; когда инквизиция находила в каком-нибудь доме еретика, этот дом по распоряжению государственной власти сравнивался с землей, а если войско овладевало неприятельским городом, оно разрушало стены, а то и обращало в развалины и сам город.

Вместе с гибелью своих башен погибли и владевшие ими дворянские роды, поскольку многие магнаты искупили свою вину изгнанием, конфискацией имений и смертью от руки палача. Зато в городе и в Кампаньи теперь царили спокойствие и безопасность. Бранкалеоне управлял, внушая и страх и любовь, но недолго. Он заболел лихорадкой во время осады Корнето, города, имевшего важное значение как хлебный рынок и отказавшего ему в присяге на подданство. Сенатор велел перевезти себя в Рим и умер в Капитолии в расцвете сил в 1258 году. Единогласное суждение современников прославило Бранкалеоне д’Андало как непреклонного борца со всякой несправедливостью, строгого защитника закона и народа.

бранкалеонеСейчас воспоминания о Бранкалеоне совершенно исчезли в Риме, где ему нет ни одного памятника и не посвящена ни одна надпись. Сохранились только его монеты. На одной их стороне находится изображение идущего льва и имя Бранкалеоне, а на другой — богиня Рома на троне с шаром и пальмовой ветвью в руках и надпись «Рим — глава мира». Таким образом имя сенатора впервые появилось на римских монетах, и они не содержали обычного для того времени изображения Святого Петра или его имени.

Воспользовавшись смертью Бранкалеоне, папа попытался восстановить в Риме власть Святого Престола. Он отправил в город послов и запретил выбирать нового сенатора без своего согласия. Однако римляне лишь посмеялись над этим запретом. Умирая, Бранкалеоне посоветовал им выбрать своим преемником его собственного дядю, и сенатором был назначен Кастеллано дельи Андало. По примеру своего племянника он так же обезопасил свое положение заложниками, но смог продержаться на посту лишь до весны 1259 года. Подкупленная аристократами чернь восстала, и Кастеллано был брошен в тюрьму. Под влиянием папы снова были выбраны два местных сенатора — Наполеон Орсини и Рихард Анибальди. Но, несмотря на то, что гвельфская партия опять вошла в силу, эти двое сохранили независимость Капитолия.

урбан IV
Урбан IV

25 мая 1261 года Александр IV умер в Витербо. Несколько месяцев кардиналы колебались и только 29 августа ими был избран папой случайно оказавшийся на коллегии иерусалимский патриарх Иаков Панталеон, сын сапожника из Труа. 4 сентября 1261 года здесь же, в Витербо, он принял посвящение под именем Урбана IV. Этот папа не поехал в Рим и никогда не вступал в Латеран. Более того, занятие Святого Престола французом увело папство с национального пути и отдало его в руки французской монархии.

Рим продолжали сотрясать межпартийные распри. Вскоре после смерти Александра гвельфы выбрали в пожизненные сенаторы Ричарда Корнваллийского, коронованного римского короля, гибеллины же провозгласили сенатором Манфреда Сицилийского. Впервые римляне передавали власть чужому королю, поскольку чувствовали себя слишком слабыми для противостояния папе. Урбан IV, в свою очередь, постарался устранить обоих претендентов и прекратить партийную борьбу. В конце концов ему удалось добиться спокойствия в городе, и народ передал полномочия по выбору сенатора доверенным людям.

С подачи папы должность досталась Карлу Анжуйскому, младшему брату французского короля Людовика IX. Помимо того, Урбан тут же предложил Карлу сицилийскую корону. Людовик не соглашался на завоевание Сицилии своим братом, поскольку это нарушало чужие права, но папа сумел убедить короля, что обладание Сицилией откроет дорогу на Восток. Избрание Карла сенатором состоялось в августе 1263 года и не вызвало удовольствия у римского народа.

Нахождение в руках одного человека власти и над Сицилией и над Римом ставило папу в затруднительное положение и поэтому Урбан подготовил для Карла договор, по которому последний принимал сенаторскую должность на пять лет и отказывался от нее, если в течение этого времени овладевал Сицилией. И в любом случае Карл должен был позаботиться о том, чтобы господство над Римом снова перешло к Святому престолу. Папским предписанием легату приказывалось прервать переговоры и уехать в случае отказа Карла от торжественного признания и охраны прав церкви как обязанности сенатора.

Манфред много раз пытался вступить в переговоры с Урбаном и теперь с беспокойством наблюдал, как вызванный папой противник приобретал прочное положение в Риме. Наконец он решил идти на Рим, предполагая нанести удар по Церковной области из Марок, Тосканы и Кампаньи, где он сам стоял лагерем на Лирисе. Однако остававшаяся надежда договориться с папой ослабила решительность Манфреда, и он остановился, как только римская Кампанья отказала его войскам в пропуске, после чего вернулся в Апулию.

Несмотря на то, что Рим все это время находился во власти гвельфов, положение Урбана IV становилось все затруднительнее. Его казна была пуста, а войско собиралось с трудом. 2 октября 1264 года он умер, находясь в Перуджии, так не разу и не побывав в Риме за время своего понтификата. Его политика была лишена успеха, а правление — величия.

климент IV
Климент IV

После смерти Урбана кардиналы с трудом пришли к соглашению. Патриотически настроенная их часть еще желала примириться с Манфредом и предотвратить провансальское нашествие на Италию, но верх взяла гвельфско-французская партия, и выбор пал на подданного Карла Анжуйского. 22 февраля 1265 года в соборе Перуджии в папский сан под именем Климента IV был посвящен кардинал Гвидо Ле-Гро Фулькоди де Сент Жиль.

Новый папа подтвердил призыв Карла и приказал своему легату ускорить заключение договора. Из-за нехватки денег для похода на Сицилию Климент обложил сборами всю Европу, а жена Карла даже была вынуждена заложить свои драгоценности. Искатели приключений пришивали кресты на одежду, а жадные до земель французские рыцари были готовы участвовать в походе, который сулил им приобретение городов и графств в прекраснейшей стране.

Карл Анжуйский отправил большую часть своего войска пробиваться через Северную Италию, а сам в апреле 1265 года сел в Марселе на суда. Поднявшаяся буря прибила его к берегу у Порто-Пизана всего с тремя кораблями, но она же отнесла прочь флот Манфреда. Эта удача позволила Карлу добраться до Остии и выбраться на сушу, где его не ожидал неприятель. Услышав о прибытии графа Анжуйского, представители знатнейших родов гвельфского Рима тотчас отправились ему навстречу, после чего проводили Карла к собору Святого Павла. Суда же по расчищенному Тибру поднялся отставший провансальский флот и потянулись толпы римлян, чтобы посмотреть на избранного ими сенатора.

23 мая Карл, в сопровождении 1000 пеших рыцарей, вступил в Рим через ворота Святого Павла и был встречен торжественной процессией духовенства, граждан и дворянства. После обычной для монарших особ остановки во дворце Святого Петра Карл занял помещение в Латеране, удивив Климента своей дерзкой невежливостью. Сохранилось письмо папы по этому поводу: «Ты самовольно позволил себе то, чего никогда не позволял себе ни один христианский король. Вопреки всякой благопристойности, твоя свита по твоему приказанию заняла Латеранский дворец. Ты должен знать, что мне совсем неприятно, когда городской сенатор, как бы высока и почтенна ни была его личность, поселяется в папском дворце. Я желаю предупредить возможные в будущем злоупотребления. Верховенство церкви не должно нарушаться никем, а всего меньше тобой, кого мы призвали для ее возвышения. Ты не должен этого толковать в дурную сторону. Приищи себе помещение где-нибудь в другом месте города; в нем есть довольно обширных дворцов. Впрочем, не говори, что мы тебя неприличным образом выгнали из своих дворцов, напротив, мы заботились о твоем собственном приличии». Карл ушел из Латерана и занял помещение во дворце четырех королей на Целии.

Карл Анжуйский

28 июня произошло пожалование Карлу в ленное владение Сицилии. Климент попытался навязать ему королевство на таких стеснительных условиях, что графу доставалась лишь роль временного управителя на срок договора. Однако после тяжелых переговоров Карл вытребовал более благоприятные для себя статьи и получил (при условии полного освобождения духовенства от уплаты налогов) все нераздельное Сицилийское королевство в качестве церковного лена, наследственного в его роде, за что должен был платить ежегодную дань в 8000 унций золота и вернуть данные ему взаймы деньги. При этом он еще раз дал клятву передать свою власть в Риме в руки папы сразу после того, как им будет завоевана Апулия.

С этого времени Карл стал смотреть на себя как на короля Сицилии. Уже с июля он стал издавать королевские указы, а 14 октября 1265 года для увековечения памяти своего сенаторства в Риме и для блага великого города повелел основать университет. Однако теперь ему предстояло в действительности завоевать королевство, приобретенное на пергаменте.

Манфред в это время находился в Фоджии. Отсюда 24 мая он послал римлянам замечательный манифест, в котором будто подводил итог своей жизни. В манифесте говорилось, что как потомок славных императоров, владевших миром, он, Манфред, имел бы право домогаться даже императорской короны, но себялюбивая церковь начала с ним войну в его собственной земле, а когда она была там побеждена, то призвала на императорский трон графа Ричарда и короля Кастилии. По могуществу и богатству он превосходит всех других государей, так как владычествует почти над всей Италией, над морем до Туниса и Сардинии и над наибольшей частью Романьи, но несмотря на это папа призвал против него графа Прованского. Алчная церковь старается помешать ему восстановить империю, хотя она и отрицает это, подобно вдове, которая явно оплакивает смерть своего мужа, а втайне радуется тому, что получила его наследство.

Далее Манфред говорил римлянам, что церковь стремится к тому, чтобы ей самой завладеть империей, и преследует потомство Фридриха, чтобы окончательно получить господство над всеми королями и землями, право на которое она выводит из несуществующего дара Константина. Он упрекал римлян в том, что они своим малодушием потакают таким притязаниям, поскольку именно им принадлежит право на избрание и коронование императора. Сам он хотел бы получить императорскую корону от них, хотя бы мог сделать это и против воли сената, подобно Юлию Цезарю или своему прадеду Фридриху.

Манфред решил идти в римскую область. Рассчитывая выманить Карла из Рима и затем уничтожить его, он намеревался двигаться из Абруццких гор на Тиволи. В июле он дошел до Целле (теперь Карсоли), заранее приказав своему наместнику в Тусции графу Гвидо Новелло так же идти со всем войском на Рим. Оба противника впервые вступили в бой в горах возле Тиволи, но попытка проникнуть в город окончилась неудачей, и все ограничилось незначительными стычками.

Как всегда не обошлось без измены. Многие бароны Сицилийского королевства тайно вступили в переговоры с Карлом. В Европе шла пропаганда крестового похода против Манфреда. Народы, привыкшие слышать проповедь против одного и того же немецкого рода, без размышления внимали призывам Климента IV вставать под знамя Карла а главное — давать деньги, за что им будет прощено всякое прегрешение. Как и во времена Фридриха II, по Италии рассеялись толпы нищенствующих монахов, проповедовавших ненависть против существующего правительства, побуждавших к измене и наполнявших душу народа суеверным страхом.

манфред
Манфред

Манфред, хорошо знавший, какую нужду в деньгах терпели Карл в Риме, а Климент в Перуджии, не сомневался, что это обстоятельство приведет к крушению их плана. Редко такое большое предприятие велось с такими жалкими средствами. Расходы на завоевание Сицилии были в буквальном смысле слова выпрошены, как милостыня, или заняты у ростовщиков. Церковная десятина первого года была израсходована на снаряжение войск, Франция больше не хотела давать денег, и папа считал предприятие погибшим.

Карл попытался сделать заем у римских купцов, но они потребовали в залог римское церковное имущество, и Климент IV скрепя сердце согласился на выдачу залогового обязательства. Ростовщики Южной Франции, Италии и Рима воспользовались «Сицилийским гешефтом», чтобы обобрать и папу и графа. Климент никогда не переживал более страшных дней, чем те, когда политические предприятия церкви принудили его снизойти до «мелких забот», которые должны были бы остаться навсегда чуждыми христианскому пастырю.

В июне сухопутное войско Карла в количестве 30 000 человек перешло Альпы. Оно практически не встретило сопротивления; более того, по пути к ним присоединялись изгнанные из северных городов гвельфы. Таким образом итальянцы того времени из-за взаимной партийной ненависти впустили в свою страну чужеземного завоевателя и проложили сюда путь французам в последующие столетия. Манфред увидел себя обманутым в своих ожиданиях — его власть над столькими городами вплоть до реки По оказалась призраком, а вскоре выяснилось, что и его владычество над Апулией стоило не больше. В октябре он предпринял безрезультатную экспедицию в Марки, после чего решившил ограничиться одной обороной.

Карл, требовавший своего коронования королем Сицилии, чтобы так приобрести себе формальное право, просил папу, чтобы тот лично короновал его в Риме. Гордость римлян, говорил он, будет оскорблена, если это действие совершится где-нибудь вне Рима. Однако Климент IV медлил. Властное выступление Карла в качестве сенатора, его денежные затруднения, ужасы, совершавшиеся на пути провансальской армией, — все это создало между ними очень натянутые отношения. В конце концов, буллой от 29 декабря папа назначил день коронования, но совершение его он поручил своим пяти кардиналам-заместителям.

Коронование прошло 6 января 1266 года в соборе Святого Петра, что было отступлением от правила — до сих пор на том месте, где Карл Великий принял корону империи, короновались только императоры и папы. С этого момента надежда Манфреда привлечь папу на свою сторону исчезла навсегда. Узнав о короновании Карла, он послал к папе послов с протестом и требованием удержать вооруженного им разбойника от нападения на его королевство. Ответ Климента был жесток: «Манфред должен знать, что время пощады миновало. На все есть свое время, но не все возможно во всякое время. Сильный в оружии уже выходит из дверей; секира лежит уже у корня дерева». Вскоре в Рим вступило провансальское войско.

Полное отсутствие денег заставило Карла немедленно двинуть оставшееся без жалования войско против Манфреда, чтобы дать ему возможность насытиться в богатой вражеской стране. Французы выступили из Рима по Латинской дороге уже 20 января. К ним присоединилось множество итальянских гвельфов и изменников из числа римлян.

Преждевременная весна высушила дороги и облегчила Карлу путь. Первые же его успехи устрашили Кампанью, и города, зачастую благодаря измене, начали сдаваться один за другим. К 25 февраля войска Карла дошли до Беневента, где их встретил Манфред. Серьезное сопротивление французам оказали лишь немцы и сарацины, погибшие уже в первые часы битвы. Понимая, что перевес не на их стороне, итальянцы предпочли спастись бегством. Сам же Манфред, видя кругом измену, предпочел смерть в бою. Долгая война между церковью и империей завершилась на тесном поле при участии небольшого войска.

манфред
Смерть Манфреда в битве при Беневенте

Цель, к которой столько лет стремились папы, была достигнута — на троне Сицилии сидел новый правитель, а господство немцев в Италии и их вековое влияние на эту страну и на папство было уничтожено. Немецкая империя более не существовала, а род Гогенштауфенов был истреблен. Падение Манфреда стало поражением гибеллинов по всей Италии, большинство городов которой признало Карла своим защитником. Теперь папа, стремившийся вернуть себе господство над Римом, потребовал от Карла соблюдения договора, т.е. сложения полномочий сенатора, на что последний пошел с крайней неохотой.

Далее: Средневековье. 1266 — 1280. Достижение мира между церковью и империей
Назад: Средневековье. 1241 — 1254. Иннокентий IV

Чтобы подписаться на статьи, введите свой email:

0
Авторизация
*
*
Регистрация
*
*
*
Генерация пароля